В холле РНПЦ детской онкологии и гематологии многолюдно, как в обычной детской поликлинике. Детей, укутанных с ног до головы от мороза, везли сюда на санках, несли на руках. Мал мала меньше. И это никак не укладывается в голове: малыш с саркомой, лейкозом... И их тут почти полторы сотни. Едва ли не каждый второй — дошкольник, нередко крохе всего несколько дней от роду. У буфета за столиком — семья. Сын в маске и без единого волоска на голове раскачивается на стуле, пока мама с папой что–то сосредоточенно обсуждают. Их чай уже давно остыл, к бутербродам никто не прикоснулся... И в этой атмосфере — сосредоточенности и боли — я жду клоуна. И мне это кажется таким же неестественным и неуместным, как словосочетание «онкобольной ребенок».
Андрей Кизино — один из первых в Беларуси больничных клоунов — не вошел, а влетел. Подхватил меня под руку, бросил мимоходом какую–то хохму, скорчил рожицу, показал язык, скинул куртку, пошутил с гардеробщицей, чуть ли не вприпрыжку поднялся по лестнице, переоделся в свой клоунский костюм и стал распихивать по карманам всякие нужные вещи: конфеты, шарики, маленькую шарманку, крапленые карты, мыльные пузыри...
«Надо же за что-то прятаться!»
— Доктор Антошка, — читаю я веселые буквы на спине его халата.
— Ну не могу же я просто зайти в палату и сказать: «Здрасьте, я — Андрей!» Надо же за что–то прятаться...
В своем амплуа Андрей не одинок. Есть еще Доктор Нюша и Доктор Забыл. Они — это хорошее настроение всей больницы. Глядя на их носы и шляпы, халаты и ботинки, улыбаются и измученные болезнью дети, и их изможденные переживаниями родители, и замотавшиеся врачи.
— Значит, к малюсикам идем, — довольно потирает руки Андрей, заглянув в свое больничное расписание. — Гримироваться тогда не буду, а то испугаю ненароком.
Нахлобучил свою веселую панаму, завязал галстук в горох, натянул красный нос и забавной походкой пошел по больничным коридорам.
— Это кто тут у нас маленький? — заходим мы в первую палату. — Ничего себе, маленькая, — хрюкает от удивления клоун, увидев перед собой девочку лет десяти. Но не растерявшись, тут же достает из своих необъятных карманов поролоновые шарики и начинает показывать фокусы.
— Скажи волшебное слово, — хитро щурится Андрей. Катя молчит и даже не улыбается. Кажется, она терпит его присутствие из вежливости и от усталости. Тогда Андрей просит маму. Мама говорит «абракадабра», дует, плюет — и в руках клоуна один шарик превращается в два.
— Хочешь, я тебя научу? — снова обращается Андрей к Кате. Та пожимает плечами. Он опускается на колени, кладет ей в ладошку мягкий шарик и сжимает ее руки в своих. Катя слабо выдыхает, тихо что–то шепчет, а когда разжимает руки, из них бесконечной чередой сыплются бордовые кругляши. Они прыгают по кровати, по полу, а Катя улыбается, боясь поверить в чудо.
В следующей палате — именинница. В свой день рождения худенькая, полупрозрачная девчушка лежит под капельницей. Андрей стучит в дверь и смешным голосом просит разрешения войти. Но реакция непредсказуема: девочка вздрагивает, утыкается в подушку и плачет навзрыд, горько и безнадежно.
— Лизонька, посмотри, к тебе клоун пришел, — нежно гладит ее мама.
— Не–е–ет, — еще громче плачет Лиза.
— Все–все, ухожу, только цветочек тебе оставлю, — Андрей торопливо надувает шарики и крутит из скрипучей воздушной сосиски незабудку.
— Не хочу, — безутешно льются слезы.
— Тогда маме подарю, — боясь сделать лишний шаг в сторону кровати, Андрей передает цветок и быстро выходит.
Неправда, что надо кормить безнадежного больного сказками о выздоровлении — дети все понимают. Они гораздо умнее в свои годы, порой взрослее, чем их родители...
— «Не подходи ко мне, у меня сегодня плохие анализы», — представляешь, это мне сказал пятилетний малыш! У него был пониженный гемоглобин, и он понимал, что есть опасность заболеть. И я никогда не говорю что–то вроде «ты скоро вылечишься» или «ты обязательно поправишься». Для этого есть врачи. А я — как бы доктор шиворот–навыворот. Врачи делают все правильно, но волей–неволей причиняют боль и неудобства. А у меня правил нет, и я стараюсь заставить хоть на минуту забыть про капельницы, уколы, таблетки. Говорят ведь, что смех способствует снятию боли, напряжения, повышает иммунитет...
Андрея зовут врачи, когда нужно поставить капельницу, снять швы, взять анализ крови. Ему здесь вообще доверяют многое. Иногда маму уже не пускают туда, где последние часы дышит ее ребенок, а Доктора Антошку пускают.
— Однажды, чтобы успокоить мальчишку, я сам протянул медсестре руку: мол, и у меня бери кровь. Она уколола и говорит: «Ой, что–то крови нет». А у меня пальцы в мозолях от гитарных струн. Она опять уколола. Я улыбаюсь, а сам думаю, если сейчас третий раз уколет, сам закричу.
За ширмой улыбки
Андрей многому научился у своих коллег — клоунов из других стран. Недавно благодаря швейцарскому фонду «Теодора», который проводит у нас программу «Доктор Клоун», ездил во Францию и с тамошними больничными весельчаками смешил малышню. Паясничал, кривлялся, выделывал фокусы. Не важно, какой язык для детей родной. Жесты клоуна понятны всем.
...В следующей палате совсем крошки — некоторым и года нет. Андрей ползает на корточках, позволяя потискать свой поролоновый красный нос. А нос у него в два раза больше, чем ручонка 8–месячной малышки.
— Это где вы такую маленькую купили? — удивленно поднимает брови Доктор Антоша.
— Там, где и все детей покупают, — отшучивается мама.
— А на побольше денег не хватило? — импровизирует Андрей и достает из кармана свою шарманку размером со спичечный коробок...
Входя в палату, Андрей не знает, что будет говорить, какую вызовет реакцию. Он просто лицом к лицу с людьми, которых охватило горе. И ему нужно их рассмешить. Родителей или детей — неизвестно еще, кому больше требуется помощь. Он надувает очередную длинную скрипучую сосиску и делает папе заячьи уши:
— Теперь, Кирюша, у тебя есть свой персональный новогодний зайчик.
Фокусы с веревочками, картами, кошелек–невидимка... Он старается не повторяться. Ведь это не шоу и не представление на один вечер. Здесь нет «четвертой» стены, как в театре. И зрители зачастую — уже знакомые. Хотя не раз приходилось слышать и недовольное: «Ой, опять эти клоуны пришли!»
— Но сегодня — видели? — они сами нас звали: «Зайдите к нашим детям!» — ликует Андрей. — И если кто–то один не рад твоему приходу, то в соседней палате тебя ждут. И я не могу остановиться. Здесь горе — одно на всех. А счастье у каждого по отдельности.
Но самый постоянный «зритель» уже в течение 16 лет — сам Андрей. С тех пор как окончил театрально–художественный институт, дважды в неделю по 3 — 4 часа он проводит в детском онкоцентре. Еще два дня принадлежат подопечным детского хосписа, находящимся на домашнем уходе. За это время у него на глазах ушли десятки детей... Я удивляюсь, как он не устал, как не боится, как не «сгорел». Ведь у него еще и своих двое мальчишек, и главные роли в театре юного зрителя. И тут Доктор Антоша проводит руками по лицу, будто снимая с себя маску, из–под которой появляется усталый Андрей Кизино:
— Если честно, то — устал. Один раз я вдруг понял, что мне жалко ребенка, и все посыпалось. Я привязался к малышу. А ему становилось все хуже и хуже. «Он уйдет», — разрыдалась его мама, провожая меня. Мы ведь не говорим «дети умирают», мы говорим «уходят». Я ее успокаивал, представляя себя скалой. А сам дошел до машины и не сдержал слез. Я не скала. А как артист, наверно, еще более эмоционален, чем другие. Если думать о каждом ребенке и его болезни, не хватит ни эмоций, ни сил. Врачи говорят: «Нельзя привязываться к пациентам — это опасно. Ты снял халат и забыл все». Но мне кажется, они лукавят: это невозможно и чаще всего попросту не получается. Я все равно продолжаю думать, например, что я сделал не так или что не сделал, чтобы хоть чуточку поднять настроение Лизе. С годами я научился «закрываться», меньше пускаю в себя то, что вижу. Но скрывать слезы за ширмой улыбки все тяжелее.
***
Больничный клоун — это не просто смешной и лохматый с красным носом. Не просто человек со своей работой, семьей, увлечениями, который «вырвал» несколько часов из жизненного графика, распланированного лет на пять вперед, и пришел в больницу. Не клоун–аниматор на праздник, не клоун на один выход — а тот, кто постоянно приезжает в одну и ту же больницу, долгое время к одним и тем же детям, с которыми знакомится, узнает их, пытается к каждому найти подход. И дети начинают его ждать... Это ответственность, огромная. И огромная именно потому, что Доктор Клоун в отличие от своих «рыжих» цирковых коллег действительно — доктор. И для многих своих зрителей действительно — с большой буквы.
