Номер мобильного телефона, записанный на синем бумажном прямоугольнике, висит над комодом, приколотый к стене. Он долго, почти 20 лет, был самым главным, самым важным, самым нужным. Если что–то случалось, то дочка сама сразу говорила, что надо позвонить Светлане Валерьевне. И мы, ее родители, хватали трубку и испуганными голосами звонили. Ранним утром, поздним вечером, летом, зимой, в самое неподходящее время. И каждый раз слышали знакомый голос нашего участкового педиатра. Спокойный, веселый, ни грамма недовольства и обиды. Хотя понятно, что звоним в неурочное время, после рабочего дня, в выходные, что наш доктор занят, что и у нее маленький ребенок.
«Да успокойтесь, конечно же, узнала, давайте по порядку...» — говорила она и начинала задавать вопросы. Если была необходимость, приезжала, осматривала, слушала, выписывала рецепты и консультировала.
Всем известно, что дорога ложка к обеду. Но вот так случилось, что я взял и опоздал со своей ложкой. Обидно. День медицинских работников был в воскресенье, и я давно хотел написать о нашем участковом детском враче. Даже однажды почти уговорил Светлану Валерьевну на интервью. Но потом она уперлась, отказалась, смутилась. Как–то сразу из уверенной и спокойной стала растерянной, похожей на школьницу. Почти наотрез отказалась.
А начиналась наша дружба давным–давно, как только мы переехали из одного района в другой. Педиатр появился в доме почти сразу. Веселая, молодая, общительная, как–то на врача и не очень похожая. Но вскоре выяснилось, что она умеет разговаривать как с испуганными неопытными родителями, так и с их капризным, хнычущим ребенком.
Представляете детскую поликлинику, коридор, родителей со своими чадами, подростков, дожидающихся очереди. Атмосфера, как правило, нервная, все на взводе, волнуются, нетерпеливо глядят на дверь. Входят, и я входил с дочкой, бледный и трясущийся, и жена. Не знаю, как она это делает, но в ее кабинете все очень быстро становилось на свои места. Она помнила имена всех детей своего участка, все болячки, а к некоторым даже обращалась по имени–отчеству. И ребенок успокаивался, переставал хныкать, начинал улыбаться и рассказывать Светлане Валерьевне о своей жизни, отвечать на вопросы. Это же какое надо иметь терпение, чтобы вот так: спокойно и уважительно со всеми — от двух лет до восемнадцати. Талант. Заходят в ее кабинет испуганные посетители, а выходят спокойные. «Вы не стесняйтесь, звоните, если будут вопросы. Все будет хорошо!» — говорила Светлана Валерьевна своим карапузам–пациентам и их родителям.
И ведь понятно, что и у нее своих проблем хватало, как у всех. Но ни я, ни мои соседи по дому, у которых подрастали дети, не вспомнят, чтобы врач отказала, нагрубила, накричала. Не было такого за все время нашего долгого знакомства. Все считают ее своим человеком, а если говорят, то, как правило, восторженно и почтительно.
Синяя бумажка с номером участкового врача уже почти два года висела без дела, как напоминание о прошлом, о детстве, и я даже хотел ее снять. Дочка выросла, второй курс университета окончила, «переехала» в поликлинику взрослую. Но неделю назад, в разгар сессии, почувствовала себя плохо. Подумала и, немного смущенно, попросила меня позвонить. Светлане Валерьевне Ропот. Набрал номер, даже не успел извиниться за настойчивый звонок, как услышал знакомый голос: «Да узнала я вас, что–то с Дашей? Рассказывайте... Температура? Да, я поняла, черешню ела? Много? Ну молодец! У меня пятый случай за три дня... Не переживайте. Записывайте, что надо купить в аптеке. Все будет хорошо».
Предписание мы выполнили. На следующий день дочка пошла сдавать экзамен. Сдала.
Смотрю на синий прямоугольник с когда–то самым важным телефонным номером и думаю: пусть еще повисит над комодом, на самом видном месте.
ladzimir@tut.by
Советская Белоруссия № 118 (24748). Среда, 24 июня 2015
