Валентина Еренькова пришла в режиссуру из актерской профессии. В определенный момент почувствовала, что пора реализовываться... Сегодня Еренькова - один из самых сложных и необычных режиссеров на минской сцене. Она проповедует новый "синтетический театр", заставляющий работать подсознание зрителя. Энергетика ее спектаклей вас уносит так далеко, что без Фрейда вы вряд ли вернетесь обратно. Недавно Валентина Григорьевна "синтезировала" классика - М.Горького. Классик, вероятно, постановку бы одобрил: босяческие одежки, нервная музыка, бодрые лица актеров - все работает на главную горьковскую идею: эх, поговорить бы нам, не стыдясь слабостей своих, да поближе друг к другу, поближе... На современном языке эта гуманистическая идея, наверное, звучала бы как что-то вроде "надо чаще встречаться". В общем, как ни крути, а человек без коллектива никуда. Спектакль "Чудаки" стал, безусловно, удачей Национального академического театра им. М.Горького.- Валентина Григорьевна, почему вы обратились именно к Горькому? Автор-то немодный.
- Горький - великий драматург. Я его очень люблю. У нас к нему долгое время был несправедливый хрестоматийный подход. Многого мы о нем не знали. А ведь в нем такая глубина, такая тайна!
Это был живой человек, который любил и которого любили. Законодатель мод, устроитель интереснейших литературно-музыкальных вечеров, "буревестник" русского хиппизма - "босячества" и просто очень-очень русский человек. Классик, которого я просто обязана была поставить уже только потому, что театр, в котором работаю, носит его имя.
- Ваш стиль не вполне традиционен. Вас причисляют к представителям так называемой московской режиссуры, имея в виду и уровень претензий ваших постановок, и их общую атмосферу. Можно сформулировать кратко, что такое сегодня театр Валентины Ереньковой?
- Мой театр - это синтез психологии, трагифарса, музыки, пластики, художественной метафоры и четкой, логически выстроенной формы. Спектакли "Скорпион", "Папа, папа...", "Чудаки" сегодня в полной мере подтверждают, что наш театр приобретает все больше поклонников.
Ольга Клебанович, например, сама стала инициатором постановки пьесы Копита "Папа, папа...". Я тогда как раз вернулась со стажировки у Марка Захарова. В этой пьесе можно было использовать накопленное за многие годы в реалистическом театре. Но всегда тяжело вдруг взять и войти в другую стилистику, в другой ритм, в другое дыхание. И это очень хорошо, когда уже сложившиеся актеры с именем пробуют себя в чем-то новом, когда у них есть эта жажда, когда они не боятся открывать в себе новые качества, новые ноты в актерском регистре.
- Со стажировки у Захарова... Интересно...
- О... Это был не один день, не один месяц и не один год. Я была первая ласточка из Беларуси. Ведь вроде есть все разрешения и соглашения двух сторон, но пробить все нужно самому. Потому что это - рыночные отношения. Не так, как раньше - ты получил командировочные и довольный поехал куда угодно. Сегодня это прежде всего деньги, это выживание.
Я поехала с сознательной целью: не просто сидеть в Ленкоме, а ходить за Захаровым по пятам, увидеть его в конкретной работе. При мне он выпускал спектакль "Мистификация". Я получила колоссальное удовлетворение. Когда уезжала, спросила, имею ли право называться его ученицей? "Конечно, конечно!" - сказал он. У нас было красивое расставание. Через 4 года мы встретились с ним на одном фестивале в Москве. Ему вручали звание академика, а мне - премию за спектакль. Сначала он стоял на сцене, а потом вдруг вызвали меня с ребятами. Ученица и учитель. Сразу виден какой-то результат. Наверное, так не бывает... Звезды сошлись... Я выступала взахлеб с какой-то речью, что-то говорила, но ничего не помню. Говорили, что видели потом мое выступление по "Культуре".
Незабываемое ощущение. И его у меня никто не отнимет.
- А чья интонация белорусских режиссеров вам дорога?
- Я очень много для себя взяла у Бориса Луценко. Я не скажу, что это мне близко, но я что-то важное почерпнула для себя. Взяла на вооружение. У каждого режиссера есть своя интонация. Многим удается ее проявить, но немногим удается оставаться ей верной.
Мы своих актеров и режиссеров не раскручиваем, поэтому ходят на залетных москвичей. Хотя публика уже немного успокоилась, потому что увидела - часто привозят халтуру. Приезжает Виктюк со своей командой. Обыватель идет, потому что это модно, это престижно. Он ничего не поймет, но будет сидеть до конца, потому что он дорого заплатил за билет.
А собственно, кто сегодня из наших молодых режиссеров дышит в спину маститым? Кто? Мое поколение оказалось выброшенным. Это - вакуум. Это - пустота. Кто нам что давал? Для нас двери везде были закрыты. На чем мы могли расти, поднимать свой уровень? В подвалах "на кошках тренироваться"?.. Кто-то ломался, не выдерживал, а кто-то шел дальше и доказывал, себе в первую очередь. Сегодня молодежи легче. Хоть что-то где-то организуется, есть поддержка. Но где выпускники нашей академии? Их выпускают каждый год, где они?
- А вообще, научить театру можно?
- Если есть призвание. Кого-то эти пять лет вполне удовлетворяют. Кто-то идет дальше. Режиссер ведь сегодня и завпост, и художник. Каждый день ежесекундно он должен все контролировать. Искать деньги. А человек все не охватит, у него тоже есть предел. Я уважаю каждого человека, который занимается этой профессией, потому что это - труд. Когда я была актрисой, то была более критичной. Я раздавала ярлыки направо и налево: "Этот - плохой, этот - хороший. Этот - ничего, а этот - мало отдает". А потом, когда узнала на своей шкуре, что это такое - режиссура, то поняла: не имеем права судить.
Режиссер - это президент маленького государства. Очень важно любить тех, кто это государство населяет. Очень важно не сломаться, не изменить себе, своему стилю, своей манере. Необходим определенный уровень выносливости, преданности театральному искусству. Это и есть самые важные составляющие профессии.
Фото Игоря МАКАЛОВИЧА, "СБ".
