Ромашки под соломенной крышей

Неюбилейные заметки, сделанные во время одного небольшого путешествия
Неюбилейные заметки, сделанные во время одного небольшого путешествия

Недавно музей народной архитектуры и быта в Строчицах праздновал свое 30–летие. Скромно, без помпы. Впрочем, и дата сама очень условная. Просто в декабре 1976 года было подписано постановление Совмина о его создании. А экспозиция до сих пор не завершена и формируется. Ведь создание скансена подобного масштаба — дело не одного десятилетия. Давайте считать круглую дату лишь отправной точкой, от которой и отправимся в глубь страны и столетий — по былым околицам. А по ходу этого путешествия будем делать некоторые заметки. Прямо на открытом воздухе, по ходу движения. Поехали?

Заметка первая, сделанная еще по дороге

Его называют единственным нашим скансеном, музеем под открытым небом. В мире подобные пасторальные экспозиции — явление распространенное и любимое. У нас же 30 лет назад было дивом дивным. Впрочем, музей первозданного народного быта мечтал создать еще Фердинанд Рущиц. Но, как на грех, идеей этой он увлекся в канун Первой мировой. Потом, в начале 20–х годов прошлого века, многочисленные этнографические экспедиции, утопая в непролазной грязи, отсмотрели множество памятников материальной культуры Виленского, Новогрудского, Белостокского и Полесского воеводств. В 1931 году Рущиц уже договаривается о создании музея под Вильно, куда «переедут» домики из обследованных воеводств. Но и тогда не сложилось...

Лишь в 1976 году вышло постановление о создании музея народной архитектуры и быта.

— Но до настоящего рождения музея было далеко, — вспоминает события 30–летней давности руководитель рабочей группы по созданию Белорусского государственного музея народной архитектуры и быта, а ныне завкафедрой БНТУ Сергей Сергачев. Именно он в свое время отыскал многие раритеты из нынешней архитектурной коллекции. — Нас взяло на обеспечение добровольное общество охраны памятников. Хватало разве что на скрепки. Какое–то время мы даже на иждивении у жен жили, но были полны энтузиазма, верили в то, что создаем нечто исключительное.

...До нынешнего музея от Минска — совсем рукой подать. Всего 4 километра от кольцевой. И серые музейные хатки все больше контрастируют с пряничными коттеджами, обступающими музей со всех сторон. Плата за близость к городу. И от обещанных проектом 220 гектаров музею, скорее всего, останутся лишь уже заселенные 150.

Дороги здесь, как в настоящем селе. Никакого асфальта. В слякоть даже научные сотрудники любой модной обуви предпочитают резиновые сапоги. Да еще и стройка эта у самого въезда в скансен добавляет первозданной прелести. Зато здание строится большое, современное. В три этажа.

— Это что ж такое? Контора новая музейная? — захожу я со своим предположением в одноэтажную избушку с надписью «касса». Между прочим, и библиотека, и касса, и администрация — все здесь «в одном флаконе».

— Увы, это пожарное депо. Любят нас пожарные особой любовью, — вздыхает кассир Светлана Александровна. — Все деревянное. Может вспыхнуть, как спичка. А ведь уникальные памятники...

Директора музея Светлану Локотко мы находим в одной из хат. Телевизионщики снимают программу о быте крестьянской семьи. Пожилой сотрудник музея Николай Иванович, кряхтя, слезает с печки. Кстати, здесь это привычное дело — кем только не доводится бывать музейным научным специалистам: и богом огня Жижелем, и аутентичным «дедморозом» Зюзей, и даже медведем в Камаедицу. А что поделать — народ сейчас жаждет зрелищ. Серых покосившихся избушек, пусть даже очень подлинных и старинных, ему мало. Все это должно жить.

— Вот и к Колядам подготовили интерактивную программу «Удивительный мир народной фантазии», — поясняет директор. — Вы не думайте, вниманием мы не обижены: в выходные, в хорошую погоду, в праздники дел полно — рук на все не хватает. Киношники и телевизионщики очень нас любят — и не сосчитаешь, сколько фильмов здесь было снято.

Заметка вторая, сделанная у почерневших бревен церкви из села Барань

Здесь у каждого
холма стратегическая задача. Вся территория — будто макет страны, повторяющий рельеф и даже особенности растительности: Поднепровье, Поозерье, Понемонье, восточное и западное Полесье, центральная Беларусь.

Мы со Светланой Александровной смотрим с холма на старую мельницу с демонтированным шатром, на покосившуюся деревянную церковь из села Барань Оршанского района. Датируется она 1704 годом, для дерева это — запредельный срок.

— Думаю, дальше идти не стоит, — предупреждает Светлана Александровна. — Там совсем не пройти.

А прикоснуться к древним стенам очень хочется.

— Как можно было дом перевезти? — этот вопрос меня мучает с самого начала.

— В этом вся прелесть дерева. Деревянный дом — будто конструктор. И мы не первые были, кто его разбирал. Срубу ведь полагалось год простоять — просесть, и лишь после этого из него собирали настоящий дом.

До мельницы и церкви мы так и не дошли. Не из–за плохой дороги. Просто в них опасно находиться. Аварийные они. Срочной реставрации просят. Потому как начали их подлатывать еще в начале перестроечных 90–х, да так из–за безденежья и не закончили. А незавершенная реставрация для любого объекта еще страшнее, чем неначатая. В таком состоянии все умирает быстро...

— Это очень сложные объекты. И специалистов по ним у нас нет, — вздыхает Светлана Локотко. — Все наши крыши – в основном соломенные и камышовые, а таких позиций в реставраторских расценках даже не существует. Да и солому в снопы уже не вяжут — в валки комбайном скатывают. К сожалению, из 35 наших объектов 8 — незавершенной реставрации.

Заметка третья, сделанная в придорожной корчме

Наш разговор продолжается там, куда и полагается зайти путнику, продрогшему от прогулки на зимнем ветру. В корчме. Многие годы она стояла пустая. Экскурсоводам приходилось сильно жестикулировать, чтобы напрячь туристическую фантазию, помочь представить, как все здесь было. Кстати, воссоздан подлинный интерьер ХIХ века: дубовые столы, буфет, кленовые лавки. Сейчас корчма работает — сюда пустили арендаторов.

— Чтобы ее приспособить, понадобилось три года, — говорит директор.

Зато теперь здесь подают блюда традиционной кухни и только в глиняной посуде. Что же касается приспособления прочих объектов, то желающих обжить, скажем, уникальные церкви не нашлось. Приходы вокруг небольшие. И о том, что в пустых храмах снова запоют хоры, музейщики лишь мечтают. А надо бы в них жизнь вдохнуть. Средний век деревянной хаты — 100 лет, церквам здешним — по два–три века. Сие долгожительство объясняют тем, что свечи и ладан выделяют антисептические вещества. Но службы в этих церквах не проводились как минимум полстолетия — ведь их и забирали–то из деревень много лет пустующими.

Заметка четвертая, сделанная в старой хате

У каждого дома здесь своя легенда. Вот, скажем, у этого длинного из деревни Садовичи Копыльского района дурная слава. Дескать, хозяин, когда строил, кровью заклятие сделал, что могут в доме жить только его наследники. Судя по тому, что дом просторный и крепкий, жили здесь зажиточно. Во время коллективизации хозяевам пришлось спешно его покинуть. С тех пор, говорят, ни одна семья в этом доме и не прижилась: ссорились, болели, умирали. Когда ученые заинтересовались хатой, она пустовала. Колхоз им с радостью ее подарил.

— Не знаю, как насчет заклятия, я в это не слишком верю, — размышляет Сергачев, — но вот то, что у кровати, в стене, потайная ниша для обреза была выдолблена, — это точно. Хозяин, видать, умел за себя постоять.

Сергей Алексеевич признается, что самый любимый его экспонат — магазин из Глусского района, из деревни Косаричи. Только имеется в виду не лавка, а общественный амбар. Длинное сооружение с проездом по центру. В деревне это был своего рода стабилизационный фонд: скидывались все, а случись у кого пожар, подтопление или лошадь пала, или, того страшнее, кормилец умер, община выдавала помощь из этих запасов.

— Я до сих пор хорошо помню, как мы его отыскали: вечерело уже, уезжать собирались. А потом я его увидел, — вспоминает Сергачев. — Это была последняя постройка такого типа в нашей стране. Признаться, боялись, что нам не дадут ее увезти, — ведь здесь не только были общественный амбар и место свиданий сельской молодежи. Во время войны в этом магазине была своего рода тюрьма. Там пытали и даже расстреливали.

Заметка на прощание

...На Коляды здесь многолюдно. Музейные сотрудники жалуются, что в такие дни и сил на всех посетителей едва хватает, — автобус за автобусом подъезжает. Но это они ворчат не по злобе. Скорее, от радости. Ведь в осенне–зимний период бывают дни и даже недели, когда сюда нога туриста не ступает. И им, влюбленным в эти серые хатки самой преданной любовью, обидно. Но тешат они себя ожиданием лета, когда повсюду зацветут ромашки и вернутся аисты.

— Знаете, у меня вышло более 300 научных статей, книги, брошюры, — говорит на прощание Сергей Сергачев. — Но я очень горжусь именно собранием этого музея, хотя давно уже там не работаю. Ведь многие из этих построек мы просто спасли от тихой гибели...

Фото Виталия ГИЛЯ, "СБ".
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter