Сапер из дома N 19

На одной из тихих улочек минского микрорайона Степянка под номером 19 стоит малоприметный частный дом. Аккуратный, добротный. Живут здесь Станислав Викторович и Лидия Георгиевна Федюкевичи, трудолюбивые и очень скромные люди. Станислав Викторович - ветеран войны. Однако у него даже мундира с наградами нет. Ордена и медали есть, а парадного костюма нет. Говорит: "Мало навоевал, только четыре месяца". Такой человек.

На него с теплой укоризной жалуется жена

: - Никогда он у меня награды не носил. Забыли, где они.

Но уже через минуту Лидия Георгиевна принесла откуда-то красную шкатулку, торжественно ее открыла: вот они, его ордена и медали...

Война, как принято говорить, вошла в каждый белорусский дом. И не из каждого еще вышла. В доме N 19 она почти растворилась во времени и заботах, оживая лишь в пережитых воспоминаниях.

Первое, куда память приводит Станислава Викторовича, - это мост, который он должен был разминировать самостоятельно. Произошло это в Польше, в 1944 году, когда его, как и многих других белорусов из освобожденных территорий, призвали в действующую армию. Попал он в саперы. До отправки на фронт, по словам ветерана, пополнение научили только запалы в мины вставлять. А в тот день рядового Федюкевича придали пехотному подразделению, которое преследовало отступающих немцев. Гитлеровцы отходили по всем правилам: повсюду минировали важные объекты. Сапер обеспечивал разведку и обезвреживание минно-взрывных заграждений.

- А у меня и щупа не было, - говорит ветеран. - Шел и каждую травинку, песчинку голыми глазами рассматривал. На его беду, впереди показался мост через речушку. Пехота тут же дружно стала. Ротный только улыбнулся: "Ну что? Давай, сапер".

- О смерти не думал, - вспоминает Станислав Викторович. - Пока подходил к мосту, соображал: как быть-то без миноискателя? Тщательно осматривал и дорогу, и мост: пригибался, останавливался, подолгу во что-то всматривался. Строил из себя опытного сапера. А пехота стоит, угрюмо наблюдает. А мин все нет. Хоть бы одну какую, думаю, найти. На середине моста неожиданно для себя (из-за растерянности, что ли?) несколько раз легонечко подпрыгнул. Оборачиваюсь к роте - там все так же стоят, смотрят, не понимают: что это сапер вытворяет? Ни одной мины я так и не обнаружил, их просто не было...

Вскоре после первых встреч один на один с немецкими минами рядовой Федюкевич с ними не церемонился. Легче всего обнаруживались противопехотные мины и растяжки: по одному виду и типу натянутой проволочки он определял замаскированный рядом смертельный сюрприз. Выручала Станислава, имевшего всего пять классов образования, и смекалка. Однажды именно она помогла задержать саперу... диверсанта.

- В обороне мы минировали определенные командованием участки местности на нейтральной полосе. Происходило это, как правило, по ночам. Почти всегда - под хаотичными обстрелами. Взваливаешь на спину два противотанковых "блина", ползешь с ними, устанавливаешь - и назад, за следующими. Как-то раз во время одного из таких рейдов совсем рядом я услышал непонятные шорохи. С остальными бойцами залег за поваленным деревом. Появился силуэт человека, который уверенно направился в сторону переднего края наших войск. Я - привычное: "Стой, кто идет?" Человек замер. Подползаем ближе. Советский офицер. Стоит во весь рост, скалится: чего надо, солдаты? Хотели отпустить его. Только присмотрелся я: чистенький он какой-то, чуть не вылизанный. Это на нейтральной полосе! Одним словом, доставил его в свое подразделение под конвоем. Сомневался, побаивался поначалу последствий: а если действительно своего задержал, да еще офицера? Не саперское это дело - людей хватать. В батальоне объяснил, что к чему...

Когда выяснилось, что за птица из немецкой разведки попалась Федюкевичу, не поленились отыскать и паренька-белоруса. За смекалку Станислав получил свой первый орден - Красной Звезды.

Но ярче всего помнит Станислав Викторович последнее свое на войне боевое задание. В ноябре 44-го в Восточной Пруссии под городом Гольдап немцы остановили наступление частей Красной Армии. Саперам предстояло в кратчайшие сроки заминировать местность, где ожидались контрудары противника. Отделение Федюкевича днем с противотанковыми минами выдвинулось в сторону железной дороги.

- Гитлеровцы находились рядом, поэтому нависшая тишина пугала. Первый выстрел снайпера прозвучал, когда мы проползли под мостом через рельсы. Тут же второй выстрел, третий. Путь отхода у нас был один - назад под мост, через узкое простреливаемое пространство. Ловушка! Мы - врассыпную. После очередного выстрела бросился на землю. Лежал головой на железнодорожной насыпи. От страха не мог шевельнуться, наблюдал, как расстреливает снайпер товарищей и ждал своего свинца. Немец неожиданно затих. Я догадался: снайпер меня не видит. По какой-то случайности я оказался вне сектора его обстрела. Но он наверняка поменяет позицию. Решил я не медлить, вскочил и рванул к речке, она протекала метрах в пятидесяти. Еще до звука выстрела увидел нечто странное: передо мной белыми брызгами пролетели кусочки ваты. Из моей телогрейки?! Прыгаю в камыши. Боли нет. Осматриваю себя, ощупываю. Вижу - не чувствую, а вижу - левая рука загибается. Ранен. Как-то вдруг сразу из пулевого отверстия в телогрейке хлынула кровь. К своим добирался рекой. По грудь в воде прошел больше километра. Едва не утонул. И кто меня заметил, спас? Знакомый еще из Минска ефрейтор Толя Кравинченко. Подбежал, выдернул из воды, спрашивает

: - Ты чего здесь, Станислав?

Дальше - медсанбаты, госпиталь. Пуля немецкого снайпера перебила две кости левой руки, отколов от одной из них пять сантиметров. След ранения отчетливо виден до сих пор. 9 мая 1945 года Федюкевич встретил в Минске.

Четыре месяца войны... Станислав Викторович признался, что "и разозлиться на немцев не успел". Ни одного фашиста в прицеле своей винтовки так и не увидел.

- Зато я этих гадов убивала, - добавила вдруг Лидия Георгиевна, которая все это время молча сидела рядом. - Когда нашу деревню Заполье, что под Бобруйском, освободили, одна из жительниц обнаружила у себя в сарае трех немецких офицеров. Красноармейцы из части, что стояла в соседнем селе, отказались их ловить. Собрались тогда наши старики, женщины с баграми, вилами. Вытащили немцев. Те достали семейные фотокарточки, тычут в них пальцами, просят пощады. Куда там! Столько ненависти скопилось... Стали колоть офицеров. Полумертвыми оставили детям: добивайте и хороните. Ребятня колотила палками, а я, десятилетняя, стояла за забором, ревела и кидала в фашистов камни. Великий грех на душу взяла...

Наша беседа приблизила день к вечеру. На прощание хозяева угостили меня чудеснейшим козьим молоком с собственного двора.