Сказке — бой!

Некоторые молодые люди уже и не знают, что считалось некогда настоящей валютой. Не евро и не доллары. И даже не универсальная водка, за которую нанимались и погреб починить, и крышу залатать, и поспешествовать прохождению диссертации по химии. Настоящей валютой — истинным богатством! — были спички, мыло, сахар и соль. Этой валютой дорожили, ее конвертировали и даже передавали по наследству. Человек, обладающий мешком сахара, чувствовал себя умным и социально защищенным.

Примитивная валюта тонко реагировала на все плазменные колебания земной коры. В начале 60–х, скажем, мало кто в Центральночерноземной области понимал, что происходит на Кубе — по радио день и ночь пели сестры Федоровы! — но в брянской и псковской глубинке люди мешками закупали соль и хозяйственное мыло. Невероятным своим опытом и коллективным чутьем догадываясь, что вот–вот может грянуть война. И даже куда менее глобальные события вроде товарищеского освобождения от должности Никиты Сергеевича Хрущева вызывали немедленный покупательский пароксизм. Соль, сахар и мыло сметались народным ураганом.

Почему?

Потому что, несмотря на кажущуюся монолитность строя, в глубине души очень разные люди очень сомневались в перспективах т.н. завтрашнего дня.

Поэтому неугасаемый народный интерес к «валюте» является безотказным барометром общественных настроений. Уверяю вас, что все хитроумные методики социологического Института Гэллапа — ничто по сравнению с означенным вектором массового движения по закупке поваренной соли типа «Экстра».

Сегодня в магазинах Центральной России наблюдается определенное безумие, которое, может быть, и непонятно зарубежным экспертам, но нам оно ясно. И объяснимо. Итак, народ центнерами метет соль, а некоторые уже участливо интересуются и ценами на сахар. На очереди — можно к гадалке не ходить — спички и мыло. Но почему? Ведь сегодня не 90–й год, никаких дефицитов нет в помине, витрины ломятся от ширпотреба — были бы только деньги, почему же ажиотаж? Некоторые пытливые аналитики предлагают простые ответы. Мол, массы переполошились, что в ответ на газовые интриги Украина перестанет поставлять соль. Но это, конечно, полная глупость. Украина что, сама будет есть свою соль с галушками? В ходу также версия, что всероссийскую соляную эпопею спровоцировал некий хитроумный коммерсант. Только и этот сюжет кажется мне не очень убедительным. Панику можно вызвать в одном отдельно взятом сельпо, окрестные над этим лишь посмеются.

Представляется, что дело в другом.

В том, что любой слух, даже касательный немедленного светопреставления, вызовет в стране, где до сих пор обожают Кашпировского, эффект таежного пожара. Огонь, даже в безветрие, сам по себе несется от дерева к дереву — и дальше. Скорее всего, соляной ажиотаж стал возможным вследствие изумительной ментальной черты, которая позволяет внушить массам любую небылицу. Ведь нельзя забывать, что массы получили великолепный тренаж. Кто бы еще сравнительно недавно поверил, что в стране повального равноправия могут в одночасье появиться индивиды, единолично владеющие нефтяными полями, заводами, яхтами и турбовинтовыми самолетами. Убеди после этого кого–нибудь в том, что социальная справедливость — есть незыблемая основа новой, капиталистической демократии!

А когда этому же всемогущему человеку прилюдно ломают руки, заковывают в наручники и этапом загоняют в Забайкалье — разве это не удар по сказке? Которую красочно и правдоподобно породил Леня Голубков, а похоронил М.Ходорковский. Что остается людям? В массе своей мыслить в исконной и практической манере: это, мол, наверху шумят ветки, а внизу–то — вековая тишина. А в этой тишине возможно все, что угодно. В том числе и парадоксы.

Вроде такого: дунет легкий ветерок и богатые витрины исчезнут в неизвестном направлении. Поскольку так было чересчур часто.

А значит — даешь соль и спички!

И шепчут люди: «Запасливый лучше богатого...»

Эта старая мудрость побеждала в истории самые продвинутые доктрины, имевшие большое хождение как при развитом социализме, так и среди нынешнего капитализма. Вот в этом, пожалуй, и ответ на загадку большого соляного переполоха, который у одних вызывает снисходительную улыбку, у других — угрюмое размышление о нравах.

Но для нас, в Минске, эта история интересна и тем, что когда пару раз в стране возникали подобные «дефициты», то они тут же уничтожались в зародыше. Вспомним «табачные» проблемы, затем «шампанский» дефицит, еще кое–что. Да вот хотя бы последняя, бесславно закончившаяся для базарных воротил история с повышением цен на овощи. До ажиотажа и паники в последнее время дело не доходило ни разу. Раздавалась отрезвляющая команда, принимались «исчерпывающие меры», в том числе и «кадровые», — цены успокаивались. Конечно, такой стиль очень легко критиковать, дело это необременительное, многие публицисты сделали себе имя на критике «внеэкономического стиля».

Но что позитивнее: видеть, как начальство превращается в статистов и бессильно наблюдает за впавшими в экстаз метущими соль и крупы покупательскими толпами, либо пребывать в твердой уверенности, что у нас искусственный ажиотаж завершится еще в эмбриональном состоянии? Лучше всего спросить об этом у простых белорусов.