“Война такой вдавила след и стольких наземь положила...”
В армию простого витебского паренька призвали в сентябре 1940 года. Служил в Приволжском военном округе, в разведбатальоне.
— В один из июньских дней 1941 года нас неожиданно перебросили в Гомель, — вспоминает Александр Иванович. — А 22 июня в 4 часа утра наш батальон подняли по тревоге и объявили: война! На машинах перебросили к Могилеву. Именно там рядовой Слобода получил свое первое боевое крещение.
Константин Симонов в одном из своих дневников оставил такую запись: “Я не был солдатом. Был только корреспондентом. Однако у меня есть кусочек земли, который мне вовек не забыть — поле под Могилевом, именуемое Буйничским”. Находясь в окружении, без танков и авиаприкрытия, советские воины три недели сдерживали натиск танковых дивизий гитлеровцев. Сталинский приказ о том, чтобы сделать Могилев вторым Мадридом, повторялся в каждой роте, в каждой батарее.
— Это был действительно ад! Гарь, смрад, копоть, от которых уже через сутки гимнастерка превратилась в бронежилет. Три дня — во рту ни крошки, а от нестерпимой жажды кажется, что все внутри обуглилось...
Память фронтовика цепко хранит мельчайшие детали тех дней. Но одна картина запечатлелась особенно ярко: залитое ярким солнцем пшеничное поле (урожай в тот год выдался отменный), по которому вместо комбайнов ползут, подминая тугие стебли с тяжелыми колосьями, черные машины с крестами на броне. Смотреть на такое крестьянскому парню было и страшно, и больно.
— Руки сами тянулись к оружию. Хотя какое там оружие. Всего-навсего трехлинейка за спиной, две “лимонки” в карманах, да по паре бутылок с зажигательной смесью. Вот и попробуй повоюй.
И все-таки они сражались, стояли насмерть. В одном из боев Александру Слободе удалось поджечь два танка.
— Спасибо бутылкам с зажигательной смесью. “Коктейль Молотова” — безобидные с виду сосуды, а сколько страху наводили на гитлеровцев. Незаметно подбираешься к танку и бросаешь стеклянную емкость в моторный люк. Бутыль разбивалась, жидкость растекалась по всему двигателю, и в считанные секунды вражеская машина превращалась в факел. Выбраться оттуда было практически невозможно, экипаж сгорал заживо.
За оборону Могилева Александра Слободу наградили орденом Красного Знамени. Уже в битве под Москвой эта первая награда спасла ему жизнь. Шальная пуля угодила прямо в орден, приколотый на гимнастерке слева. Там же, на подмосковных рубежах, мужественный разведчик получил второй орден Красного Знамени.
Что нам хорошо, то немцу — смерть
На войне случалось всякое. В боевой биографии Александра Ивановича был один случай, о котором он не особенно любит вспоминать. Произошло это в январе 1942 года. Зима в тот год выдалась суровая, от мороза птицы на лету падали замертво.
— В одну из таких ночей наша разведгруппа возвращалась с очередного задания вместе с “языком” — долговязым фрицем. В короткой шинели, с накинутым на голову одеялом и кляпом во рту — у него был жалкий вид. Русские морозы для немцев были в диковинку. Да и у нас самих, надо признаться, руки-ноги закоченели изрядно. Средство для сугреву было одно — фляжка со спиртом. Решили угостить и фрица, а то вдруг не дойдет, и все задание насмарку. Пленник наш промерз до такой степени, что на глазах у изумленных бойцов принялся жадно глотать обжигающую жидкость. После такого “допинга” немец заметно повеселел и пошел быстрее. Но уже через полчаса пути его движения стали замедляться. Он подолгу останавливался, тяжело дышал, судорожно хватая ртом морозный воздух. Наконец совсем затих. Приблизившись к нему, я с ужасом понял, что “клиент” наш... помер. Не пошла ему русская выпивка.
Поэтому больше таких “промахов” разведчики не допускали.
После ранения Слободу забросили в тыл врага, командовать партизанским отрядом на Витебщине. Тут он узнал о гибели своих родных. Отца Ивана Степановича и мать Ольгу Константиновну, воевавших в бригаде имени Фрунзе, выдал кто-то из местных. Заглушить сердечную боль можно было только в бою. И Слобода мстил, жестоко и беспощадно. На его личном счету и пущенные под откос составы, и десятки уничтоженных карателей.
В конце июня 1943 года — второе ранение. Гитлеровская пуля угодила в правую ногу, раздробив коленный сустав. Врачи были непреклонны: к службе не годен.
...Спустя годы Александр Иванович по-прежнему бодр и молод душой. Говорит, что благодарен судьбе за возможность дожить до сегодняшнего дня.
— На фронт из нашего села ушли 23 человека, а вернулся я один. Разве такая щедрость фортуны не достойна благодарности?!
На мой вопрос, о чем сегодня больше всего сожалеет, ответил так:
— Горько и обидно слышать, как отдельные политики и ученые искажают историю войны. Это очень опасное и непростительное занятие.
