Парадоксально, но Елена Цокаленко не собирается открывать свой собственный бутик и развивать массовое производство платьев. Хотя в мире белорусской моды брэнд Lena Tsokalenko считается одним из самых востребованных. А работает дизайнер с самым шикарным и непослушным материалом — шелком. На прошедшей в начале месяца Belorussian Fashion Week ее коллекция снискала больше всего комплиментов и аплодисментов. Но создательница стильного гардероба весенне–летнего сезона 2011 года даже не вышла на подиум, а лишь выглянула из–за кулис и быстро скрылась. Говорят, она сторонится публичной жизни. И тем не менее мне удалось встретиться с загадочным модельером в ее мастерской в центре Минска.
...Елена проводила меня на маленькую кухоньку с пятиметровым потолком. Ничего себе контраст, подумал я, усаживаясь на старинный диван, обитый простой, но стильной по фактуре льняной тканью.
Лена предложила кофе в изящных чашечках. Стол украшали стеклянная ваза с цветами и глиняная миска с фруктами. Живой натюрморт Хруцкого.
— Среди предметов быта, интерьера я предпочитаю вещи с историей, биографией, — как бы ненароком подчеркнула дизайнер.
— А одежду какую предпочитаете?
— Интерьер и одежда очень взаимосвязаны. У человека, следящего за собой и своим жилищем, все будет подобрано со вкусом и в одном стиле. У моих коллекций тоже есть момент узнавания: как правило, это одежда без лоска. В ней нет ощущения новизны и глянца.
— Чем вдохновляетесь в работе?
— Я люблю моду начала прошлого века. Покупаю альбомы и журналы на эту тему, смотрю старые фильмы — оттуда черпаю идеи. На мой взгляд, одежда не должна быть идеальной. Потому что нет идеальных людей. А шью я в основном из шелковых тканей: они пластичные, подвижные, «текут» по телу, обрамляя его, подчеркивают особенности фигуры и одновременно скрывают ее недостатки.
— Для кого вы шьете?
— У меня есть известные клиентки: телеведущие, певицы. В основном это люди, которые занимаются творческой работой, не работники офисов.
— Такое явление, как белорусская мода, существует?
— Мода не имеет национальности. Хотя существуют страны — законодатели модных тенденций. Но это явно не Беларусь и не Россия. Моду диктуют Париж, Милан, Лондон, Нью–Йорк, Токио.
— Почему до сих пор не возник «белорусский стиль»?
— Очень часто все, что создавалось предыдущими поколениями, шло на свалку, ломалось. Например, дом, в котором мы сейчас беседуем, построен сто лет назад. Он прекрасен, но его уже собираются сносить. На его месте построят очередной небоскреб в стиле хайтек. А в Италии, как мне кажется, люди по–другому ко всему относятся. Там культура наслаивается, а у нас одно сменяется другим. Что касается законодателей моды, то Франция всегда определяла канон стиля — и в одежде, и в архитектуре.
— В Милан, Париж на модные показы ездите?
— Нет. Но в Италии, Франции бывала. И, к слову, если уж туда попадаю, то магазин одежды — последнее, куда заглядываю. В первую очередь смотрю города, набираюсь впечатлений от их неповторимых силуэтов. Это потом помогает в работе.
— Почему в числе городов — законодателей моды вы не упомянули Москву?
— Потому что Москва не законодатель, а потребитель. Многие производители люксовых брэндов смотрят в сторону России, потому что это огромный рынок. Но россияне не создали собственного стиля в одежде.
— Тем не менее вы сделали себе имя в Москве на Russian Fashion Week. Значит, этот город все–таки играет какую–то роль в формировании белорусской моды?
— Я езжу на Russian Fashion Week просто потому, что нужно куда–то ездить, чтобы не вариться в собственном соку. Чтобы рождались новые идеи, чтобы расти, нужно смотреть то, что делают другие люди. Чем больше впечатлений от мира, тем больше внутренних сил, тем легче делать коллекцию.
— А с чего начинался ваш московский путь?
— В 2002 году я оказалась на конкурсе высокой моды в Калининграде и получила там Гран–при, после чего меня пригласили в Москву на Russian Fashion Week. Все это произошло благодаря знакомству в Калининграде с питерским дизайнером Олегом Бирюковым. Он за меня поручился в Москве. Там, однако, ничего сразу не произошло: пришлось совершить несколько вояжей, прежде чем у меня появилось имя и признание. А ведь надо ехать каждый раз с новой коллекцией. Пошить коллекцию, между прочим, — это большой труд: в среднем нужно создать 15 оригинальных платьев. Придумать образы, найти ткани, сделать лекала.
— Где в Минске находите хорошие ткани, фурнитуру?
— Фурнитуры в моих платьях нет. А если что–то вдруг нужно, то, конечно, сложно найти. Ездить по магазинам и искать какие–то пуговицы просто нет времени! Впрочем, когда я бываю в Москве, то тамошние дизайнеры жалуются, что и у них тоже нет хорошей фурнитуры.
— А где тогда есть?
— В Китае. Потому что там все производят: ткани, пуговицы, одежду. И если что–то надо, все сделают, и очень быстро.
— А наши ткани используете?
— У нас в стране богатые традиции по пошиву одежды, но не по изготовлению тканей.
— Многие критикуют первую Belorussian Fashion Week. Вы согласны с замечаниями?
— Неделя проходит не для того, чтобы народ развлечь, здесь главная задача — установить контакты между модельерами, байерами. Это не перформанс. На этот раз в Минске меня больше всего огорчил свет: мои модели на подиуме выглядели бледными, безжизненными. Хотя за сценой всех нарумянили, нанесли глянцевые тени на глаза. Мое шоу было построено на нюансах, но все поблекло в полутьме.
— Тем не менее ваш показ оценили как один из самых ярких. С кем из представителей фэшн–сообщества вы поддерживаете отношения?
— В основном с теми дизайнерами, с которыми познакомилась когда–то еще на конкурсе «Белая амфора» в Витебске. А вообще в Минске не такой уж большой круг дизайнеров. И не все друг друга знают. Чтобы теснее общаться, я считаю, такие мероприятия, как Belorussian Fashion Week, просто необходимы. Иначе модная индустрия в стране развиваться не сможет.
— А кто–нибудь из 70 байеров, о прибытии которых заявляли организаторы недели моды, к вам обращался?
— Я вообще там никого не видела. Ко м
не подходил только один итальянец, сообщил, что только вернулся с Парижской недели моды и считает, что моя коллекция могла бы вызвать интерес во Франции. А вообще, такого не бывает, даже в Москве, чтобы тебя обступили байеры и наперебой предлагали свои услуги. Если хочешь наладить контакты с магазином, путь один: берешь коллекцию и идешь к его владельцам.
— В Минске есть магазины, где продаются ваши вещи?
— Пока только одна «Арка» на улице Кропоткина. С владельцами салона я, кстати, познакомилась в Москве.
— А почему ваших платьев нет в ГУМе, ЦУМе?
— Мне это не нужно. В крупных магазинах продается принципиально другая одежда в отличие от той, которую я создаю. Мои вещи штучные. Их немного — в этом их ценность. Девушки не любят ходить в одинаковых платьях.
— А как вы делаете бизнес?
— Я не могу сказать, что занимаюсь бизнесом, я занимаюсь творчеством. Я художник.
— И все–таки вы хотели бы открыть свой бутик?
— Нет, конечно. Потому что делать вещи и продавать их — это разные профессии. Для того чтобы заниматься бизнесом, мозги должны быть устроены по–другому.
— Мне кажется, вы напрочь лишены амбиций.
— Не знаю... Просто многое, о чем я когда–то мечтала, исполнилось. Я ходила в студенческие годы в Центр моды на показы, мечтала стать художником и делать свои собственные коллекции и демонстрировать их на подиуме. Так и произошло.
