Есть ли будущее у заброшенных деревень?
Жители отселенных из–за трагедии на Чернобыльской АЭС деревушек иногда мечтают о машине времени. Представляют, как было бы здорово хотя бы на мгновение передвинуть стрелки назад: в те годы, когда никто не запрещал собирать грибы, пить молоко и есть мясо — не нужно было проверять продукты на содержание радионуклидов...
Но, увы, жизнь раскидала бывших соседей по городам и селам. На самой окраине деревни Гайшин Славгородского района приютилась хата Ольги Александровны Игнатенко. На скамейке у порога под лучами солнца тихо дремлет девяностолетняя хозяйка. Бабушка улыбается во сне. Наверное, ее воображение рисует деревню тридцатилетней давности, когда никто не мог и подумать о предстоящей беде.
Заслышав скрип калитки, она просыпается. Глаза не видят вот уже четыре года, но память ясная.
— Об аварии узнали не сразу: где–то в середине мая, — вспоминает она. — Нам сказали, что деревню будут отселять. Мне предложили квартиру в Минске. Отказалась. Я всю жизнь в Гайшине прожила, муж мой тоже отсюда. Бросить дом, огород и могилки? Да ни за что! А дети мои уехали. И брат, и соседи... Перебрались кто куда: в Минск, Могилев, соседние районы. А я к городу не приспособлена — неграмотная. Что я там одна делать буду? Еще под машину попаду.
Из деревни тогда уехали около 250 человек. Однако некоторых покинуть родные хаты не заставил даже повышенный радиационный фон. Деревня не вымерла. В Гайшине остались 100 человек. В основном пенсионеры. Им приходилось лишь ждать и надеяться: вдруг маятник истории качнется в нужном направлении — и деревню возродят?
Время прошедшее
История вполне типичная. Радионуклидный дождь, прошедший в конце апреля 1986 года, «смыл» с карты Славгородского района 24 деревни. Здесь не осталось ни одного клочка земли, где бы тревожно не пищал счетчик Гейгера. Семи тысячам местных жителей пришлось сменить прописку.
В зоне отселения жизнь вымерла. Картинка, словно на мониторе зависшего компьютера, застыла и не меняется вот уже почти двадцать лет. Около получаса не слышим ни единого звука. Время остановилось в начале 1990–х, когда отсюда выехали последние жители.
— Здесь когда–то находилась деревня Жерелы, — ведущий специалист администрации зон отчуждения и отселения Министерства по чрезвычайным ситуациям Славгородского района Петр Савченко окидывает взглядом поле. — Теперь ее на карте нет: людей отселили, дома захоронили. О контурах этой деревушки можно догадаться только по заросшим тропинкам, холмикам да яблоням и грушам.
Бахань, Куликовка–1, Куликовка–2... Отселенные «вёскi» в один миг стали близнецами. Одну от другой не отличишь: одинаково унылый пейзаж, повсюду столбы без проводов, холмики, в которых погребены деревенские хаты и сараи, детские сады и школы, фермы и склады. И так повсюду. Здесь уже никто не живет. Природа одичала. Яблони ломятся от белого налива, в лесу за считанные минуты запросто соберешь ведро лисичек.
Но нельзя! На табло дозиметра числа растут в геометрической прогрессии. Своего максимума они достигают в деревне Заполянье. Здесь радиация более чем в три раза превышает норму, при которой начинается отселение.
Наша машина времени приостанавливается в деревне Кульшичи. Это первый островок цивилизации на многокилометровом участке. О том, что тут заканчивается зона отселения, можно узнать по дорожному указателю. Пять лет назад деревня была реабилитирована. Но сюда никто не вернулся. А когда–то Кульшичи были крупным центром, в котором жили почти четыреста человек. Были 146 домов, сельсовет, школа, детский сад, почта... Золотое время! Даже несмотря на то, что в 1986–м деревня попала под отселение, продолжали строить клуб — в буквальном смысле зарывали деньги в землю. Остались лишь контрольно–пропускной пункт да одна хата.
— Фомич! — зычным голосом зовет Петр Савченко. — Ты дома?
В ответ лает собака. На двери висит амбарный замок. В городе, наверное. В Кульшичах он бывает нечасто. Рядом с его хатой остатки деревенской избы. Еще год назад здесь жили старики. Зимой их забрали дети: перевезли в соседнюю деревню Красный Восход.
Время здесь застыло навсегда. Часы заржавели и ремонту не подлежат. Их не получится даже разобрать на запчасти. Не имеет смысла. Осталось только сдать в музей. Таким своеобразным музеем под открытым небом стало большинство отселенных деревень. Но попасть сюда могут немногие. Опасно!
Время настоящее
Однако даже в зоне отселения встречаются признаки жизни. И здесь часы нет–нет да и начинают тикать время от времени.
На пригорке виднеется деревенское кладбище. Странно, но среди заросших травой могил с памятниками тридцатилетней давности попадаются относительно свежие захоронения.
— Многие уехавшие возвращаются в родные места, но уже после смерти. Такое завещание они оставляют детям, внукам, — замечает Петр Савченко. — На Радоницу шлагбаумы открыты даже в радиоактивную зону.
Сворачиваем с грунтовой дороги на асфальт. Обочины изрыты. Здесь полно бобров и диких кабанов. На пригорке появляется машина. Неужели нарушитель?
— Это районная дорога между Славгородом и Быховом, — говорит Петр Петрович. — Проезд по ней разрешен, но останавливаться нельзя. В день тут бывает по 30 — 40 автомобилей. Каждый мы регистрируем.
По обе стороны от трассы расположились бывшие деревни. Некоторые из них несколько лет назад были реабилитированы. Правда, только на бумаге. Пара покосившихся от старости домов, колодец да лавочка. Здесь уже давно никто не живет. Кажется, у часов просто закончился завод. Конечно, если их завести, жизнь, несмотря ни на что, будет продолжаться. Но возьмется ли кто–нибудь? Уже вряд ли...
Время будущее
А в деревне Гайшин такой часовых дел мастер нашелся. Им оказалась староста Мария Игнатенко. Односельчане искренне считают: огромная «вёска» возродилась только благодаря ее стараниям.
— Мы первыми уехали из деревни, первыми и вернулись, — рассказывает староста. — За нами потянулись и наши бывшие соседи. Выходишь утром на улицу — и видишь родные лица. Поселиться, правда, пришлось в соседнем доме: наш ненароком спалили строители.
Затем в Гайшин приехали специалисты–радиологи. Тщательно проверив деревню, вынесли вердикт: жить можно, хоть и с ограничениям — коровье молоко, картошку, рыбу все же нужно проверять.
Конечно, на одной улице здесь до сих пор соседствуют жилые дома и захороненные. Но постепенно в деревне начали строить новые коттеджи, снова открылись магазин, почта, фельдшерский пункт. В школу, правда, до сих пор приходится ездить за двадцать километров. А когда семь лет назад развалился колхоз, местные жительницы решили все делать сами. Привели в порядок деревню, устраивают праздники и гуляния... В Гайшин потянулись молодые специалисты. Начался новый отсчет времени.
***
Для каждой деревни время течет по–своему. Где–то быстрее, где–то медленнее. Есть ли будущее у чернобыльских «вёсак»? Возможно. Судьба деревни Гайшин тому подтверждение.
