“Космический” мастер о Звездном городке, Олеге Новицком и хлебе в таблетках
Переступая порог мастерской народного художника Беларуси Ивана Миско, немного волнуюсь. Еще бы! Здесь побывало столько известных космонавтов — Петр Климук, Владимир Коваленок, Герман Титов, Георгий Береговой... Будто попадаешь на другую планету. В мастерской действительно чувствуешь себя в какой-то невесомости. Кругом скульптурные эскизы, наброски, рисунки... “Космонавты” смотрят на тебя с полок, выглядывают из-за угла, прячутся за коробками на полу. “Неземная” обстановка. Сам автор “космический”. Миско привык к тому, что иначе его сегодня и не называют. А разве можно по-другому? Ведь покорителей звездных просторов мастер лепит уже более сорока лет. Как началось это страстное увлечение? Правда ли, что океан из космоса выглядит как бурлящий вулкан? На что похож “космический” хлеб? И какой вопрос скульптор подготовил для белорусского космонавта Олега Новицкого, который сейчас на орбите? Об этом и многом другом известный советский и белорусский скульптор рассказал специально для читателей “НГ”.
Творчество... на печке
— Иван Акимович, понятно, что мальчик из небольшой деревни Чемеры на Слонимщине о своем будущем “космическом” творчестве и подумать не мог. А о чем вы мечтали в детстве?
— Как тогда можно было о таком мечтать? Я родился на хуторе, о космосе не думал. Но уже тогда меня мучил вопрос, как всходит солнце. А еще мне с детства очень хотелось рисовать. Но прежде чем узнать, что такое карандаш, освоил... угольки. Когда родители уходили на работу или уезжали в город, я залезал в большую печь, доставал угли и этими же углями разрисовывал печь. Рисовал пейзажи, какие-то портреты и все ждал, когда же меня отец или мать, взяв ремень, отлупят. Но так и не дождался. Они просто закрашивали печь, а я снова рисовал. А соседи, видя “печное” творчество, спрашивали: “А хто гэта намаляваў?” — “Ды гэта Ванька наш”, — отвечали родители. — “О, то, можа, будзе мастаком”.
— Соседи и напророчили?..
— Можно сказать и так. Нравилось мне рисовать. Особенно акварелью. Жаль только, что в деревне не было ни студии, ни учителя, который мог бы показать, как и что рисовать. Но тем не менее в художественное училище поступил. Правда, вскоре оттуда меня забрали в армию. Служил в Забайкалье — десять дней езды от дома! Но я очень благодарен судьбе, что так произошло.
— И лепить вы начали в армии? Как это произошло?
— А кто его знает... Жизнь заставила. Вот приходит командир: “Рядовой Миско, надо вылепить барельеф Ленина”. И лепил. Учился сам. В армии разрешили заочно учиться в Москве в студии имени Крупской. Отслужив, снова вернулся в художественное училище, потом поступил на работу в Государственный художественный музей — это было в год его открытия, в 1957-м. Параллельно окончил Белорусский театральный художественный институт.
Хлеб в таблетках
— В течение нескольких десятилетий вы по несколько недель проводили в Звездном. Сами этой космической жизни вкусили? Может, из тюбиков ели или на космических “аттракционах” катались?
— Помню, как-то попросил Климука: “Петр Ильич, если можно, пусть меня на этой центрифуге покатают”. И так меня покатали, что я еще несколько дней ходил как пьяный. Координация была нарушена. О полетах мне можно было не мечтать. Ел и пищу их, угощали. Очень ароматная и вкусная. Например, хлеб — это таблеточка размером с наш валидол, только черная. И жевать не надо. Очень удобно.
Звонок из космоса
— Наведываетесь в Звездный сейчас? Когда были последний раз?
— Да в этом году. Перед полетом Геннадия Падалки. У него тогда дублером был наш третий космонавт Олег Новицкий, тот самый, что отправился недавно в космос со своей командой. К слову, с Олегом у нас очень хорошие отношения сложились. Лепил его несколько раз, дома бывал, Олег ко мне в мастерскую приходил. Помню, как только я вернулся из Звездного, позвонил Коваленок, чтобы встретиться и наградить меня по случаю 80-летия медалью имени Гагарина. И спрашивает: “Ты только вернулся из Звездного. Третьего белорусского космонавта вылепил?” — “Вылепил!” — “И здорово сделал. Хорошая смена выросла!”
— Ждете Олега, чтобы сделать его портрет снова, уже после путешествия в космос?
— Очень жду. Олег еще обещал прийти на мою персональную выставку, которая планируется в апреле, и оставить автограф на двери мастерской. До полета не захотел — космонавты народ суеверный. А еще пообещал, что обязательно сделает из космоса звонок ко мне в мастерскую. Жду этого звонка.
— Так вы боитесь и выходить отсюда?
— Боюсь (улыбается). А вдруг пропущу?!
— Вы общались с Олегом перед полетом. Как он был настроен?
— Он так мечтал об этом. Не раз признавался в разговоре: “Как же хочется познать космос! Посмотреть, какого цвета Земля. И с этой огромной космической высоты, может, увидеть дом, где я родился”. Очень хочется попасть после возвращения Олега на первую в его жизни послеполетную пресс-конференцию, услышать о первой невесомости, первой посадке, первых шагах... Это ведь самые живые эмоции.
— И попади вы на эту пресс-конференцию, какой бы вопрос задали Олегу?
— А я его уже задал, когда Олег приезжал к матери перед полетом. “Гагарин, когда сел в космический корабль, сказал “Поехали!”. А что ты, — спросил я Олега, — скажешь в космическом корабле?” На что Олег мне тогда ответил: “Не знаю. Я скажу позже. Думаю”. Вот приедет, тогда скажет.
Космонавт Миско?!
— Наверняка космонавты много рассказывали вам о своих полетах, о космосе. А что они говорили о Земле? Какая она?
— Я задал такой же вопрос кубинскому космонавту Тамайо Мендесу и румынскому космонавту Думитру Прунариу: “Ну какая же она, наша Земля?” Рассказывали: границ никаких нет. Трудно определить, где Беларусь, где Молдова, где Венгрия. Но очень много воды. И вода бурлящая, словно лава вулкана.
— Было желание самому полететь? Или хотя бы работы свои отправить в космос?
— Насчет моего полета... Как сказал один космонавт, слишком уж почетна смерть в космосе. Нужно быть очень подготовленным человеком. Были идеи отправить какие-нибудь работы в космос. Но в Звездном мне сказали: “Или топливо отправляем, или твою медаль Гагарина”. Там роль играет каждый грамм.
— Как относитесь к тому, что вас называют “космическим” скульптором и едва ли не космонавтом?
— Был у меня случай. Приехал в Ливан на международный симпозиум скульпторов. Языка английского не знаю, пытаюсь объяснить журналистам: “Я из Бе-ла-ру-си”. “О, Russia, Russia!” — подхватывают они. Для них Беларусь и Россия — это одно и то же. “Моя тема — космос”, — говорю дальше. И на следующий день в ливанских газетах написали: “Русский космонавт, дважды Герой Советского Союза, лепит скульптуру, посвященную космосу”. А лепил я земной шар, на котором была нарисована карта Ливана. Так в газетах еще и шутка вышла: “Ливан — страна маленькая. Но она видна из космоса”. Я стал необычайно популярным!
Живой экспонат музея-мастерской
— Иван Акимович, вы так много видели, столько слышали от космонавтов. Книгу не думали написать?
— Я веду дневник. С дня первого полета человека в космос. Очень много материала уже собрал. Когда это все будет напечатано, не знаю. Есть материалы секретные, и пока о них даже говорить нельзя.
— С многими космонавтами вы хорошо сдружились, как с Петром Климуком и Владимиром Коваленком. Общаетесь с ними сейчас?
— Климуку и Коваленку уже по семьдесят лет. Стар космос. А ведь я был свидетелем всех их полетов. Все космонавты, когда бывают в Беларуси, обязательно приходят ко мне в мастерскую. Для них это место, которое нельзя не посетить.
— К слову, смотришь на вашу мастерскую и думаешь: настоящий музей. Так ведь оно и есть?
— Действительно, уже несколько месяцев это место официально называется мастерская-музей Ивана Миско. И я его первый и единственный сотрудник. И экспонат, можно сказать (улыбается). Все работы я подарил городу. Не хочу, чтобы они разошлись по разным странам. Как сказали космонавты, поступил благородно.
— И в свои восемьдесят вы каждый день в работе. Откуда черпаете силы?
— Главное что? Чтобы руки всегда были в глине и чтобы глина в руках не сохла. С ней надо работать, за ней надо ухаживать, как за женщиной. Не будешь ухаживать — глина высохнет, а женщина уйдет к другому. Я предан семье, космосу и своей работе!
