Владимира Хазанова чаще всего знают как педагога — многие годы он преподавал в минской музыкальной школе № 10 имени Евгения Глебова, учил детей игре на скрипке, заведовал струнным отделением. А вот то, что музыкант сам изготавливает инструменты, известно уже гораздо более узкому кругу людей. Хотя скрипки, каждая из которых, как древний клинок, получает собственное имя, звучат не только в Беларуси, давно уже разлетелись по миру.
В советские годы к Владимиру Семеновичу, бывало, стояла очередь. Сейчас заказчиков меньше, однако мастер не жалуется: ему хватает. Тем более что создание скрипки — процесс не менее длительный, чем рождение ребенка.
— Больше одной в год я не делаю, — признается Владимир Хазанов. — Однажды попробовал сделать два инструмента — скрипку и альт, и не понравилось: тяжело. И морально, и физически, потому что я практически все выполняю вручную. И потом, лак должен сохнуть как минимум три летних месяца... Знаю, что некоторые мастера делают и по 2 – 3 скрипки в год, и по 4. Но они прикладывают механическую работу, я этого не люблю.
Инструментов — купленных, сделанных на заказ, придуманных самостоятельно — у Владимира Семеновича великое множество. Одних только миниатюрных рубанков целая линейка — мал мала меньше! А вот ровной поверхности скрипичных дек мастер добивается, обстругивая их ножом, — когда–то, в самом начале пути, пробовал пользоваться напильником, но не пошло. А вот ножичком, говорит, получается идеально.
— Мой идеал специальности всегда был инженер–конструктор, — объясняет мастер. — Но благодаря тому, что у меня отец–скрипач и мама–пианистка, я пошел по музыкальной линии. О чем не жалею — если бы этого не было, то многого бы не случилось, в том числе и скрипичного мастерства. Но с детства меня тянуло что–то сконструировать.
С детского возраста и началась его история: заболевший Володя лежал в кровати и слушал, как отец играет. Попросил принести ему ножик и кусочек дерева: так появилась его первая скрипка. Конечно, она не звучала, это была, как мы бы сказали, модель. Но именно с нее все и пошло. Годы учебы, семья, дети — вся жизненная и житейская карусель, конечно, отвлекала от воплощения мечты. Но сперва молодой музыкант попробовал ремонтировать чужие инструменты, потом взялся и за изготовление собственных. Многое подсказал ему ленинградский мастер Иван Кривов, однако до большей части секретов мастерства пришлось доходить самому: в отличие от Италии, где городок Кремона уже несколько столетий является мировым центром скрипичного производства, ни в СССР, ни на постсоветском пространстве школ для мастеров как не было, так и нет. Если кто и появляется на этом поле — то талант–самоучка, в процессе открывающий собственные америки.
— Поскольку я скрипач, мне было легче понять специфику инструмента, — считает Владимир Хазанов. — Хотя большинство скрипичных мастеров сами не играют. Тот же Страдивари ведь прославился не как выдающийся музыкант, а именно как создатель инструментов: да, он не играл, зато у него было видение, слышание тембра! Его гений был в том, что, выстукивая дерево, он уже знал, какой из него получится инструмент.
И мне наглядно демонстрируют, как мастера простукивают–прослушивают кленовые и еловые дощечки — и правда, звук серьезно разнится. К слову о дереве: известно, что для изготовления музыкальных инструментов материал нужен особый. Яблонька, спиленная на даче, не подойдет. Да и вообще, в Беларуси, увы, практически нет древесины, подходящей для скрипок.
Внутри каждого инструмента — фирменная этикетка с именем мастера и именем скрипки. Кстати, называть скрипки женскими именами — личная традиция мастера:
— Раньше я сам давал имена — жены, мамы, дочки... Теперь делаю по–другому. Если заказчик мужчина, спрашиваю, какое он хочет имя: скрипку могут назвать в честь матери, например, или сестры. Девушки нередко дают инструменту собственное имя. А вот пара альтов, которые я сделал, имена получила мужские. Но альты мне менее интересны, чем скрипки. У альта и струны другие, и настройки, и сам он побольше, и своя специфика звучания — очень отличающаяся. Скрипку сделать сложнее...
ovsepyan@sb.by
