Он надеялся на чудо. Все 15 минут, пока до приезда «скорой» своими сильными руками массировал молчащее сердце лежащего перед ним ангелочка. Они — эти чудеса — случались в многолетней практике врача Несвижской центральной райбольницы Антона Ивановича Бусько, когда человеческую жизнь удавалось вырвать из безжалостных когтей костлявой. Но на этот раз чуда не произошло. Прибывшие по срочному вызову коллеги Антона Ивановича констатировали смерть четырехлетней Настеньки.
Страшный вечер
Незадолго до этого Ольга, соседка Антона Ивановича по дому, появилась на пороге его квартиры аккуратно причесанная, в опрятной цветастой кофточке, и глаза ее были удивительно спокойны.
— Доктор, что–то моей девочке плохо.
— Что ж, посмотрим.
Об этой яркой 27–летней женщине Антон Иванович знал всего ничего. Два года назад она вместе с дочкой Настенькой поселилась в квартире немногословного холостяка Валеры, на пятом этаже. Жили в так называемом гражданском браке. Валера работал лесорубом в местном лесничестве, Ольга была в декретном отпуске — недавно у них родился сын Максимка. Слыла она, как говорят, человеком в себе. Замкнутая, можно сказать, нелюдимая. Ни с кем из жильцов дома не поддерживала даже приятельских (не говоря уж о дружеских) отношений. Однако при встрече всегда вежливо здоровалась...
В небольшой чисто прибранной квартире было тихо, как в хмуром осеннем саду. Тишина казалась неприятной и какой–то зловещей.
Антон Иванович быстро прошел в зал, где на диване с голубой в желтые цветы подушкой лежала маленькая Настенька. Сел, наклонился над девочкой, и сердце тревожно екнуло. Бескровный вздернутый носик, синие, почти черные губки. Доктор откинул рубашечку. И на секунду замер в оцепенении. В своей жизни он повидал всякое. Но такое... Под тонкой сморщенной кожицей явственно просматривалась каждая косточка. А все изможденное крохотное тельце представляло собой сплошной багровый с желтушным оттенком кровоподтек. Тельце было еще теплым. Но опытный врач прекрасно понимал: это конец.
— «Скорую»! Срочно вызывайте «скорую»! — крикнул он стоявшей в дверном проеме Ольге, а сам попытался вернуть ребенка к жизни...
Обаятельная и привлекательная
Странная штука — природа. Если она чем–то вознаграждает в избытке, то что–то другое обязательно отнимает.
Природа дала Ольге красоту. Ту, которую называют жгучей. Статная фигура, пышные темные волосы, огромные, в пол–лица, глаза, тонкие, выразительно очерченные, будто вырезанные волшебным штихелем искусного гравера, губы. Такую, увидев даже в огромной толпе, сразу выхватывают взглядом. Особенно мужчины.
Трудно сказать, когда она поняла, что красива и очень привлекательна для представителей противоположного пола. Но, поняв это, стала использовать свою красоту и привлекательность настолько, насколько позволяли ее воображение и тот мир, в котором она вращалась и который, собственно, и формировал это воображение.
Она выросла в деревне, в семье, где, кроме нее, воспитывалось еще двое детей. Достатка особого не было, но и нищеты — тоже. После 9 классов — ПТУ, специальность «хозяйка усадьбы», отсутствие дела по профилю, кухонная рабочая в несвижском детсадике... Где бы она ни появлялась и что бы ни делала, мужики вились вокруг роем. Она с удовольствием принимала ухаживания. Ей нравились восторженные слова, конфеты, подарки, застолья в ее честь. И настал момент, когда она решила, что является неким средоточием того мира, в котором живет. Что все ее просьбы, капризы, причуды должны непременно исполняться. Тех, кто доставлял какие–либо удовольствия, она «приближала» к себе, используя как своеобразный «удобный материал» для удовлетворения своих пусть безыскусных, но ярко выраженных амбиций и прихотей. Остальных просто старалась не замечать либо, если они сильно «мешали», всячески отторгать. Она не заметила, как перешла рубикон. Капля за каплей испарялись из ее души элементарная самооценка, какое–либо внимание к окружающим, их заботам и проблемам. Душа сгорала и превращалась в серый пепел.
Наверное, где–то в потаенной глубине сознания она все–таки понимала, что что–то в ней не то и не так. Поэтому на работе, на людях была тише воды ниже травы, привлекала сдержанностью и вежливостью. Но в остальное время...
...Год она прожила в гражданском браке с разбитным несвижским симпатягой Сашей. Однако что это был за «брак», если Ольга с вызывающей регулярностью (через каждые пару–тройку недель) пропадала из дому на два–три дня, пускаясь в очередной разгул?! Но Саша все прощал. Он до умопомрачения любил эту красавицу с двойным дном, этого двуликого Януса в юбке. Мало того, когда у них родился сын Николай (имя изменено, чтобы не травмировать психику мальчика, только–только вступающего сейчас в подростковый возраст), едва ли не силой затащил в ЗАГС, чтобы официально зарегистрировать свои отношения. Думал: теперь уж одумается, остепенится. Как бы не так! Все шло по накатанной колее. И ничуть не изменилось даже с появлением на свет дочери Настеньки. Более того, когда девочке исполнилось два годика и они отмечали ее день рождения, Ольга ушла из дому, чтобы через несколько часов возвратиться с уже известным нам Валерой, заявив, что «переезжает к нему жить». Настеньку забрала с собой. Сына Николая ничтоже сумняшеся «великодушно» оставила отцу.
Саша был в шоке. Валера торжествовал. Их с Ольгой отношения (естественно, не только платонические) длились уже 4 года. И все это время он упрашивал ее бросить мужа и переехать к нему. Клятвенно обещал, что станет любить до гроба, а дети будут ему как родные, наивно полагая, что удастся создать крепкую дружную семью.
Безумие
Валерина наивность разлетелась вдребезги, как зеркало, упавшее на бетонный пол, уже через пару месяцев, когда Ольга на несколько дней «по привычке» ушла из дому. А потом пошло–поехало. Благоверная периодически отрывалась где–то на всю катушку, Валера сидел с Настенькой. И так же, как его предшественник, все прощал «роковой красавице». Потому что, как и он, безумно и бездумно ее любил.
А она ненавидела. Нет, не Валеру. Собственную дочь. Потому что та из–за своего возраста требовала внимания, а значит, мешала развлекаться в полную силу. Вместо того чтобы нормально покормить дочку, Ольга предпочитала смотреть телевизор. Не разрешала играть с соседскими детьми — лень было присматривать за ребячьими шалостями. По поводу и без орала на малышку. И за малейшую «провинность» била, била, била... За то, что та не вовремя сходила на горшок, за то, что испачкала белье, за то, что не там сидит, не то или не так говорит... Валера возмущался и заступался, всячески одергивая бесноватую мать. Начались скандалы. Ольга прекратила рукоприкладство в его присутствии. Била девочку, когда Валеры не было дома. Безжалостно. Зверски. Всем, что попадет под руку. Пластиковой ковровой выбивалкой, деревянной лопаткой, палкой... Девочка превратилась в анемичное, запуганное и затравленное существо, вздрагивающее при каждом громко сказанном слове матери.
Ненависть перехлестнула через край, когда Ольга родила Максимку. Она не осмеливалась оставить его одного и привычно предаться утехам «на стороне». Боялась Валериного гнева. И этот страх, порождавший животную злобу, стал роковым для маленькой Настеньки.
...Утром Ольга зашла в спальню и увидела дочь, стоявшую возле кроватки грудничка. Девочка смотрела на крохотного человечка, и ее худенькое осунувшееся от недоедания личико озаряла робкая улыбка. Эта улыбка привела мать в неистовое бешенство.
— Ты что здесь стоишь?! Кто тебе разрешил?!
Она пантерой прыгнула в кухню, схватила со стола скалку, которой только что раскатывала тесто, метнулась назад в спальню... Удары посыпались градом. По рукам, по ногам, по животу, по шее, по голове. Сначала девочка кричала, потом только плакала, через полчаса (!) непрерывного избиения — замолчала. Мать бросила ее в угол. Через три часа, как тряпичную куклу, перетащила на диван. Там ребенок пролежал больше суток. До тех пор, пока пришедший с работы Валера не забеспокоился и не послал Ольгу за доктором.
Прежде чем пойти к Антону Ивановичу, Ольга неторопливо убрала в квартире и долго прихорашивалась перед зеркалом...
***
Настеньку хоронил Валера. Саше — родному отцу — исполком выделил на траурные мероприятия 900.000 рублей. Но тот... После ухода Ольги он круто запил, потерял работу, опустился. Как говорится, все здесь ясно...
На следующий день после смерти сестры маленького Максимку увезли в больницу. Тяжелейшая инфекция. Почти три месяца за его жизнь боролись лучшие врачи сначала Несвижа, потом Солигорска и, наконец, Минска. Не спасли. Максимка умер.
Валера поседел от рухнувшего на него горя.
Ольгу за убийство дочери Минский областной суд приговорил к 20 годам лишения свободы.
Компетентно
Геннадий КЛЕЩЕНОК, заместитель председателя Минского областного суда:
— К сожалению, чудовищное преступление, о котором идет речь, не единственное из подобных, рассмотренных Минским областным судом в последнее время.
Жительница деревни Новоселье Минского района, 31–летняя Ольга Д. «за непослушание» зверски расправилась со своей трехлетней дочерью, нанеся ей более 100 ударов электрическим шнуром и кулаками. Била головой о стенку, о край ванны... От ужасных побоев девочка скончалась.
32–летний Евгений К. из деревни Селевцы Молодечненского района в отместку за то, что его якобы «плохо встретила» сожительница, выхватил из коляски их трехмесячного сына и ударил головой о стенку. Младенец умер на месте.
На всю страну прогремело дело Ольги C. из Узды, которая, родив ребенка, затолкала его в полиэтиленовый пакет и утопила в выгребной яме. Причем это был рецидив. За несколько лет до этого женщина бросила своего новорожденного сына в пригородном лесу. И лишь по чистой случайности малыш выжил.
Корни этих кощунственных, потрясающих своей дикостью и жестокостью преступлений, на мой взгляд, следует искать в начале 90–х годов прошлого века, когда на постсоветском пространстве началась разбалансировка человеческих ценностей. Сейчас этот негатив первых постсоветских лет дает о себе знать — в данном случае в преступлениях, стоящих за гранью общечеловеческой морали. Победить этот рудимент прошлого — дело не одного дня и даже не одного года.
Денис НИКОЛАЕВ.
Рисунок Олега КАРПОВИЧА.
