Вторая мировая война завершилась не разделом СССР по плану «Барбаросса», а разгромом фашистской Германии и милитаристской Японии. Однако уже тогда Аллен Даллес, возглавлявший ЦРУ США, предложил членам сената и конгресса программу по моральному разложению советских людей. 5 марта 1946 года, «союзничество» между СССР, США и Англией было окончательно прервано речью в Фултоне бывшего британского премьера Уинстона Черчилля. Им было провозглашено, что только бесспорное превосходство Запада может обеспечить «широкий путь в будущее».
В 1947 году мне было приказано в составе воинского эшелона доставить выпускников учебно-танкового полка в Группу советских оккупационных войск в Германии. На Зееловских высотах еще стояли подбитые танки, главный город бывшего рейха лежал в руинах, через которые пробирались с усталыми, хмурыми лицами немцы.
С берлинского Силезского вокзала наш путь пролегал на Стендаль. Там, стоя на небольшой платформе вокзала, наблюдал, как мимо нас прошли два пассажирских поезда из Берлина в сторону Западной Германии. Из открытых окон вагонов нам приветливо махали пилотками американские солдаты. Они возвращались на родину, не тронутую варварскими бомбежками и обстрелами, не испытавшую зверств нацистов, не разоренную врагами.
Но в предчувствии «холодной войны» англо-американцы не расформировали свои подразделения профессиональных мастеров идеологической обработки противника. Наоборот, они их усилили предателями и другими антисоветскими личностями, боявшимися возвращаться на родину. Уцелевшие объекты бывшего геббельсовского министерства пропаганды западные оккупационные власти начали вскоре использовать на полную мощь.
Продукция, выпускаемая «союзниками», отличалась и широким спектром тематической направленности. Так, листовки печатались как якобы обращение советского командования, известных военачальников, а то и вообще в виде привета от того, кто дезертировал и находился в западной зоне оккупации…
Активизировались агенты ЦРУ и их «доброжелатели». Они несли с собой в восточный сектор Берлина разнообразную провокационную литературу, распространяли ложные слухи и мифы. Западные диверсанты занимались скрытым вывозом из Восточной Германии людей, представлявших интерес для США и Англии. Все это вынудило принять предупреждающие меры.
1 апреля 1948 года советскими властями было приостановлено движение между Берлином и Западной Германией, усилен таможенный контроль при переходе из Западного Берлина в Восточный и наоборот. Однако таких ограничений оказалось недостаточно, и 24 июня 1948 года правительство СССР ввело блокаду Западного Берлина, которая продолжалась почти год.
Оккупационный режим в Германии того периода – это не гитлеровский «новый порядок» с виселицами и сжиганием живых людей, целых деревень, как в Белоруссии в 1941–1944 годах. В Восточной Германии, освобожденной от нацизма, мы не мешали немцам строить новую жизнь. Более того, решением Верховного главнокомандования Красной армии всем офицерам (не говоря уже о рядовых и сержантах), проходившим службу в Германии, запрещалось организовывать какие-либо мероприятия и участвовать с местным населением в спортивных состязаниях, посещать немецкие кинотеатры, рестораны, бары… В магазинах, где продавались спиртные напитки, на видном месте красовалось броское объявление, написанное по-русски: «Продажа водки офицерам Красной армии запрещена». Если кто-то и заходил в «гаштет» (мини-бар) утолить жажду и просил вместо сельтерской пива, бармен доставал для прочтения бумагу – совместное распоряжение местных властей и наших военачальников. Самым же главным ущемлением для нас было то, что мы находились без семей, дети наши воспитывались без отцов.
Офицеры батальона жили там, где и служили, в закрытом военном городке. Размещались в двух-этажном здании, разделенном на небольшие спальные комнаты. Питались в офицерской столовой по установленной оккупационной норме и распорядку дня части. Техническое обслуживание всех зданий городка, кухонные работы и раздачу пищи офицерам выполняли вольнонаемные граждане ГДР. Некоторые из них кое-как понимали по-русски, а мы их – по-немецки. У отдельных вольнонаемных родственники жили в Западном Берлине и, уезжая туда на побывку, они могли спросить: «Может быть, что надо купить?» Заказывали по мелочи, что отсутствовало в магазине военторга, расплачиваясь, конечно, по вольной базарной цене.
Возможно, что среди таких доброхотов трудились и осведомители ЦРУ. А ведь наш маленький военный городок был лишь крошечной частичкой огромного контингента советских войск, размещенных по всей Восточной Германии. Вскоре я наглядно убедился, что вражеская разведка и пропаганда работают. Как-то, осматривая территорию вокруг парка боевых машин, мое внимание привлекло несколько листков бумаги, лежавших в траве. Как оказалось, на прокламации помещался портрет старшего офицера Красной армии, его фамилия, имя, отчество, должность, место бывшей службы и почему он оказался на Западе. А дальше дезертир и изменник Родины излагал, как решил порвать со своей страной, как его хорошо встретили новые друзья, и призывал всех нас последовать его примеру. На Отечественной заманивали к себе нацисты, а тут свои братки по оружию. Неужто перевертышем оказался фронтовик? Еще раз взглянул на изображение перебежчика, но на кителе не обнаружил ни одной награды.
16 июня 1953 года, как помню, стояла прекрасная солнечная погода, и на импровизированном стадионе внутри городка проводились спортивные соревнования. Неожиданно пришла тревожная весть: «В Берлине стрельба! То ли американцы вторг-лись в восточный сектор, то ли советские полки начали боевые действия». Из штаба дивизии никакой информации и распоряжений не поступало. Попытки узнать у коменданта города истинную обстановку закончились упреком: «Не надо верить слухам». Некоторую ясность в происходящие события внес Ганс – слесарь-водопроводчик, вызванный в то воскресенье для устранения аварии водопроводной сети: «В Берлине забастовка». Мало кто ожидал от дисциплинированных немцев такой прыти.
События развивались стремительно.
Спустя несколько часов прибыл командир батальона с готовым решением о формировании двух подвижных отрядов. При постановке задач он отметил, что бунт, поднятый засланной агентурой в Восточном Берлине, с помощью провокаторов быстро распространяется по многим городам ГДР.
Мне, тогда майору, было приказано возглавить отряд № 1 из шести средних и тяжелых танков, двух взводов пехоты (курсантов) и поступить в распоряжение военного коменданта г. Виттенберга. За трое суток мы предотвратили и пресекли многочисленные разрушения оборудования промышленных предприятий и грабежи. Личный состав отряда не сделал ни одного выстрела, хотя иногда на нас и сыпался град камней… С введением комендантского часа и возвращением дивизии из лагеря отряд расформировали. Но было уже понятно, что день Х не возник стихийно, а направлялся единым центром с одинаковыми политическими и экономическими требованиями в разных регионах Германии.
Выступление реакционных сил подсказало cоветскому правительству о необходимости изменения режима для оккупационных войск. Офицерам Красной армии разрешили ввозить семьи и даже вступать в брак, посещать кинотеатры, стадионы. В домах офицеров открыли курсы по изучению немецкого языка, а также кафе и рестораны. Рекомендовалось организовывать и проводить спортивные соревнования, вечера-встречи с трудовыми коллективами. Завязывалась дружба с немецким населением.
А во избежание дальнейших нелегальных перебежек в ту или другую сторону в абсолютном большинстве с подрывными целями, была выстроена стена, разделившая западный и восточный секторы оккупированного Берлина. В наши дни такой стеной израильтяне отгораживаются от палестинцев, требующих возвращения своих земель.
