Если телефонный разговор заканчивается фразой «Ну давай!», хочется чисто по-русски распрощаться в ответ: «Сколько?» Как бы сколько...
В плацкартном вагоне поезда Минск—Гомель царила обстановка, в общем-то, типичная для составов такого недальнего следования. Люди, обосновавшись на своих местах и убедившись еще раз в том, что места свои, начинали укладывать поклажу, разворачивать на столиках нехитрые ссобойки, робко знакомиться с соседями. Поезд набирал ход, в вагоне понемногу утихал многоголосый, с признаками явного деревенского акцента гомон. Более того, под стук колес ко многим пожилым пассажирам планово подкатила дрема. И тут раздался звонок. Нет, никто, собственно, не удивился этой нежелательной, хоть и музыкальной, трели. Но лучше бы, конечно, мобильная мелодия не удивила вагонное сообщество тогда, когда оно проснулось. А так… Оказалось, что сама беспардонная трель была лишь прелюдией к главному действу.
Вдруг из полусонного, качающегося на рельсовых стыках вагонного царства решительно выплыла молодая цыганка и изящным движением руки распахнула красненькую «раскладушку»-мобилу – это отсюда исходила так не удивившая пассажиров мелодичная трель.
О чем только не говорило довольное собой и подвернувшейся возможностью продемонстрировать свой недешевый аппарат дитя кочевого народа! Точнее, их было двое, только вторая находилась неизвестно где: самолюбивая цыганочка для полноты ощущений включила громкую связь. Так что весь вагон, можно сказать, был внезапно вовлечен в страстный диалог. Правда, никто ничего не понимал, так как разговор шел на чистом цыганском. Одни не понимали с плохо скрываемым неудовольствием, потому что про себя зло ругались за прерванный покой, другие не понимали с сожалением – очень уж хотелось знать подробности, которые, судя по всему, никак не вмещались в тридцатиминутный разговор. Она, конечно, могла бы уложиться и в пять минут, и в две, но боковым зрением женщина откровенно любовалась собой, своими и своей соплеменницы словесными рассказами, своей «раскладушкой», наконец. А может быть, именно в ней, красненькой изящной штуковине, и была самая главная причина, из-за которой целый вагон людей более получаса не слышал ничего, кроме сочной цыганской речи.
Наконец темы иссякли, с обеих сторон на громкой связи пришло-таки время прощаться. После характерного цыганского восклицательного знака пассажирка вдруг на чистом русском поставила точку в разговоре: «Ну давай!» И, дождавшись ответного: «Давай!», щелкнула своей «раскладушкой»…
«Ну давай!», вместо привычно наших «До свидания!», «Всего доброго!» или чисто американского и не менее симпатичного «Увидимся!», сегодня звучит из всех, почти без исключения, мобильников моих соотечественников. Откуда пришла эта странная манера прощаться? Какими рамками приличия продиктован подобный словарный дресскод?
Уж не знаю, переводится ли на цыганский еще одно не менее «стильное» выраженьице «как бы», но, думаю, и оно в изумленном вагоне звучало не менее миллиона раз…
Мода на «как бы» вроде постепенно проходит, уступая место на языковом «подиуме» иным очень липучим словам. Вы же их знаете! Например, неплохое, в общем-то, слово «достаточно». Но в каких сочетаниях его сейчас употребляют! Хорошим тоном стали выражения: «достаточно плохо», «достаточно некрасиво». Улавливаете дань моде? Если плохо, то почему достаточно? Налицо несовместимость положительного и отрицательного начал. Но словечко прижилось, в том числе и у чиновников.
Кстати, о чиновниках. Вот ничто человеческое им не чуждо! Ладно уж, стерпелись, свыклись мы с вопиющей косноязычностью отдельных из них, с их обязательными «средствами» и «решениями вопросов», так новая беда. Как бы (извините, но это какбыканье здесь уместно) это поточнее выразиться? Понимаете, когда иной чиновник эффективно и стильно, наподобие той цыганке в качающемся вагоне, заканчивает свой телефонный разговор привычным «Ну давай!..», то на том конце провода, по логике вещей, собеседник на прощание должен так же модно и в дань времени уточнить: «А сколько?» Но раз деловые разговоры не ведутся в переполненных вагонах и тем более по громкой связи, смею предположить, что этими, ставшими уже ритуальными, словами такой диалог не заканчивается. Не хватает на «десерт» суммы…
Конечно, вся эта мода на словарный дресскод попадает нам из России. В том числе и мода на «десерт» в деловом разговоре чиновников, где суммы такие, что нашим и не снились. По крайней мере, тамошняя тусовка и деловая элита первой опробует все эти стильные словечки и приемчики. Вот бы на них натаскать наших пограничников и таможенников, чтобы дальше границы эта мода не распространялась.
Впрочем, кое-что из российского словарного запаса я бы даже настойчиво порекомендовал у нас внедрить. Вы слышали что-нибудь про город Мегион в Ханты-Мансийском автономном округе? Именно туда, оказывается, стоит поехать некоторым белорусским чиновникам за служебным словарным дресскодом. Мэр Мегиона запретил сотрудникам администрации произносить около 30 выражений. Не знаю, как насчет почти крылатых уже выражений «как бы» и «ну давай!», но среди запретных числятся: «нет денег», «рабочий день окончен», «что делать?», «я не буду», «у нас обед», «я этим не занимаюсь». И далее в таком же духе. Есть в этом запретном списке и сложноподчиненные предложения: «Довожу до вашего сведения, что с отсутствием финансирования у нас сложилась крайне тяжелая обстановка».
Ума не приложу, о чем и на каком языке теперь будут говорить с посетителями и электоратом мегионские бюрократы, да и не только они! И с помощью каких-таких слов они теперь красноречиво и театрально разводят руками, отказывая в очередной просьбе? Впрочем, список запретных выражений не закрыт, потому что изощренная наша фантазия выводит на «подиум» все новые и новые прилипалы-слова. Как бы слова, как бы мысли…
