Смягчить, но ужесточить

Ушли времена шумных дискуссий на судебные темы. А утверждали десять лет назад: изжила, мол, себя традиционная судебная система, нужен другой суд — присяжных. Это обеспечит настоящее правосудие и все такое прочее. Время доказало, что те, кто проявили твердость, не поддались конъюнктуре, оказались правы. Безусловно, у суда присяжных есть свои положительные стороны. Но российская, например, практика доказывает и огромное несовершенство судопроизводства, где действующими лицами являются не профессионалы, а привлеченные со стороны. Поддавшись эмоциям, эти люди способны освободить от ответственности виновного либо, наоборот, проявить твердость там, где требуется основанная на законе гуманность...

Белорусская судебная система избежала соблазнов расшаркивания перед общественным мнением начала 90–х годов, создав в итоге уважаемую и солидную ветвь государственной власти. В судах сегодня работают сотни авторитетных, обладающих необходимым жизненным опытом и юридической компетенцией, специалистов. Граждане уверенно обращаются в суд как в инстанцию, способную защитить их имущественные и иные права. Об этом, кстати, говорит редакционная почта: практически не встречаются жалобы на судебные решения, а ведь ветераны отдела писем помнят, как подобного рода документы ежедневно ложились на редакционные столы...

Обо всем этом наш корреспондент беседует с Председателем Верховного Суда Валентином СУКАЛО.

— Валентин Олегович, как вы оцениваете работу судебной системы страны в минувшем году?

— Скажу прямо: в целом система судов общей юрисдикции выполнила стоящие перед ней задачи, несмотря на значительный рост объема уголовного и гражданского правосудия. К примеру, число граждан, обратившихся за разрешением своих имущественных или других гражданских споров, превысило 190 тысяч, причем 97,5% из них получили удовлетворение и защиту своих требований. Это свидетельствует как о доступности правосудия и доверии к нему населения, так и об эффективности оказываемой правовой помощи.

Среди позитивных тенденций я бы выделил некоторое улучшение оперативности и качества правосудия, разумное упрощение необязательных формальных судебных процедур и переход на принципиально новое уголовное и гражданское судопроизводство, внедрение гибких форм правосудия в зависимости от сложности рассматриваемых дел.

Прошлый год был годом практической адаптации наших судей к последним масштабным изменениям в уголовном законодательстве 2003 года. Напомню, что они были направлены на оптимизацию мер уголовной ответственности. Жизнь и практика подтвердили правильность этих изменений. Новые санкции многих статей Уголовного кодекса стали более разумными, взвешенными и справедливыми, приближенными к структуре преступности и криминогенной ситуации в стране.

Соответствуют мировым направлениям в развитии уголовного права и общие тенденции нашей уголовной политики: снижение репрессивности за незначительные и менее тяжкие преступления и, наоборот, усиление и ужесточение мер уголовной ответственности за тяжкие и особо тяжкие преступления.

В прошлом году лишение свободы в общей структуре наказаний в нашей стране составило уже 27% (два года назад этот показатель превышал 37%), возросло количество экономических и других альтернативных санкций. В результате за один год значительно упростилась ситуация в местах лишения свободы. В настоящее время количество содержащихся в исправительных учреждениях соответствует лимиту наполняемости и колеблется в пределах 33 тысяч. Поэтому меня просто возмущают высказывания некоторых политиков о каких–то запредельных цифрах количества заключенных в нашей стране.

Можно отметить и неплохой показатель возмещения ущерба, причиненного преступлениями, который составляет 62%. Да и в целом криминогенная ситуация, динамика и структура преступности остаются стабильными и контролируемыми. Тяжкие и особо тяжкие преступления не превышают 14%, а абсолютное большинство преступлений, свыше 70%, — преступления против собственности.

— То есть можно сказать, что в прошлом году удалось изжить болезненные проблемы правосудия?

— Нет, еще рано говорить об отсутствии серьезных недостатков, упущений, да и ошибок в судебной системе. Именно им и были посвящены наши итоговые совещания. Мы не говорили о сделанном, мы говорили о том, что нам не удается и что предстоит сделать.

Наиболее серьезным недостатком, по моему мнению, продолжает оставаться медлительность наших судов, неумение работать оперативно и динамично. Особое возмущение граждан вызывают частые случаи отложений или срывов судебных процессов.

В основном именно за это в прошедшем году привлечено к дисциплинарной ответственности 70, а к материальной — свыше 300 судей. Тем не менее пока срыв судебного заседания продолжает оставаться привычным и обыденным явлением. Во многом это происходит и по вине людей, которые вызов в суд не всегда расценивают как государственную обязанность.

Возможно, некоторые мои коллеги упрекнут меня в излишней резкости, но нас не удовлетворяет реальное качество правосудия. Здесь есть неиспользованные резервы. Далеко не все сделано в поиске наиболее эффективных мер уголовного воздействия, разумного сочетания суровости и справедливости. Нас беспокоят и культура судопроизводства, отношение к людям, факты судейского бюрократизма, казенности, черствости и, наконец, просто хамства. Все это недопустимо для людей такой публичной профессии, какой является должность судьи.

В общем, абсолютной удовлетворенности от деятельности наших судов у меня нет. Сейчас мы ввели в наших судах (включая Верховный Суд) телефоны доверия, книги замечаний и предложений и будем благодарны нашим гражданам за предложения, направленные на повышение эффективности деятельности судов общей юрисдикции. Разумеется, для жалоб на конкретные судебные решения и приговоры законом предусмотрен строгий и специальный порядок их обжалования.

— На ваш взгляд, какие дела, рассмотренные в Верховном Суде в прошлом году, были наиболее резонансными?

— Мы принципиально никогда не используем такие термины, как «громкие» или «резонансные» дела. Эти штампы — изобретение журналистов.

Любое дело для судьи по–своему сложно, ответственно и требует предельной концентрации и ответственности. Ведь 11 случаев необоснованного осуждения граждан в прошлом году допущено как раз по уголовным делам о повторном мелком хищении, уклонении от уплаты алиментов или превентивного надзора, которые никак нельзя назвать сложными. Может быть, эта кажущаяся простота и играет плохую шутку с некоторыми судьями.

Отдельные дела действительно вызывают повышенный интерес, но он характерен больше для журналистов из–за известности фамилий обвиняемых. Причем этот интерес проявляется только в первый и последний день судебного процесса. Я считаю, что рассмотренные в прошлом году в Верховном Суде дела в большинстве не вызывали повышенного общественного интереса. Другое дело, что к подсудности Верховного Суда отнесены уголовные дела по обвинению высших должностных лиц государства или членов Правительства...

— Изменился ли численный и возрастной состав судейского корпуса? Что можно сказать о молодых кадрах? По–прежнему ли женщины составляют большинство судей в Беларуси?

— Нет, несмотря на возрастание объема правосудия и увеличение среднемесячной нагрузки на одного судью, численный состав наших судей не изменился. Проблему перегруженности отдельных судов мы решаем сейчас вместе с Министерством юстиции.

Возрастной состав имеет тенденцию к омоложению, и средний возраст наших судей сегодня составляет 36 лет. Кстати, есть немало предложений о повышении минимального возраста для наших судей с 25 до 30 лет. Новым Кодексом о судоустройстве и статусе судей, принятым Парламентом в первом чтении, устанавливается и предельный возраст для судей — 65 лет. На мой взгляд, это оптимальный возрастной предел для представителей очень сложной и публичной профессии, где есть обязательные требования и к состоянию здоровья. Однако, как правило, наши судьи не дорабатывают до этого возраста в связи с огромными непрерывными психологическими перегрузками.

Что касается женщин, то здесь наблюдается тенденция к увеличению. И сегодня в нашем судебном корпусе они составляют около 50%. Увеличивается количество женщин и среди руководителей судов. Среди технического персонала судов женщины составляют 90%.

Есть целые категории судебных дел, где женщины–судьи просто незаменимы, но есть и сложные, тяжкие уголовные дела, где предпочтение отдается мужчинам–судьям. Подобная специализация существует, она вполне понятна. С точки зрения судейской этики и психологического контакта в судебном процессе целесообразно, чтобы уголовные дела в отношении женщин рассматривали судьи–женщины.

В целом, думаю, дальнейшая феминизация судейского корпуса должна иметь свои разумные пределы.

— Довольны ли судьи оплатой своего труда? Как обстоит дело с другими условиями их работы? Остались ли еще здания судов, которые находятся в плачевном состоянии?

— Уровень материального и финансового обеспечения наших судей сегодня является достаточно высоким, и мы не слышим в последнее время претензий на этот счет. В целом он соответствует высокому статусу должности судьи.

Что касается других условий работы, то здесь не все так благополучно. Более трети зданий наших судов расположены не в типовых, а в приспособленных помещениях, где невозможно соблюдать все правила судопроизводства, его ритуальность и торжественность. К сожалению, есть у нас даже аварийные здания.

Правда, в последнее время появилась заметная тенденция к улучшению размещения судов. Последний пример — ввод в действие Дворца правосудия в Минске. В столице строится здание еще одного суда — Московского района, в новое здание переедет суд Центрального района. Строятся новые здания в Ошмянах и Славгороде. Конечно, нам бы хотелось ускорить эти процессы, но мы реально понимаем все сложности государства.

— Как удалось добиться «исчезновения» такой категории преступников, как особо опасные рецидивисты? Расформируется ли теперь глубокская колония особого режима?

— У нас не было задачи искусственного уменьшения количества осужденных, отбывающих наказание в исправительной колонии особого режима. Значительное сокращение их числа явилось следствием внесения изменений в статью 43 Уголовного кодекса, определяющую понятие особо опасного рецидива.

Наличие в действиях лица особо опасного рецидива преступлений влечет ряд серьезных правовых последствий при его осуждении. Во–первых, назначаемое такому лицу наказание не может быть менее половины максимального срока наиболее строгого вида наказания, предусмотренного законом за совершенное преступление. Во–вторых, само понятие «исправительная колония особого режима» говорит о максимальной строгости условий отбывания наказания. В–третьих, лица, допустившие особо опасный рецидив, как правило, не подлежат амнистии.

Такие меры уголовно–правового воздействия необходимы только в отношении преступников, которые систематически, несмотря на привлечение к уголовной ответственности и осуждение, продолжают совершать наиболее опасные, тяжкие и особо тяжкие преступления.

Анализ практики применения нового Уголовного кодекса на первоначальном этапе показал, что в отношении большинства преступников, поступавших для отбывания наказания в колонию особого режима, применения подобных мер не требовалось ни в силу характера совершенных преступлений, ни в силу сведений об их личности. С учетом этого Верховным Судом и были инициированы изменения в Уголовный кодекс в этой части.

Сейчас особо опасным рецидивом преступлений признается, если лицо, которое не менее двух раз было осуждено к лишению свободы за особо тяжкие преступления, вновь совершает тяжкое или особо тяжкое преступление.

Можно с уверенностью сказать, что в колонии особого режима содержатся действительно те лица, которые объективно представляют особую опасность для общества.

Как использовать освободившиеся в исправительной колонии N 17 площади, будет решать Министерство внутренних дел, в ведении которого она находится. По информации данного ведомства, в настоящее время это исправительное учреждение обеспечивает отбывание наказания не только 17 особо опасных рецидивистов, там отдельно содержатся осужденные к аресту (около 500 человек). Кроме того, часть площадей колонии перепрофилирована для отбывания наказания в виде лишения свободы в условиях строгого режима содержания.

— Ваше отношение к смертной казни: что гуманнее — расстрел или пожизненное заключение? Пожизненно осужденные в Жодино так и говорят: «Лучше бы меня расстреляли...»

— Позвольте ответить вопросом на вопрос: гуманнее для кого? И что вы имеете в виду, говоря о гуманизме? Разве расстрелять серийного убийцу — это не гуманный акт по отношению к обществу?

Что касается осужденных к пожизненному заключению, которые якобы мечтают о расстреле, то думаю, что они лукавят. Мне пришлось председательствовать на процессе в отношении бывшего полицейского–карателя в возрасте 78 лет. И он в последнем слове просил назначить ему, как он выразился, «пожизненную каторгу». Все–таки осужденный, которому сохранена жизнь, живет какой–то надеждой. Тем более что его освобождение при условии соблюдения ряда требований может быть реальным после отбытия 20–летнего срока. Альтернативы смертной казни международное уголовное право просто не знает.

Что касается дальнейшего ее применения в нашей стране, то, несомненно, она является временной. Об этом прямо сказано в Конституции, а значит, она будет отменена. Как скоро? Это могут решить только Парламент и Глава государства путем изменения национального законодательства. Никакие судебные органы, включая Конституционный Суд, решать эту проблему не вправе.

Что касается мнения судей о смертной казни, то здесь наблюдается такой же разброс, как и в нашем обществе. Но судьи являются исполнителями Закона, и, пока смертная казнь предусмотрена национальным законодательством, она будет назначаться судьями. Правда, получая для рассмотрения уголовное дело, по которому теоретически может быть назначена смертная казнь, каждый судья вправе отказаться от его рассмотрения. Такие случаи имеются, они понятны и никем не осуждаются.

— Следственные изоляторы по–прежнему переполнены. Нет ли здесь «вины» судей?

— Вы задали очень острый вопрос. Решив проблему перенасыщенности исправительных учреждений, пока не удается снять напряжение в следственных изоляторах.

Объясняется это несколькими причинами.

Во–первых, следователи и прокуроры считают наиболее эффективной такую меру пресечения, как содержание под стражей. На их взгляд, это облегчает и упрощает процесс собирания доказательств, а также их закрепления. Однако следует учитывать, что каждому пятому обвиняемому, содержащемуся в следственном изоляторе, впоследствии судьи назначают наказания, не связанные с лишением свободы.

Наиболее радикальное решение этой проблемы я вижу в передаче судам права санкционирования досудебного ареста. Наши коллеги из Российской Федерации уже пошли по этому пути. Сразу сократилось количество лиц, содержащихся в следственных изоляторах, на 40 процентов.

Во–вторых, перенасыщенность следственных изоляторов объясняется и отсутствием в стране арестных домов. В результате осуждения к краткосрочному аресту (до 6 месяцев) он отбывается в следственном изоляторе.

Конечно, во всем этом есть и прямая вина некоторых работников судебной системы. Чем больше затягивается рассмотрение дела или оформление необходимых документов для уже осужденных лиц, тем дольше нахождение обвиняемых в следственных изоляторах.

Нельзя не отметить, что в следственных изоляторах гораздо более жесткий режим содержания, обвиняемые не занимаются общественно полезным трудом.

Знаю, что руководство МВД тоже озабочено этой ситуацией и занимается ее разрешением.

— Какой орган рассматривает случаи нарушений судейской этики? Были ли такие случаи в минувшем году?

— Я уже отмечал, что за различные проступки в прошлом году привлечено к дисциплинарной ответственности около 70 судей, и 5 из них — дважды.

Разумеется, что для судей должен быть установлен особенный порядок наказаний, исключающий «расправу» за вынесенные решения и обеспечивающий судейский иммунитет и неприкосновенность. Поэтому правом возбуждения дисциплинарных дел наделены только председатели областных и Минского городского судов, начальники управлений юстиции, министр юстиции и Председатель Верховного Суда.

Рассматривают эти дела и выносят наказания областные квалификационные коллегии судей. Они состоят из числа наиболее уважаемых, авторитетных судей и избираются на областных конференциях судей. Это своеобразный суд старейшин.

Такая же коллегия есть и при Верховном Суде, она является как бы последней инстанцией, куда можно обжаловать решение областных коллегий.

Порядок возбуждения дел, их рассмотрения, виды наказаний не являются произвольными и строго регламентированы специальным нормативным актом.

Новый кодекс о судоустройстве и статусе судей в этом отношении несколько ограничивает права квалификационных коллегий и расширяет полномочия руководителей судов. Делается это для того, чтобы полностью исключить тенденции судейской профессиональной корпоративности в дисциплинарной практике.

— Не пришло ли время отменить норму о «пожизненной возможности» искать в судах защиты чести и достоинства? Не странно ли, что такое преступление, как унижение чести и достоинства, наравне с геноцидом или международным терроризмом не имеет срока давности?

— Достоинство личности, честь и доброе имя — это те нравственные категории, которыми каждый человек наделен от рождения. Они очень трудно поддаются материальному измерению. Однако от того, насколько эти категории уважаемы в обществе, во многом зависит состояние нравственного здоровья нации в целом. Поэтому законодательство Республики Беларусь предоставляет гражданам широкие возможности для осуществления гарантированного Конституцией права на их судебную защиту.

Статьями 188 и 189 Уголовного кодекса предусмотрена ответственность за клевету и оскорбление как самые очевидные и грубые формы ущемления чести и достоинства человека. Причем повышенная ответственность установлена за эти действия, если они имели место в публичном выступлении, печатном или публично демонстрируемом произведении либо в средствах массовой информации, и, кроме того, за клевету, соединенную с обвинением в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления. Особыми нормами в уголовном законе установлена ответственность за клевету в отношении Президента Республики Беларусь, его оскорбление, а также оскорбление представителя власти. Все перечисленные преступные действия имеют свой срок давности в соответствии с правилами, установленными уголовным законом. Так, например, по преступлениям, предусмотренным ст.ст. 188 — 189 Уголовного кодекса, он составляет 2 года со дня совершения преступных действий.

В то же время в соответствии со статьей 153 нашего Гражданского кодекса любой гражданин вправе требовать по суду опровержения порочащих его честь, достоинство или деловую репутацию сведений. В использовании этого права человек действительно не ограничен какими–либо сроками для обращения в суд, и это надо признать совершенно правильным, поскольку для восстановления доброго имени человека, защиты его чести и достоинства действительно не должно быть никаких сроков давности.