Актер Русского театра Руслан Чернецкий засветился практически во всех актуальных проектах последнего времени на телевидении, в кино и театре. Руслан виртуозно кружил по паркету в шоу Первого канала «Звездные танцы», заставлял биться чаще женские сердца в скандальной антрепризе «Ladies Night. Ночь для женщин», воплотил сложный образ Метека в остросюжетной драме Виталия Дудина «Кадет». А недавно сыграл премьеру и в родном Русском театре. За всем этим стоят не только очевидный талант, харизма Чернецкого и удачное стечение обстоятельств, но и его потрясающая работоспособность.
— Руслан, каким вам сейчас вспоминается проект «Звездные танцы»? Все–таки такой длинный марафон. Как вы совмещали его с театром?
— Несмотря на то что тогда я репетировал роль в «Беге», совмещалось все довольно неплохо. Но марафон действительно был серьезный. И сложность была не в том, что каждый понедельник проходила запись программы, а в том, что к понедельнику нужно было сделать новый танец. Нельзя было расслабиться ни на минуту. Моя партнерша — профессиональная танцовщица Екатерина Попова из очень титулованной пары. Они каждые выходные с партнером уезжали куда–то на международные турниры. Так что мы тренировались в невероятном темпе. Нужно было концентрироваться, чтобы все удержать в голове и все сделать правильно. Каждый танец ставился за считанные дни. Это был настоящий спорт со своими нюансами и техникой. После первого же танца мы стали кандидатами на вылет. Целую неделю я находился в подвешенном состоянии: проголосуют за нас, не проголосуют? Это кошмар был просто. Ближе к финалу мы снова попали в номинацию вместе с Кириллом Клишевичем и Светой Пашкевич. Как бы мы хорошо ни танцевали, Кирилл Клишевич — это же «Тяни–Толкай», поклонников у них априори больше. Ну кто меня знает? И, конечно, sms посылали за него в невероятном количестве. Мы уже были готовы покинуть проект, но совершенно неожиданно вопреки правилам, сделав исключение, нас оставили в финале. В общем, это был период мобилизации физической и духовной.
— На ваш взгляд, современный актер должен уметь совмещать участие в реалити–шоу, театр, съемки в рекламе?
— Он обязан это совмещать. Это часть профессии.
— Мне кажется, театральные «старики» критически отнеслись бы к такому предложению.
— Нет, ни в коем случае. Все наши актеры совмещают и кино, и театр, и свои моноспектакли, и другие проекты. Если этого не делать, будет просто сложно прожить. Не такие уж большие зарплаты у актеров. Так что приходится крутиться.
— Можно ли сказать, что Борис Луценко ваш «крестный отец» в профессии?
— В какой–то степени, конечно. Он дал мне возможность заниматься профессией. Взял в театр, дал роли. «Эдип» — по–моему, уже четвертый спектакль, где мне предложена главная роль. У нас с ним какой–то хороший контакт. Борис Иванович, как и многие режиссеры, специфический человек. Первое время в чем–то мне было сложно с ним, но потом я понял, чего от меня хотят, и сразу все наладилось.
— Какая из ролей стоила вам наибольших душевных сил?
— Эдип, конечно. Он несет такую глобальную нагрузку... Я все время чувствую ответственность. Чтобы донести информацию, заложенную в спектакле, требуются особые затраты. Я не помню, чтобы настолько морально и психологически уставал после спектакля. Хотя он совершенно неподвижный, статичный. Все–таки — Малая сцена, особо не попрыгаешь. Но все равно каждый раз чувствую себя полностью измотанным. Но это приятная усталость.
Я уверен, что с помощью трагедий надо будить в людях чувствительность, бороться с черствостью. Не важно, модный это жанр или нет. Хорошо прийти в театр и посмеяться, но нельзя, выходя из него, ни о чем не думать.
— А вы сразу согласились участвовать в комедийном проекте Ladies Night?
— Да. Даже не задумывался. Во–первых, потому что это предложила Валентина Еренькова. Валентину Григорьевну я очень люблю и уважаю. С продюсером Евгением Ершовым я тогда не был знаком. Во–вторых, не в моих правилах отказываться от каких–либо ролей и от работы.
— Вы прогнозировали успех?
— Нет. Честно. Когда мы играли премьеру, я просто поражался зрительской реакции. Мы не ожидали, что так бурно будут реагировать. И в какой–то степени это приносит профессиональное удовлетворение. Конечно, поначалу была тень смущения: все–таки предстояло раздеться, да еще перед полным концертным залом «Минск», но потом в процессе репетиций все сомнения как–то сами собой испарились.
— Вы даже гастролируете с этой постановкой. Есть разница, как принимают в Минске и в регионах?
— Есть. В столице лучше принимают. Мы и выезжали–то только два раза в Борисов и Могилев. В Могилеве неплохо принимали, а в Борисове как–то странно. Не то чтобы настороженно, но по–другому.
— Вам тяжело подчиняться режиссеру? Один день он вас видит в роли, а завтра — уже нет.
— Значит, это моя вина. И это мои проблемы, а не режиссера. Это я должен понять, чего он хочет. Я твердо убежден, что любой постановщик или драматург всегда глубже погружен в свой материал, нежели актер. Ведь он уже работал над ним определенный период, прежде чем пригласить меня в проект. Не важно, молодой это режиссер или уже опытный. Свою часть души в материал он уже вложил. И у него есть своя четкая линия, план. И я должен понять, как в него вписаться.
— После фильма «Кадет» у вас продолжается роман с кино?
— Да. Летом я снова снялся у Виталия Дудина, в новом фильме. Рабочее название было «Прикосновение». Снимались вместе с Вероникой Пляшкевич в главных ролях.
— Это тот самый проект о молодом специалисте, который по распределению приезжает в деревню?
— Вероника — молодой специалист, а я специалист уже постарше (улыбается). Снялся в небольшой роли в фильме Ивана Павлова «Все, что нам нужно». Сейчас работаю в московском проекте «Навигатор». Потрясающий сценарий, и кинороль в этом проекте у меня большая. Так что роман с кино продолжается, и надеюсь, что он не закончится. Лично для меня актерская профессия состоит из двух составляющих — кино и театра.
— Избитый вопрос, но все же вам кого интересно играть — злодеев или героев?
— Смотря что несет в себе персонаж. Конечно, бывают такие злодеи, выписанные в сценариях, что в них нет никакой капли человечности. Но я всегда считаю, что у каждого злодея своя правда. Почему–то он стал злодеем? Значит, так он был воспитан, так его калечила судьба.
— Если бы у вас появилась возможность поставить что–нибудь самому, какой материал взяли бы?
— Когда мы работали над спектаклем «Мачеха», я прочитал у Оноре де Бальзака еще одну пьесу — «Школа супружества». Она мне очень понравилась. Я бы с удовольствием ставил Островского. Мне близок его смех сквозь слезы. В каждой пьесе, какую ни возьми, есть актуальные мысли. Если бы была возможность снимать кино, то снимал бы историческое. Я люблю историю, серьезно изучаю Киевскую Русь VIII — IX веков. Очень темная эпоха, очень много документов утеряно, мало материала.
История, на мой взгляд, самая субъективная наука из всех. Субъективнее, чем философия. В философии не обязательно считать, что все обстоит именно таким образом, каким нам преподносят. А в истории, начиная со школы, нам историю преподают как данность: вот именно так все и было. А на самом деле, скорее всего, далеко не так.
Мне хочется докопаться до истины, но она постоянно ускользает. Это подзадоривает. Очень люблю Льва Гумилева, Константина Пензева. В данный момент изучаю их произведения. Их много. Все не прочел, но к этому иду. Они в своих произведениях ссылаются на кого–то, по этим ссылкам нахожу авторов, которые составляют оппозицию Пензеву и Гумилеву. Из этой разницы пытаешься вычленить безэмоциональное зерно, какие–то факты. И все время сомневаешься вместе с ними...
— А потом все свои сомнения привносите в профессию.
— Естественно. И я в себе всегда сомневаюсь. Сомнение — это вообще очень хороший двигатель в любой творческой профессии.
