Драма о лабиринтах брака с Леонардо Ди Каприо и Кейт Уинслет в главных ролях
Любитель пристально наблюдать за жителями благополучных предместий Сэм Мендес экранизировал первый роман малоизвестного у нас американского классика Ричарда Йейтса «Дорога перемен» (Revolutionary Road). Фильм номинирован на три «Оскара», а исполнительница главной роли Кейт Уинслет (кстати, жена режиссера) уже получила кое–какие награды и, похоже, это еще далеко не предел. В наших кинотеатрах фильм начнут демонстрировать с 29 января.
Разлученные холодными волнами пассажиры погибшего «Титаника» Ди Каприо и Уинслет начинают новое, куда более рискованное путешествие. Героям первого фильма повезло так, как только может повезти влюбленным, — как повезло Ромео и Джульетте. А вот персонажи «Дороги перемен» познакомились на вечеринке: она картинно курила, он романтично подпирал стены. Неожиданно Фрэнк и Эйприл обнаруживают себя мужем и женой, дрейфующими по направлению к тому, чтобы стать скучными 30–летними дядей и тетей. Аскетичная камера бесстрастно фиксирует аккуратные костюмы и шляпы главы семьи, умопомрачительные халатики спутницы жизни и, конечно же, дом, милый дом — белый двухэтажный особняк на зеленом пригорке. Она обитает в царстве хрустящих салфеток и вечерних выходов в свет, он с трудом различим в толпе пиджаков — менеджеров среднего... простите, клерков. На заднем фоне копошатся дети, превращенные в предметы мебели. Быт середины прошлого века выписан с педантичным прилежанием и почти любовным вниманием к мелочам: современные американские герои больше не курят в каждой второй сцене и стакан с виски все реже увидишь в их руках.
Как водится, супруги друг друга терпеть не могут и коротают свободное время, выясняя отношения. Фрэнк вовсю старается быть мужиком: стучит кулаком по столу и корчит зверские мины — на дворе 50–е, мыслью о гендерном равноправии еще не пахнет. И все вроде хорошо: до конца жизни лепить бы ему из себя перед машинистками мачо из нуар–фильмов, а ей соскальзывать в мутные воды соседского адюльтера. Но...
Брак разрушают не измены и даже не отсутствие любви. Семью губят фантазии и мечты. Перед четой Уилер появляется Париж, вернее, возможность Парижа. Бегство в Европу как символ утраченных возможностей. В голове Эйприл, наткнувшейся на давний снимок мужа (военное фото на фоне символа пошлости всех времен и народов — Эйфелевой башни), воскресает произнесенное ею некогда тошнотворное: «Ты самый интересный человек, которого я когда–либо встречала». Оживают амбиции и претензии. Однако ее мысль уехать в Париж всем приятелям Эйприл справедливо кажется идиотской. Дело не только в том, что все их соседи, коллеги и друзья — удручающие мещане. Подозрителен сам импульс. Путешествия не спасают, перемена мест жительства помогает только наркозависимым. «Давай уедем» — это как расписаться в собственной глупости, отсутствии фантазии и беспомощности. Воображаемый Париж не вытягивает семью за уши, разве что вносит разнообразие в половое общение.
Можно, конечно, обрушивать гневные филиппики на ханжескую среду, капиталистические отношения, систему патриархатного террора, низведение женщины на уровень домохозяйки и бесконечно вскрывать язвы и прыщи общества, сгубившего красивую семейную пару. На деле в этой очень чеховской истории все иначе. Персонажи не выдерживают испытания собственной обыденностью — они действительно такие, как все. Их разоблачает даже физиология: круглые сытые лица, ломаные жесты. Два великовозрастных позера ломают друг перед другом руки, пытаются вызвать овации невидимой публики фальшивыми минами и судорожной мимикой под слоем свинцовых белил. Врут все, даже машинистка кокетливо прижимает простыню к груди и произносит: «У тебя есть сигарета, Фрэнк?» (В какой книжке она прочитала, что надо делать именно так?) Их мечты, по сути, скучны, способности ограниченны, устремления тривиальны. Кажется, Уилеры способны на безответственный эскапизм, а на деле даже дауншифтинг им не по зубам. Даю голову на отсечение — их дети будут хиппи.
Оба персонажа на протяжении всей своей love story успешно занимаются взаимной эксплуатацией. Но наступает момент, когда ни он, ни она больше не в силах различать в глазах супруга свое отражение — парадный портрет в полный рост. Герои больше не дают друг другу возможности почувствовать себя «особенными». Демоны выходят наружу. Они рвут друг друга на части, и Фрэнк превращается в хныкающего мальчика, привязанного к жестокой старшекласснице Эйприл...
Эйприл в исполнении Уинслет действительно хороша — ее широко раскрытые глаза, истеричное спокойствие фраз: «Я ничего не чувствую» или «Спи, с кем хочешь» возвращают зрителя прямиком в те славные времена, когда теологи всерьез обсуждали: а человек ли женщина вообще? Глядя на то, как эта ее внутриутробная жуть (не важно, какой скудостью внутреннего мира инициированная) выползает наружу, становится не по себе.
Фильм предсказуем, как греческая трагедия или как ход человеческой жизни в целом. Он не очаровывает, чуда не происходит, ты знаешь, чем все закончится, — но отвести глаз все равно не в силах. Это кино вовсе не о кризисе среднего возраста или о том, как чертовски сложно строить отношения в браке. Приверженцы child–free и феминистских теорий обглодают отдельные сцены до костей, сцены скандалов заставят злорадствовать холостяков и напугают молодоженов. На самом же деле это история о том, что любви (по крайней мере, того, что принято называть любовью) не бывает. И если вы не овладели в известной степени искусством самообмана, у финишной черты вас ждет беда или, что еще хуже, скука.
