То лето выдалось непутевым. Прохладным и дождливым. Особенно обидно было, когда в середине недели устанавливалась наконец ясная, солнечная погода и все начинали строить планы на выходные дни, но уже в ночь на субботу небо затягивали тяжелые мрачные тучи, и вновь на несколько дней набегала безобразная для такой поры погода.
Первые дни осени словно решили все же вернуть людям хоть немножко утраченного тепла. Сентябрь стоял поистине золотым и светлым. Утром, отправляясь в очередной раз за грибами, Павел Андреевич отмечал про себя, что с отпуском ему повезло. Он, пятидесятилетний кардиохирург областной больницы, с тех пор как три года назад стал вдовцом, приезжал сюда постоянно весной или осенью. Бывало, разбивал отпуск и проводил по пару недель здесь в мае и сентябре. Очень уж пришлась ему по душе эта небольшая уютная дача, аккуратно примостившаяся среди маленького хуторского поселка. Принадлежала она его давнему приятелю еще по студенческим годам, а ныне достаточно крупному столичному бизнесмену Скворцову, человеку противоречивому, злому и доброму одновременно. При всем при этом – умеющему дружить и быть щедрым. Скворцов приехал на похороны жены Павла Андреевича, так как всегда очень тепло относился, а скорее всего, по-своему любил Лидию, женщину действительно красивую и умную. Тогда Скворцов и предложил Павлу Андреевичу взять в собственное владение его северную усадьбу.
— Ты знаешь, у меня два особняка – в пуще и на Нарочи, — сказал он другу. – Туда некогда ездить, а эта, в Тмутаракани, и вовсе сгниет скоро. Так что вселяйся.
Павел Андреевич не привык по жизни к таким щедрым подаркам и потому не торопился оформлять на себя чужую дачу, но ездить туда стал при первой возможности. Здесь дышалось легко, и не казалось таким тягостным, как в городе, его нынешнее одиночество.
Белых грибов было мало, зато подосиновики и подберезовики высыпали, как девицы на ярмарку. Иногда, приходя из леса, он обнаруживал на своей одежде клещей и тогда брезгливо давил эту гадость.
А вот рыба ловилась хуже. Правда, Павел Андреевич не был специалистом по этой части, но видел, что другие рыбаки были куда удачливее. Он же мог часами сидеть на мостике, уставившись на неподвижный поплавок. Занятие это было нескучным и неутомительным, ибо ему было о чем подумать и вспомнить…
Это верно, что карьера его могла сложиться и успешнее. В столичной клинике, куда его направили сразу после мединститута, ему довольно скоро доверили серьезные операции на сердце у малышей. О молодом и перспективном детском кардиохирурге Бересклеве стали появляться публикации в газетах и специальных журналах. На пике славы он и познакомился с Екатериной Савельевой, дочерью известного профессора, работавшей в аппарате Министерства здравоохранения. Через полгода поженились. Родители ее неплохо относились к Павлу, тем более что понимали: дочь их не лучший подарок для нормальной семейной жизни. Взбалмошная, самолюбивая Екатерина могла и к рюмке приложиться, и истерику из-за пустяка устроить. Может быть переживала, что из-за грехов молодости не могла иметь детей. Но Павла она действительно любила и не собиралась кому-то отдавать. Однако пришлось. Как-то Бересклева попросили выступить на семинаре для региональных специа-листов. Во втором ряду сидела молодая женщина, на которую он сразу обратил внимание. Смуглянка слушала так, будто каждое слово лектора пронизывало ее душу. Синие восхищенные глаза ни на миг не ушли в сторону, пока Бересклев продолжал общаться с аудиторией. Когда лекция закончилась, Павел Андреевич сам подошел к синеглазой смуглянке.
— Вы хотели задать мне вопрос, но промолчали. Верно? – спросил он смущенную барышню. – У вас будет такая возможность вечером. Приглашаю вас поужинать…
Роман детского кардиохирурга и молодого терапевта был бурным и ярким настолько, что скрывать его от жены Павел Андреевич и не собирался. Но было ясно, что оставаться на прежней работе и жить в столице ему больше не придется. Екатерина Савельева чинила скандал за скандалом. И тогда Бересклев уехал к Лидии в областной центр, где его с охотой приняли в лучшей клинике. Жили дружно. Даже неудачные попытки Лидии родить не могли помешать их теплым отношениям. Лечилась она старательно, но беда пришла с другой стороны. Невесть откуда взявшаяся болезнь крови скосила молодую женщину за полгода. Она тихо ушла из жизни в одной из австрийских клиник, куда отвез ее отчаявшийся Бересклев.
Больше года Павел Андреевич не мог прикоснуться к другой женщине, но глубокая рана мало-помалу затягивалась. Сам особой инициативы не проявлял, но иногда во время ночных дежурств уединялся в своем кабинете с теми из сестричек, кто давал понять, что им это не в тягость.
Так продолжалось несколько лет, пока не заметил, что душевное одиночество подступает все плотнее и манит навсегда смириться с его сомнительной тишиной и уютом. И Бересклев пытался вырваться из этого кольца! Но как? Нет таких батареек, которые зарядили бы и подвигли на чувство к другому человеку. Павел Андреевич даже стал задумываться о том, чтобы как-то возобновить отношения со своей первой супругой – Екатериной. После их развода она стала любовницей весьма перспективного чиновника из их ведомства. Но когда у того появилась реальная возможность стать заместителем министра, он оставил Екатерину. Сама же она в последнее время заметно изменилась. Перестала курить, почти не употребляла спиртного, но неожиданно ударилась в другие крайности: стала посещать церковь и вернулась к своим научным пристрастиям. До Бересклева тоже доходили слухи, что она готова была простить бывшему мужу его так трагически завершившийся роман с Лидией. Однако Павел Андреевич не торопил события и все еще верил, что новое романтическое приключение вполне возможно. И не зря…
С возрастом Бересклев стал лениться делать активную зарядку, но, как медик, хорошо знал целительную силу обычной ходьбы. И он двигался много, регулярно. Особенно в такие дни, когда был в отпуске. Вот и сейчас он мысленно наметил себе дистанцию длиной приблизительно в три километра. Предстояло пройти вдоль берега озера, перейти мостик, где оно выбегало в неширокую речушку, и, оказавшись на другом берегу, кольцом пройти огромное кукурузное поле. Три километра до обеда, три – после, итого – хорошая норма для здоровья в его возрасте. Так он ходил каждый день, если не отправлялся с утра в лес за грибами. В этом году, приехав сюда весной, он заметил, что одинокий хутор на другом берегу озера сильно изменился. Дом обновили, выкрасили, соорудили баню. Берег напротив хутора был крутой, но не поленились хозяева опустить к воде винтовую деревянную лестницу. Словом, кто-то основательно подготовился к сезону. Ну да ладно, какое дело до этого Бересклеву?..
Но вот однажды, той же осенью, сидя на мостике с удочкой, Павел Андреевич обратил внимание на то, как красиво рассекает воду обычная деревянная лодка. Присмотрелся. В ней сидела молодая женщина. Гребла она мягко, ритмично. Явный почерк профессионала. Кто эта незнакомка? Где-то через полчаса лодка вновь появилась и направилась к винтовой деревянной лестнице на том берегу.
Вечером, попивая свой вечерний чай в беседке, Павел Андреевич подозвал проходившего мимо соседа.
— Кто бы это мог быть, Мечиславович? – спросил он. – Ты же всегда все и обо всех знаешь.
Бересклев быстренько сходил за начатой бутылкой вина и плеснул багряной жидкости в стакан.
— Хороший кагор, — крякнул Мечиславович и поставил стакан рядом с еще не пустой бутылкой. – Так вот, дом этот выкупила Ангела, она теперь банкирша, в Москве живет. Родителей в соседней деревне похоронила недавно. Не захотела без всякой памяти о родных краях оставаться. Вот и купила. Ишь, в какие хоромы превратила.
— Неужто сама банкирша сюда отдыхать приезжает, Мечиславович? Что-то не то городишь…
Видя, что сосед обиженно надулся, Бересклев поспешил вылить ему в стакан остатки кагора.
— Я всегда знаю, что говорю, братец, — подобрел на глазах Мечиславович. – Ангела сама сюда только раз на неделю приезжала. Занятой она человек. А место красивое! Вот и посылает сюда своих друзей, знакомых перевести дух. Родня приезжает. Вот и этот латыш с девицей пожаловали. Уже неделю как здесь живут. На лодке плавают, рыбу ловят. Отдыхают люди. А что так заинтересовала тебя, братец, эта девушка?
Бересклев пожал плечами.
— Гребет больно красиво…
— Без ветра и волны и дурень погребет, а вот на большое озеро отсель ежели выплывешь в непогоду, может и лодка захлебнуться.
Павел Андреевич уже не слушал захмелевшего соседа. Решил, что завтра обязательно во время прогулки подойдет поближе к хутору и присмотрится к странной паре, уединившейся в этом тихом уголке. «Латыш и незнакомка? — хмыкнул он. — Ну-ну…»
Воскресное утро выдалось удачным. Такой свежей сентябрьской неги Бересклеву еще ни разу не удавалось ощущать в этих краях. Легкая рябь пыталась всколыхнуть озерную гладь. Веселой была и рыба. Ловилась, и хотя несколько откровенных поклевок Павел Андреевич проворонил, любуясь природой, одного леща все же выудил. Плавало в садке и с десяток приличных плоток. Но вскоре – как отрубило, и Бересклев отправился завтракать.
На этот раз во время прогулки Павел Андреевич специально выбрал протоптанную в траве стёжку, что проходила совсем рядом с хутором. Все верно, номер у машины латышский. Молодая женщина в черных очках нежилась на солнце, расположившись с книгой в руках в разборном кресле. Крепкий мужчина лет сорока колол дрова. Видно, собирался протопить баню. «Неплохо устроились», — пробормотал Бересклев и побрел дальше. Мало ли где она научилась так красиво управляться с лодкой. Возможно, она тоже латышка и родилась где-то у моря. А может, занималась в секции. Пора выбросить ее из головы.
На следующий день, в понедельник, во время очередной прогулки Павел Андреевич сразу заметил, что машины на хуторе нет. Мало ли что? Может быть, временный хозяин уехал за продуктами в райцентр или магазин ближайшего поселка. Однако машины не было и завтра, и послезавтра. Тем не менее чувствовалось, что на хуторе кто-то живет. «Скорее всего, не мужчина», — решил Павел Андреевич. И все это время незнакомка не выходила у него из головы.
Повезло ему только в пятницу. Перед обедом он вновь отправился «на трассу» — так окрестил он свой маршрут. Когда проходил мимо хутора, прямо из-под крутого берега по винтовой лестнице с ведром в руке поднялась она… Бересклев опешил от неожиданности и пробормотал что-то вроде пожелания доброго дня. Губы незнакомки разомкнулись в озорной улыбке. Черные очки, что были в другой руке, она тут же водрузила на переносицу. Павел Андреевич едва успел заметить ее глаза — два зелено-синих омута. Ярких, праздничных и одновременно грустных. Такое редко встретишь.
Незнакомка прошла рядом, и теперь он смотрел ей вслед. Худенькая, даже тощая. В скромном купальнике она выглядела совсем подростком. Казалось, что даже трусики от купальника ей великоваты…
Всю дорогу Павел Андреевич корил себя за то, что не заговорил с девушкой, не предложил поднести ведро с озерной водой. Скорее всего, она отказалась бы, но чем черт не шутит…
Обычно Бересклев после обеда позволял себе здесь поспать часок-другой в деревянной избе. Сейчас не удавалось даже задремать. Мысли одна безумнее другой лезли в голову, и он с трудом дождался времени, когда обычно во второй раз за день выходил «на трассу». Незнакомка наверняка тоже уже знала это время. Никто здесь столько, кроме него, не ходит. Однако на сей раз его ждал удар. Еще издали он заметил, что у хутора стоит легковая машина. Значит, вернулся латыш. «Ну вот и вся история», — подумал Павел Андреевич и тихо побрел дальше по своему маршруту.
В субботу и воскресенье Бересклев ходил за грибами, съездил на велосипеде в небольшое путешествие в сторону границы. Пополнил запас продуктов, ибо из холодильника все больше веяло зимней пустотой.
А в понедельник кардиохирург вновь вышел «на трассу», оказался на другом берегу озера и убедился, что латыш уехал, а незнакомка осталась. Похоже, хозяин приезжает на выходные. Значит, есть шанс встретиться. Так и случилось бы, если бы он не опоздал минут на пять. Худенькая незнакомка возвращалась из соседнего леса с полным лукошком. Дом уже был рядом, а расстояние между ней и им — приличным. Не кричать же…
В другие дни Бересклев ее видел лишь мельком — на крыльце, на открытой веранде. Но потом случилось то, что он никогда не забудет. Однако так до конца и не поймет, где был мираж, а где явь…
Такое впечатление, что она ждала его. Когда Павел Андреевич в очередной раз проходил мимо и глядел в сторону хутора, заметил, как девушка в темных очках слегка поднятой рукой пригласила его к дому. От неожиданности Бересклев остановился. Нет, он не ошибся. Это не галлюцинации. Она действительно звала его. Видно, что-то случилось и нужна помощь. И он направился прямиком по густой траве в сторону дома, а незнакомка тоже поспешила ему навстречу. Была она в легком ситцевом платьице, которое игривый ветерок так и пытался приподнять с колен.
— Извините, – сказала девушка в темных очках. — Я слышала, что вы, кажется, доктор…
— Пожалуй… — промямлил смущенный Бересклев.
— Так пожалуй или доктор? — с легкой иронией переспросила девушка.
— Да, я кардиохирург. А что стряслось?
— Это то, что мне надо. Меня, кажется, укусил клещ.
— Так кажется или укусил? – в тон ей, но более шутливо и мягко переспросил Павел Андреевич. – Покажите это место.
— Дело в том, что…
Девушка откровенно засмущалась.
— Понял, не в самом подходящем месте, — сказал Бересклев.
Девушка закивала головой.
— Ну ничего, я же доктор…
Укус был в паху и достаточно высоко, так что сейчас незнакомка предстала перед кардиохирургом обнаженной.
Клещ сидел уже несколько дней, и о том, чтобы легко избавиться от него, не могло быть и речи. Бересклев знал, что в вопросах медицины не бывает мелочей, и потому вернулся к себе домой, где у него было все необходимое, чтобы произвести эту небольшую операцию, ибо на хуторе не было даже спиртного для обработки раны.
Бересклев только попросил хуторянку снять очки.
— Я должен видеть глаза пациента, — объяснил он ей.
И он еще раз залюбовался глубоким странным блеском двух зелено-синих омутов, глядевших сейчас на него с грустью и надеждой.
Он сделал все профессионально и стал собирать инструменты, а вытянутого из тела кровопийцу аккуратно положил в небольшой пластиковый мешочек, лежавший на подоконнике.
Пора было спросить девушку, как ее зовут, но она не спешила одеваться и лежала молча, отвернувшись к стенке. И Бересклев все понял…
Потом ему часто еще будут чудиться ее стоны со словами: «Это безумие…» Он и сам повторял их, когда стал одеваться. А потом и тогда, когда пришел в себя и долго не мог понять, где и что с ним было. Но даже если это был сон, то был он вещим, ибо случившееся потом иначе как безумием, роковым стечением обстоятельств не назовешь…
Между тем бабье лето разогрело середину сентября небывалым теплом. Проходя домой мимо своего любимого косогора, Павел Андреевич остановился и глазам не поверил. То тут, то там рдела среди еще совсем зеленой травы крупная, сочная земляника. Попробовал на вкус. Чудо! Слаще, чем в июне. «Не к добру все эти чудеса», — промолвил Бересклев. Глядя на себя следующим утром в зеркало, отметил, что мужчина он все еще ничего, но тень обратной дороги с ярмарки жизни уже проступила на лице. «Надо ли тебе эта девчонка с попкой подростка?» — укорял он себя. И все же его тянуло на другой берег озера, хотя и знал, что наверняка приехал латыш, так как на календаре красовалась суббота.
Проходя опять мимо своего косогора, Павел Андреевич собрал пучок самой крупной земляники. Он знал, где и как передаст сладкой незнакомке эти сладкие ягоды. Поравнявшись с винтовой деревянной лестницей, там, где обычно поднималась вверх с ведром озерной воды девчонка в темных очках, он аккуратно вставил в расщелинки веточку за веточкой. Эти ягоды нельзя было не заметить.
Гуляя на следующий день неподалеку от хутора, Бересклев обратил внимание на то, что машины там уже нет, хотя была еще только середина воскресенья. Тревожно забилось сердце. Он подошел к хутору и сразу заметил, что закрыты ставни. Так было в мае, когда здесь никто не жил. Уехали? Да. Сомнений не было. В одночасье хутор из прекрасного замка с принцессой превратился в скучный, одинокий склеп.
Бересклев направился к лестнице, где вчера оставил ветки с сентябрьской земляникой. Их не было! Значит, незнакомка увидела их, взяла… Более того, присмотревшись, он увидел, что рядом, почти на этом месте вставлена в щелочку ветка с какими-то другими ягодами. Он взял ее в руку. Боярышник. Его любимая ягода. Несомненно, это ответ ему, своеобразное спасибо и напоминание об их странных, несостоявшихся отношениях.
И все же худая, долговязая девчонка с большими глазами-омутами уехала, и, скорее всего, навсегда.
Вокруг не было ни души, и Павел Андреевич направился к хутору. Сел на крыльцо пустого дома и обхватил голову. Судьба подарила ему последнее, может быть, самое яркое романтическое приключение в его жизни и тут же его отняла. Так Павел Андреевич сидел долго, а когда спохватился, то с удивлением заметил, что лицо мокрое от слез. То были слезы и благодарности, и печали одновременно.
Тяжко и нудно катилась сырая зима. У Павла Андреевича Бересклева ближе к лету наметились перемены в жизни. Бывший любовник его первой жены, а ныне заместитель министра позвонил ему лично и предложил переехать в столицу и возглавить крупный медицинский центр. Будучи в области в командировке, отыскала его и сама Екатерина. Она заметно постарела, но успокоившись и перебесившись, жила сейчас другой жизнью, и это наложило свой отпечаток. Она стала по-своему еще привлекательнее. Намекнула, что вдвоем им было бы легче приближаться к пенсионной черте. Однако Павел Андреевич не торопился с принятием ни одного из этих решений. Каждые выходные дни он ездил к себе на дачу в эту Тмутаракань на краю земли белорусской. Видел, что иногда на хутор приезжали провести время разные люди, в том числе и семьи с детьми. Латыша с его молодой любовницей не было. Но впереди еще был сентябрь, и Бересклев не терял надежды. И вот однажды он увидел знакомый белый «опель» с латышскими номерами. В шезлонге загорала яркая блондинка, полная противоположность прошлогодней спутнице латыша.
Павел Андреевич заметил, как, взяв удочки, латыш направился к мостику в конце озера, где обычно собираются охотники за линем. Сейчас там никого не было. Покружив по краю кукурузного поля, Бересклев решился подойти к латышу. Мужчины заговорили о рыбалке. Бересклев сделал вид, что собирается уходить, и как бы невзначай спросил:
— Извините, не мое, конечно, дело, но как дела у той девушки, с которой вы отдыхали в прошлом сентябре?
