«Честно тебе скажу, я местному начальству как кость в горле был. По два раза на неделю заезжали. Выселяйся, говорили, в Минск, даем трехкомнатную квартиру. Я потом отказ на выезд написал, и кончились претензии. Дед тут мой родился, отец, и я родины не поменяю», — голос Николая Ключинского ни на секунду не дрогнул. В руках у него запищал дозиметр: уровень радиации — 25 кюри. Предельно допустимая норма — 15.
Дом Ключинских выкрашен в желто-голубые цвета. В таком, говорят хозяева, жить веселее.
Это деревня Рудня-Дудичская Чечерского района. До аварии на Чернобыльской АЭС здесь было 98 домов. Теперь — два. Один пустует, во втором живут Ключинские. Комнаты у них небольшие, потолки высокие, на стенах иконы. Хозяин, Николай Константинович, мужик крепкий, на ноги, правда, жалуется — 80 лет как-никак. Мы говорим, стоя у окна: жена, Софья Никитична, ушла на кладбище, прибраться перед Радоницей, и поручила мужу за коршуном следить, чтобы цыплят не уволок.
— В 1986-м я замначальника цеха связи в Чечерске был, и вот 5 мая передают, что произошел взрыв, — Николай Константинович пересказывает события, как будто случилось это вчера.
— И после этого вы поспешили домой?
— Как? — не понимает, о чем я. — У меня в подчинении 43 человека, на кого их брошу? Кончили смену и разошлись.
Хозяин внимательно наблюдает за цыплятами и продолжает с иронией: «Сначала нашу Рудню-Дудичскую не трогали, а году в 1991-м, когда началось отселение, стали рассказывать, мол, радиация — это нечто страшное, а что конкретно — не говорили, даже уровень не называли. Помню, приезжала женщина, которая за отселение отвечала. Собрала людей возле магазина и сообщила: «Тут концепция такая, проживать нельзя!» А сама и не знает, что это за слово такое «концепция». Девки спрашивают: а концепция — это крепко страшно? Она — ой, крепко».
Уровень радиации на земле — 27 кюри.
Это воспоминание рассмешило даже Софью Никитичну, которая как раз в дом вошла. Муж тут же переключился на нее: «Люди когда начали разъезжаться, она мне каждый день зудела, мол, поедем. Я не выдержал и говорю: собирай вещи, куда хочешь завезу, но сам в эту городскую шпаковню не поеду».
— А я плачу, как тут одним жить? Мне ж еще и 50 нет, с кем общаться? Человеку же разговор нужен, — вспоминает о своих переживаниях супруга. — Каждую семью ходила провожать. Когда все разъехались, выйдешь, бывает, во двор, и только слышишь, как калитки от ветра скрипят.
— А люди назад возвращались?
— Да, года через два, прямо на кладбище, — Николай Константинович явно расстроился. — Старых не надо было трогать, пусть бы жили тут. А то дали комнаты в высотках, а что им на этих этажах делать? В Гомель, бывает, поеду, зайду к тем, кого знал, а они сидят на лавках, плачут. Мужики плачут, понимаешь?!
Вход в «зону» — через КПП
Дом Ключинских выкрашен в яркие желто-голубые цвета. В таком, говорят хозяева, жить радостней. На улице весна, дышишь полной грудью, позабыв на время про какую-то там радиацию. Только шумит колыхающийся на ветру бурьян. С Софьей Никитичной идем по улице Пушкина. Определить, что когда-то это была большая улица, можно лишь по дороге, протоптанной за десятки лет. А так — ни домов, ни дворов. «Я редко гулять выхожу, боюсь этой пустоты, — она оглядывается и вспоминает: — Тут подруга моя жила, а там дальше — кума. Дома их, как и всех деревенских, два года назад закопали. А кумы никак не хотел в яму ложиться, два бульдозера на него сразу пошли. Звоню потом, рассказываю: «Хата твоя знаешь как упиралась, крепкая была. Не зря в ней аж пятеро деток вырастили».
В радиусе 20 километров почти никого. Ближайшие Дудичи — пустые. «В 2002-м пожар там был, все и сгорело. Март стоял, сухо, огонь все смел. Только фундаменты остались, но и их закопали», — продолжает бабушка.
С Ключинскими тут остались только дикие животные. Хозяйка рассказывает, по 6—8 косуль, бывает, пробегают. Встречаются олени, лисы: «Если бы они ко двору ближе подходили, мы бы их даже кормили. Живое — оно ведь живому помогать должно».
К пернатым и лохматым у семьи особое отношение. У них вот даже две будки во дворе. Собака по осени прибилась, взялись воспитывать. А она никак с их щенком не уживалась, сделали ей отдельную конуру. «День потом его нет, на два пропадет, через год и совсем исчез. Так нам позже автолавочник рассказал, что пес этот хозяина своего нашел», — рассказывает Никитична по пути домой.
Автолавка, к слову, сюда приезжает два раза в неделю — в понедельник и пятницу. Овощи и фрукты хозяева растят сами.
«С газетами только тяжко, — Николай Константинович не усидел дома и ждет нас на улице. — Всю жизнь «Советскую Белоруссию» выписывал, но с доставкой проблемы случились. От нас до Чечерска километров 20, получается, почте обслуживать нас накладно. Договорился с автолавкой, начали мне прессу два раза в неделю привозить. А потом продавщицы стали быстро меняться, газеты раз в месяц доставляли. Махнул на них и полгода уже без газет сижу».
Заметила, впрочем, что Ключинским на месте не сидится. Дед, как и его жена, в основном всегда в движении. Сейчас синичек семечками кормят, воробьи рядом прыгают. После аварии их несколько лет не было, а потом снова поселились. И пчелы у них есть. Появились они в деревне случайно: завелись в пустующем доме. Не оставлять же бесхозными. Попросили Ключинские у свояков улей и банкой тружениц туда перенесли. Матку, правда, повредили, пришлось в городе новую заказать.
О скуке и одиночестве лучше разговор не заводить: хозяйка — в плач, хозяин — злится: «Сын у нас в Гомеле живет, в гости часто наведывается. А вообще я привык, чтобы меня никто не тревожил. Если вижу металлистов (мародеров. — прим. авт.), сразу в милицию звоню».
Кстати, еще в 1990-х, оставшись с женой в пустой деревне, Ключинский мародерам сразу показал, кто в Рудне-Дудичской хозяин: «Когда люди разъехались, с нами по соседству два забулдона осталось, а потом в Дудичах еще бывшие зэки поселились. Они в домах крыши и полы снимали и носили на водку менять: две хаты — на три банки. А я бывший штангист, самбо занимался. Выйду на улицу, слышу, скребут. За велосипед и туда, ну и всыплю им на баранки. А еще, бывало, делать нечего, объезжаю деревню. Ага, куча шифера сложена. Подготовили, значит. Ну, я ее кувалдой и подобью. Машина ночью приедет, а заготовки нет».
С домов грабители перешли на кабель, алюминий, медь — много тут ценного после колхоза осталось. Вот только озолотиться компании не удалось. Во время очередной пьянки передрались между собой, кто-то кого-то порезал, короче, финал предсказуемый — уцелевшие мародеры попали в милицию.
Николая Константиновича одно огорчает: церковь в соседних Дудичах не смог от грабителей сберечь. Четыре раза ее вскрывали: «Я окна зарешеченные заварил, засов сильный сделал. А они решетку к машине привязали и с корнями вырвали, столько икон вынесли…»
— Хватит вам стоять, идемте в хату, я оладок напекла, — окликает нас Софья Никитична.
— Дело говорит, — поддерживает женщину муж. — А потом — за работу. Мне еще ульи проверить нужно, а ей грядки подготовить. Весна на дворе, посадки скоро, некогда рассиживаться.
panteleeva_katya@mail.ru
