"С приветом, ваш Гельмут"

...А было Гельмуту 16 лет. Ему бы учиться да в футбол гонять. Но был он немцем, а стало быть, в гитлеровской Германии автоматически был включен в "расу господ и воинов" и до официального призыва надел форму вермахта. Его отправили в оккупированную Польшу как "вспомогательную силу", поскольку еще не вышел возрастом, втолковав, что ему, Гельмуту, выпала великая честь участвовать в том, "о чем будет говорить весь мир". Именно такие слова написал юный водитель армейского грузовика "Бюссинг", в письме родителям 22 июня 1941 года из полевого лагеря. За 2 часа до начала войны. И мир действительно говорил - кричал, рыдал, страдал - долгих 4 года о том, что случилось через 2 часа... И свой крестный путь - потерь, отчаяния, прозрения - прошел в той войне солдат Гельмут. И сам о нем рассказал - в письмах маме и папе. Ну кому же еще можно все-все без утайки и бравады рассказать?..

Письма Гельмута передал в редакцию "СБ" его сын - корреспондент московского представительства журнала "Шпигель" Уве Клуссман. Мы публикуем их с небольшими сокращениями.

"Полевой лагерь, 22.06.41.

Дорогие родители!

В июле случится то, о чем будет говорить весь мир.

Питание у нас снова очень скудное. Прямо сейчас у меня дежурство. Эту ночь я не забуду никогда. Письмо мамы, апельсины и мед я уже получил. Баночке мармелада я был очень рад.

Наилучшие пожелания шлет вам ваш Гельмут.

P.S. Почта к нам теперь будет идти дольше. Писать я тоже смогу меньше. Мы располагаемся на летном поле. Здесь преобладают пикирующие бомбардировщики. Денег я имею достаточно и не надо мне больше посылать.

Сегодня в два часа ночи мы начинаем войну с русскими. Я горд, что могу быть участником этого. Пикирующие бомбардировщики летают так низко, что даже шапки падают с головы".

"Варшава, 9.07.41.

Дорогие родители!

Большое спасибо за дорогое письмо от мамы. Завтра мы едем на Минск. Туда передислоцируется наша часть. Русские показывают себя в целом как низшие живые существа. Отрубленные и облитые бензином руки здесь не редкость. К ужасным видам привыкаешь. Города и казармы лучше и чище, чем в Польше. Только люди упрямые и глупые. Большей частью нам встречались монголы. В технике они, пожалуй, так же сильны, как и мы. Трофеи очень большие. Я сам уже шесть раз получил новое нижнее белье, ружье и многое другое. Вчера в Минске нас обстреляли из двух домов женщины. Мы остановились, и я поднялся на крышу сарая, увидел этих женщин и перещелкал их всех. Наша машина получила шесть пулевых попаданий, но водитель был ранен только в правую руку. Наша группа имеет на сегодня 80 убитых, среди которых 32 погибли от партизан. Все предполагают, что русские применят газ. В одном месте они так и сделали, но наши гранаты и бомбы снесли здесь все вокруг. В радиусе 250 - 300 метров горит все, даже металл. Количество пленных чудовищно...

С приветом, ваш Гельмут".

"Полевой лагерь, 12.07.41.

Дорогие родители!

Моим глазам уже лучше. Глаза красные, как у венских кроликов. Сегодня снова очень жарко - 35 градусов. Следующей ночью я возвращаюсь из Минска в Варшаву. Моим грузом являются два русских генерала и комиссар.

Только что я обнаружил русский склад продовольствия и объелся. В этот прекрасный летний вечер я думаю часто о Вернигероде. В Варшаве мы всегда имели до 12 ночи увольнение в город. К сожалению, там все очень дорого. Одно яйцо стоит 3 рейхсмарки, чашка кофе - 2,5 рм. Но я богат на деньги, потому что экономить нет необходимости. Сегодня утром один мой товарищ был убит партизанами. Это так омерзительно и ужасно что-то подобное пережить. Через 30 минут висел этот монгол на виселице. Это справедливая смерть для него.

С приветом, ваш Гельмут".

"Варшава, 13.07.41.

Дорогие родители!

Сегодня воскресенье, и у нас отдых. В 12 часов ночи вчера мы вернулись из Минска сюда. Прежде всего я хотел бы пойти посмотреть киножурнал. Эти выпуски имеют сильное влияние, особенно, что касается нашей мощи и скорости. В теперешних жестокостях войны пусть русские сами себя винят. Когда мы 6.07.41 были в Бресте, этот город уже несколько дней был в нашем владении, но цитадель еще не сдалась. Два раза красные поднимали белый флаг, но каждый раз, когда туда входили Ваффен-СС, двери снова закрывались. И таким образом там были уничтожены два наших отряда.

Через короткое время два наших грузовика, среди которых и мой, въехали в цитадель. Мы вошли на завоеванную территорию и хотели с нашим командиром забрать трофеи. Но тут прилетели немецкие бомбардировщики и сбросили бомбы. В 300 - 400 метрах от нас они взорвались. Это было очень неприятно для нас. И если быть честным, то я почувствовал, что мои штаны мокрые. Когда через полчаса этот весь ужас прошел, мы все выглядели бледными и с дрожащими коленями. Наши товарищи были очень рады, когда мы все вернулись назад.

Вчера перед обедом два наших офицера в Бресте были застрелены на улице. От цитадели к казармам ведут проходы под землей длиной 3 километра, в которых еще сидят русские. В казармах расположился наш батальон. Улицы в городе часто посыпаны гвоздями, мы уже дважды чинили шины.

В Минске я со своим товарищем нашел вагон с продовольствием. Определенно он предназначался для комиссаров, так как там находились очень хорошие продукты. Один небольшой русский грузовичок мы тоже себе приобрели. Сегодня после обеда мы на нем поедем купаться. Наши войска сегодня уже в 300 километрах от Москвы. Уверен, что все будет так же, как и с Варшавой. Только бы выжить...

Ваш Гельмут".

"Смоленск, 30.07.41.

Дорогие родители!

Со мною едет один офицер Люфтваффе, который возвращается из Петербурга в Смоленск. Ленинград был раньше прекрасным городом. Но теперь он выглядит враждебным. Летчики рассказывают, что такой мощной обороны, как вокруг Москвы, они никогда ранее не видели. Судя по их машинам, это правда. Почти на каждой пробоина. Здесь немецкие солдаты испытывают самое трудное, что может испытать человек.

С приветом, ваш Гельмут".

"Минеральные Воды, 12.11.42.

Дорогие родители!

Теперь я уже примирился с моими ампутированными пальцами. Когда такое случается, можно было бы сказать, почему именно со мной?

Мое ранение было в Моздоке. Да, здесь все выглядит враждебным..."

Перевод с немецкого

Нины РОМАНОВОЙ, "СБ".

вместо комментария

Читать эти письма сегодня - значит посмотреть на нашу войну, на Великую Отечественную войну глазами врага, хотя и юного. В письмах, как на киноэкране, пробегают кадры истории и судьбы. Вот 16-летний паренек, домашний мальчик из патриархальной Баварии, хотя и в форме, но еще не вполне солдат, тоскует по родительской "баночке мармелада". Как и его советские сверстники... Гельмута мало что интересует выходящее за пределы дислокации своей автомобильной роты. А ведь она расквартирована в Восточной Польше - евреи уже согнаны в смертельные гетто, поляки уже услышали от "генерал-губернатора Франка" обещание превратиться в "кровавый фарш", штурмовые дивизии сбиваются в стаи, но юному солдатику все это не важно. Война для него - приключение. Веселая и забавная. Он - горд своей миссией. Тем более что впереди ожидают сплошные военно-мужские удовольствия. И приключения не заставляют себя ждать. Как и учили на политзанятиях, все в занятом Минске оказались "монголами", да еще, естественно, они "упрямые и глупые". Кто не монгол, тот русский, в полном соответствии с обучением в гитлер-югенде - "низшие живые существа". Передовые части вермахта ведут героическую и победоносную борьбу с этими "недочеловеками" - отрубленные руки не редкость... Настроение хорошо поднимают богатые трофеи. Хоть вокруг и "унтерменши", зато вещи у них вполне на уровне, и белье, и ружья - маме понравятся посылки с Востока. Солдатик хочет быть достойным героев рейха. Может быть, в своем письме от 9 июля паренек и соврал, а может, написал правду. Как залез на крышу и "перещелкал" каких-то женщин. Чем не нибелунг?.. Но дальше война становится все меньше похожей на школьный поход и сплошной фейерверк. Красноармейцы, хоть и разбитые в первые дни, продолжают отчаянно сражаться, в беззаботно прогуливающихся немецких солдат стреляют партизаны. Но для Гельмута пока еще во всем этом много игры, старшие камрады уверяют его, что вот-вот рухнет Москва и все закончится. Так в те дни думал, впрочем, не только 16-летний Гельмут, так думали Гитлер, Кейтель, Гиммлер, все - от фельдмаршала до гренадера. Само собой, рукоплескал наступающему вермахту тыл, и очень громко, мамы и папы солдат, которые понесли на своих штыках идеи "нового порядка". Однако что-то у Гитлера не склеивается, планы не осуществляются. И хотя далеко от фронта, в тихой Варшаве у юного Гельмута в письме домой вдруг прорывается первое чувство страха: "только бы выжить..." Тогда, в июле 1941 года, такие нотки были большой редкостью и считались недостойными немецкого солдата. Но что-то такое уже почувствовал Гельмут... Может быть, сожженные Брест, Минск, сражающиеся мужчины и женщины, дороги, которые становились все более опасными, дали даже ему понять, что эта война будет совсем не похожа на те, о которых ему рассказывали офицеры. Что Москва - не Варшава...

Летом 1942 года 17-летний рядовой Гельмут Клуссман был тяжело ранен, оперирован и стал калекой. Война для него закончилась. Инвалидом в отцовском доме он узнал для себя новые слова - Сталинград, Курская битва, Минский котел, Ясско-Кишиневская битва... Он с родителями прятался в подвале от английских "стерлингов", еженощно бомбивших Баварию, слышал по радио о штурме Берлина солдатами Конева и Жукова, а потом его родители приладили на окне белый флажок - в их город вступили танки союзников. Война закончилась. Но еще долго вспоминались Гельмуту пожары над Брестской крепостью, горящие Барановичи и Минск, скрипящие виселицы и бредущие вдоль дорог измученные русские дети. Он приехал в Беларусь на своем "Бюссинге" как победитель и герой, а эвакуировали его из Советского Союза калекой. Впрочем, за него усердно молились мать, отец, и он не замерз под Сталинградом и не сошел с ума где-нибудь под Прохоровкой. Ему повезло...