Гомельчанка Наталья Ивановна Сергиенко, наконец отыскав очки, разворачивает толстую книгу в добротном переплете. "Иван Федорович Лысенко (ее отец. - В.Д.) первым прорвался на городскую электростанцию и дал тревожный гудок к началу забастовки мастерских железной дороги. Так в Гомеле началась первая русская революция 1905 года", - водит пальцем по строчкам. Потом из-под кипы газетных вырезок и фотографий вытягивает роман Эдварда Радзинского "Николай II: жизнь и смерть". На одном из снимков Наталья Ивановна останавливает мое внимание: "Рядом с царевичем Алексеем и царицей Алисой мой дед - Максим Ефимович Михайлов, он служил при дворе наездником детской упряжки", - буднично говорит она.
И это полностью лишает меня ощущения реальности.
"Про Распутина я узнала раньше Пикуля"
Очень хочется рассказывать все по порядку, но от матовых зернистых фотографий, на которых барышни в кисейных шляпках, от россыпи ветхих пожелтевших свитков, исписанных чернильным пером, захватывает дух. Вот уж не думала, что пыль истории способна ошеломлять. Наверное, если бы Наталья Ивановна столько о своей семье узнала только сейчас, ничему бы не поверила. Но она росла на семейных легендах и, несмотря на время, делала все, чтобы их сохранить.
Первые вехи фамильной истории прослеживались в деревне Титенки, которую давно поглотил современный Гомель. В этом пригороде обосновался прадед Натальи Ивановны по материнской линии - Ефим Михайлов. Судьбу четырех сыновей крестьянин решил просто. Нарезав бумажки, написал: "землепашец", "государева служба", "машинист паровоза" (тогда сродни космонавту), "лавочник", после чего дозволил тянуть. Сыну Максиму, мечтавшему податься в железнодорожники, досталась "государева служба". Так он попал в Могилевский полк. Правда, к тому времени, как предполагает Наталья Ивановна, благодаря меценатам князьям Паскевичам дед получил начальное образование в школе, открытой для способных детей, где в совершенстве овладел французским языком. Парня в полку приметили, "выдвинув" на царскую конюшню в Питер. Там Максим Михайлов преуспел и вскоре значился как наездник царской английской упряжки - унтер-офицер лейб-гвардии Кирсановского Ее Величества полка. А это вам не хвосты лошадям крутить!
В те времена у государя имелось 4 упряжки: русская, французская, немецкая и английская. Так вот, английская предназначалась для царских детей. Ею и управлял Максим Михайлов. Вместе с хорошей должностью дед Натальи Ивановны получил квартиру в респектабельном питерском районе - на улице Желябова, 2, куда привез из Гомеля свою невесту Анастасию. В том же дворе несколько лет спустя судачили о страшной смерти Гришки Распутина, утопленного в "черной реке", там же тогда вместо гроба стоял простой ящик с его телом.
- О той истории, которую я прочитала не так давно у Пикуля, мне мама рассказывала, - говорит Наталья Ивановна и подтверждает, что в романах автор ничего не переврал.
От матери, Марии Максимовны, она услышала о Ленине, который частенько выступал, ораторствуя из окон питерских зданий: "Слушать его речи собиралось очень много народу, на улицах практически останавливалось движение, - вспоминает Наталья Ивановна родительские рассказы. - Мама часто повторяла одну и ту же историю. Как-то она тоже остановилась, чтобы его послушать, рядом стояли рабочие и обменивались впечатлениями. "Три дня не ел, - говорил один. - И столько же готов ходить впроголодь, только бы послушать Ленина".
Будучи дочерью дворцового слуги, мать моей собеседницы была отправлена на учебу в швейную мастерскую при дворе, где проработала 11 лет мастерицей-закройщицей. "Мама обшивала семьи князей Юсуповых, Вяземских, Голицыных, Паскевичей, владелицу бакинских нефтяных вышек бельгийскую госпожу Нобель..." - рассказывает Наталья Ивановна.
...Так бы и дальше все продолжалось для семейства Михайловых, если бы не революция. К тому моменту Максим Ефимович получил звание Почетного гражданина России (семья до сих пор не знает, за что), а вместе с ним право обучать дочерей в институте благородных девиц. Но царь отрекся от престола, в обслуге больше не нуждался. Новая власть назначила Максима Михайлова директором питерского народного конного парка, но тот подальше от столичной голодной жизни подался на родину в Гомель, где его дочь Мария встретила свою вторую половинку - бывшего выпускника Гомельского железнодорожного училища и политкаторжанина Ивана Лысенко, отца Натальи Ивановны.
Благодарность Сталину
Если вы думаете, что на этом семейные события стали обыденными, глубоко ошибаетесь. Молодой Лысенко к тому времени уже был "прописан" в местной истории: первый гудок, который стал сигналом ко всеобщей забастовке гомельских железнодорожных мастерских, дал-таки Иван Федорович, за что и был призван в царскую армию, хотя железнодорожников тогда не призывали. Будучи во Владивостоке, он оказался в числе зачинщиков восстания военных моряков. Приморский военно-полевой суд приговорил его к расстрелу, который вскоре заменили на пожизненную каторгу.
Гораздо позже Наталья Ивановна узнала, что, просидев 10 лет в камере-одиночке знаменитой Александровской каторжной тюрьмы, отец писал картины и вел дневник: "400 страниц 29 ноября 1912 года выданы каторжанину Ивану Лысенко". Наталья Ивановна любит его почитывать вслух, собрав за круглым столом все многочисленное семейство. А ведь рукописи могли и не сохраниться. Когда в 1938 году отца, известного в городе человека, старшего контролера поездов, арестовали как врага народа, дневник изъяли. Но нашелся среди чекистов человек, который однажды ночью заглянул к Лысенко: "В деле эти записи не нужны, а вот вам и вашим детям необходимы. Храните его". С тех пор дневник, изрядно потрепанный и неполный, "живет" в семье, и на все предложения музеев Наталья Ивановна отвечает категорическим отказом. Как говорит моя собеседница, они поняли и приняли то, что случилось: такое было время. Но не отказывали себе в поиске истины. О прошлом отца дочь теперь знает почти все. Вот только не знает, где умер Иван Лысенко, приговоренный к пяти годам лагеря. Официально - где-то в Вятлаге...
Странное было время, право слово. В 1949 году комсомолку Наташу Лысенко вызвали в обком. Интересовались одним: сохранилась ли у них фотография, где сняты все политкаторжане, освобожденные февральской революцией. На этом групповом снимке, сделанном в Красноярске, вместе с ее отцом были Сталин, Орджоникидзе, Свердлов. Как выяснилось, ЦК КП(б)Б решил подарить эту фотографию генсеку в его юбилей. Снимок поместили в шкатулку, обтянутую дорогой кожей, на фоне белорусского рушника, задрапировав алым шелком. Семье Лысенко вернули фотокопию и предложили передать Сталину письмо. Мать и дочь репрессированного сочиняли вдвоем: "Мы счастливы прикоснуться к такому торжеству, дарим вам фотографию политкаторжан, среди которых наш муж и отец Иван Лысенко". И только 8 лет спустя Наталья Ивановна, завалив письмами Москву и Минск, побывав у партийных начальников, подняв тома документов, добилась, чтобы отца реабилитировали. Посмертно.
Продолжение следует...
Все эти истории, а вместе с ними уникальные фотографии и документы Наталья Ивановна ревниво берегла, работая при этом комсомольским, партийным, а потом профсоюзным руководителем в Гомельском отделении Белорусской железной дороги. Домашние стены - импровизированная галерея. Здесь портреты Почетного гражданина России Максима Михайлова, революционера Ивана Лысенко, мастерицы-модистки Марии Михайловой, почетного железнодорожника Белоруссии Натальи Сергиенко. Есть среди них и современные фото: дети Натальи Ивановны - Елена Лобанова, преподаватель Гомельского педагогического колледжа им. Выготского, Дмитрий Сергиенко - начальник управления Всероссийского информационного центра, член Союза журналистов России, трое внуков - студенты и аспиранты...
Наталья Ивановна не пожалела времени и составила три генеалогических древа их фамилий. Говорит, что память семьи - это очень важно. "В ней заключается порядочность, дух. Главное, чтобы в семье не было "сквозняков": убийц, воров... Этого нельзя допускать, детьми надо заниматься". Она вспоминает безграмотную бабушку, которая наизусть знала 36 правил - когда и за что наказывать своих чад. Вспоминает мать, повторявшую: соврать - значит украсть. Наталья Ивановна и ее муж пополнили эту мудрость своими истинами: жить, отдавая другим. "Если грести под себя, это значит - загнивать", - категориями своего времени мыслит Наталья Ивановна и его ценности передаст детям и внукам. Фотографию с Петром Машеровым, огромную библиотеку с редкими книгами, музыку, которую любили все, и семейное веселье за круглым обеденным столом, на котором передо мной россыпью семейная история Михайловых-Лысенко-Сергиенко. И ловишь себя на ощущении, будто в этом доме ты - словно на перекрестке времен, что за несколько веков здесь ничего не изменилось. Ну, быть может, самая малость. Рядом со стареньким фортепиано и книжными полками - компьютер. А вместо родительского сада, где отец держал голубей и канареек, - огород с перцами и томатами.
