Родовое проклятие?

Не знаю, увижу ли я свое письмо напечатанным... Дело в том, что послезавтра у меня - день рождения. Мне должно исполниться 37 лет. И эта далеко не круглая дата, признаюсь, вызывает у моих близких прямо-таки ужас. Сам я - человек образованный, к мистике не склонный, суевериям не подверженный, однако и мне не по себе. Если мне удастся пережить сегодняшний вечер и завтрашний день, то в нашем роду я буду первым мужчиной, который сумеет отметить 37-й день рождения.

Для тревоги не было бы причин, если бы сегодня в живых не остался лишь я - самый младший из пяти двоюродных братьев, сыновей пяти родных сестер. Димка погиб в 35 лет - его ударило током, когда вел проводку в гараж. Андрею было 36, когда он заснул за рулем машины, в которой ехало еще 3 человека. Причем у пассажиров - ни царапины, а Андрюха умер на месте. Юра, который так боялся за свое здоровье, что накручивал массу бинтов на самую пустяковую царапину, не уберегся от заражения крови во время визита к зубному врачу. Сгорел за месяц - тоже в 36 лет и 4 месяца.

Сопоставить эти факты мне пришло в голову лишь тогда, когда я впервые побывал на нашей общей родине - в Саранске, где похоронены мои дед и бабушка по материнской линии. Удивило, что на стоящих рядышком двух могильных камнях выбита одинаковая дата смерти: 8 сентября 1950 года. Я знал, что моя мать и четыре ее сестры росли сиротами с возраста 11 - 14 лет, но об обстоятельствах, при которых они потеряли родителей, почему-то всегда говорилось крайне туманно. И только на кладбище в Саранске наши матери рассказали правду мне и Генке - еще живому тогда сыну тети Шуры. Оказывается, ранним утром 8 сентября 1950 года случилась трагедия, всколыхнувшая весь город: муж из табельного нагана застрелил жену и тут же застрелился сам - на глазах у пяти дочерей, среди которых была и моя мать. Говорили, он сделал это в приступе ревности, для которой не было никаких оснований. На следующий день после похорон со старшей из сестер разговаривал доктор, не сумевший довезти до больницы мою смертельно раненную бабушку. Он сказал примерно следующее: "Я в эти басни не верю, но будьте осторожны - ваша мать в агонии прокляла отца и пожелала, чтобы и дети, от него родившиеся, его не пережили".

А надо сказать, что моему деду в день смерти было 36 лет. Вот и выходит, что то проклятие, высказанное в смертельном бреду, странным образом отразилось на следующем поколении - на родившихся у пяти сестер сыновьях. Было бы легче поверить в цепь случайных совпадений, если бы роковую дату сумел пережить хотя бы один из нас. Но Генку, которому до 37 лет оставалось всего полтора месяца, какие-то пьяницы зарезали буквально у подъезда - когда он выносил мусор.

Я готов к худшему. Но сердце отказывается принимать его неотвратимость. Поэтому из дому я сейчас не выхожу, газ на кухне не включаю, ванну решил пока не принимать. Очень хочу дожить до своего дня рождения, в который лучшим подарком была бы ваша газета с этим письмом, над которым я с легкой душой мог бы посмеяться. Осталось всего два дня...