Для чего нужны эндорфины и как они сделали нас людьми

Сам себе весельчак

Популярное в обывательской среде название этих сложных соединений — «гормоны радости». Любопытно, что в этом выражении неверно абсолютно все. Во-первых, эндорфины не являются гормонами. Во-вторых, у них существует масса обязанностей, в списке которых, если оценивать их по степени важности, формирование у человека хорошего настроения стоит далеко не на первом месте.

За компанию

Путаница в понятиях произошла еще на этапе, когда были открыты механизмы воздействия на эмоциональный фон определенных веществ, которые сам наш организм и вырабатывает. К главным компонентам, отвечающим за позитивные переживания, причислили серотонин, окситоцин, дофамин и эндорфины. Причем этот квартет сразу же получил титул гормонов радости. Хотя на самом деле наше психологическое состояние зависит от множества факторов (даже от того, какие штаммы бактерий преобладают в кишечнике).

Впрочем, подобные упрощения в околонаучной терминологии встречаются довольно часто. Они не совсем корректны с точки зрения строгого соответствия, но позволяют эффективно внедрять в сознание обывателя полезную информацию. Например, когда мы слышим о спортивном гене или гене путешественника, сразу понимаем, какие склонности достались человеку от предков. Хотя все работает гораздо сложнее, и это еще мягко сказано.

Что касается эндорфинов, к гормонам их причислили за компанию с серотонином, окситоцином и дофамином. А поскольку разницу между биологически активными веществами (гормонами) и полипептидными соединениями (эндорфинами) понимают только биохимики и нейробиологи, ошибка прочно и беспроблемно укоренилась. Если объяснять по-простому, то самое вразумительное различие в том, что гормоны синтезируются различными органами и железами по команде мозга, а эндорфины он производит сам. Но и здесь есть нюансы. Например, 5 процентов серотонина тоже вырабатывает наш управляющий центр.

Эйфория по требованию

Поскольку гормоны — это еще и про вес, секс и половое созревание, да и схема их синтеза сложна и непонятна, в быту применительно к теме веселья о них говорят редко. А при плохом настроении сразу советуют «хапнуть эндорфинчиков»: съесть банан, шоколадку, погулять на солнышке. Эдакое простое и понятное средство скорой полипептидной помощи. Во многом вера в могущество эндорфинов подпитывается тем, что по способу воздействия они похожи на опиаты и вызывают чувство эйфории, хотя и не такое сильное, как наркотики или алкоголь.

Но ни шоколад, ни банан, ни сладости не содержат эндорфинов. Как мы помним, эти соединения образуются исключительно в мозге. Тогда при чем здесь еда? Суть в том, что определенные вещества, содержащиеся в продуктах питания, стимулируют выработку эндорфинов. Механизмы процесса, как и биохимические маркеры, запускающие его, могут быть разными. Например, у черного шоколада и бананов в качестве провоцирующего фактора выступает аминокислота триптофан. Кстати, она есть еще и во многих абсолютно «прозаических» продуктах вроде постного мяса, яиц, овсяной каши и бобов. Однако вряд ли кто-то посоветует вам навернуть овсянки с куриной грудкой или яичницу для успокоения нервов. А зря.

Полезные мутации

В 1859 году Чарльз Дарвин опубликовал работу «О происхождении видов», и в науке укоренилась теория родства Homo sapiens с обезьянами. С тех пор ученые выясняют, чем конкретно мы отличаемся от предков и как смогли эволюционировать. По одной из версий, в числе прочего помогли эндорфины.

Суть открытия, которое сделали американские биологи из Университета Дьюка, состоит в том, что в один прекрасный момент произошла замена «обезьяньего» варианта участка ДНК, отвечающего за производство и качество эндорфинов, на тот, что мы имеем сейчас, — «человеческий». В результате их стало вырабатываться на 20 процентов больше. Отправной точкой послужило то, что мозг Homo начал интенсивно перестраиваться. Люди стали испытывать более яркие и глубокие эмоции, чем обезьяны, постепенно выходя за рамки банальных звериных рефлексов.

Жизнь «без хвоста» вообще оказалась многогранной и сложной. И в разных ее условиях оказывались выгодными порой нестандартные модели поведения. При этом готовых правильных шаблонов у мозга, который еще недавно был обезьяньим, не было. Для придания человеку уверенности в себе и закрепления полезных навыков требовалась более мощная, чем у остальных приматов, система вознаграждения. Задачи-то грандиозные — это вам не кокос с пальмы стрясти. Вот почему у нас эндорфинов выделяется больше даже по самому незначительному поводу. Да и по воздействию они гораздо «ядренее». А то, что именно современный вариант гена закрепился в результате естественного отбора, означает, что мутации оказались полезными — их носители оставляли больше потомков. Все это помогло нашим предкам, покинувшим африканскую прародину, быстренько заселить и другие континенты. На эндорфиновой эйфории, так сказать.

Награда для героя

Сейчас, когда огромное количество людей страдает от гастрита и подобных болезней, мы стараемся не злоупотреблять острыми блюдами. Однако когда-то жгучие компоненты кулинарии, обладающие антибактериальными и противогрибковыми свойствами, были единственными средствами борьбы с кишечными инфекциями. Но в здравом уме ни одно животное перец жевать не будет. Как же природе удалось заставить это делать человека?

Начнем с того, что никто, кроме нас и птиц, острый, жгучий и прочие перцы (помимо сладкого болгарского) не ест. Дело в алкалоиде капсаицине, вызывающем чувство сильного жжения. У пернатых нет рецепторов, чтобы это чувствовать, поэтому, если вы положите в кормушку попугаю стручок чили, он употребит его с аппетитом. Кстати, биологи считают, что перец изначально подстроил себя именно под пернатых. Поедая плоды вместе с семенами, которые проходят через их желудок непереваренными, птицы разносят их на большие расстояния. Когда наши предки отпочковались от приматов и сменили рацион (в частности, начали есть мясо в сыром и плохо обработанном виде), микробиом кишечника перестал справляться с инфекционными атаками. Нужно было адаптироваться под изменившиеся условия, и выход был найден буквально под ногами — перец. Но для того чтобы людям хотелось острого, нужен был весомый стимул. И мозг его нашел.

Острая еда вызывает самый мощный выброс эндорфинов из всех возможных вариантов (с шоколадом никаких сравнений), причем по весьма своеобразной схеме. Капсаицин воздействует на ноцицепторы (рецепторы боли), и первое, что мозг делает, — стремится минимизировать шок, снижая чувствительность. Через пару минут вам уже не хочется набить рот льдом, нос как будто начинает лучше дышать и вообще по настроению тянет на подвиги. Это воздействие эндорфинов — в данном случае аналог конфетки для плачущего ребенка, проглотившего невкусное лекарство. Но таких глубинных мотивов мы, естественно, не видим.
Эндорфины и без забот по обеспечению счастья человеческого загружены обязанностями под завязку. Они контролируют работу эндокринных желез, обеспечивают стрессоустойчивость, ускоряют процессы заживления и регенерации тканей и даже работают анестезиологами — обладают обезболивающим эффектом. А еще способствуют формированию образного мышления, ассоциаций и творческих фантазий.
bebenina@sb.by

Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter