В одном из репортажей несколько лет назад прозвучала цифра: в чернобыльской зоне - 300 кладбищ. Для меня, участника ликвидации последствий аварии на ЧАЭС, это выглядело зловеще. Ведь рядом с кладбищами всегда находятся населенные пункты. А теперь где они? Их постигла такая же участь, как и умерших людей. Они захоронены!
Летом - осенью 1988 года мне довелось работать в составе оперативной группы, куда входило 5 механизированных и химических полков, а также подразделения обеспечения. Личного состава - около 7 тысяч человек. Части дислоцировались в южных районах Гомельской области, в непосредственной близости от чернобыльской зоны или даже в самой зоне отчуждения. Их основной задачей являлась дезактивация населения и местности. Но складывающаяся радиационная обстановка поставила задачу еще более сложную.
На правительственном уровне было принято решение о захоронении населенных пунктов с очень высоким уровнем радиации, то есть тех, где не было никаких перспектив, что жители вернутся. Приказ есть приказ. Технически это выполнялось довольно просто. После радиационной разведки отдавалось распоряжение на захоронение деревни N. К дому подъезжал экскаватор, вырывал котлован, затем армейский бульдозер опрокидывал дом в яму и ровнял землю. В это время пожарные машины водой сбивали поднимающуюся радиационную пыль. И так дом за домом. Батальону на захоронение деревни отводилось 7 - 10 дней, в зависимости от количества домов. С апреля по октябрь 1988 года таким образом было захоронено 93 населенных пункта!
А теперь представьте, что чувствовали исполнители? Ведь все они были призваны из запаса. Возраст от 30 до 42 лет, у каждого дети, у каждого дом. Поверьте, очень непросто было убедить этих людей идти на выполнение такой боевой задачи.
Как-то возле Брагина я заехал в одну из захороненных деревень и остановил машину на единственной ее улице. Она напоминала кладбище. Ровный ряд деревьев вдоль дороги, одичавшие собаки, трава там, где стояли дома. Даже не знаю, какие слова подобрать, чтобы описать свои чувства...
Я воевал в Афганистане. Видел кровь и смерть, но работа в зоне порой бывала сложнее и ответственнее. На войне ты противника видишь или как-то ощущаешь. А в зоне все настолько незримо, невидимо, непредсказуемо...
Алексей ЦЕРКОВНЫЙ, полковник запаса, участник ликвидации аварии на ЧАЭС.
Дедов дом был срублен в "немецкий угол". Строители меня поймут. Из самых лучших зимних и смолистых бревен. Окна сверху скруглены, подоконники и пороги дубовые. Крыша железная. Через каждые три - четыре года ее красили. На моей памяти краска всегда бралась красная. Такая яркая, что даже сквозь листья деревьев была видна издалека. Красили крышу подросшие внуки. А дед стоял под яблоней и, приложив ко лбу ладонь козырьком, смотрел, как мы стараемся. Как исчезает ржавый и бурый цвет, как крыша начинает гореть и сиять, освещенная летним солнцем. Всегда оставляли немного краски, чтобы под цвет крыши покрасить огромные ворота с козырьком, чтобы было красиво.
Дед очень хотел, чтобы в его доме жили внуки. Он обрезал деревья, ремонтировал заборы, смотрел за домом, как за живым существом. Помню, как он обходил дом, прикасаясь к стенам широкой ладонью. Так прикасаются к теплой печке, к любимой женщине...
Были в нашей небольшой лесной деревеньке дома и просторнее, чем наш. Но не было и не будет дома роднее и уютнее, чем дедовский. И зачем я лазил в чужие сады? Зачем рвал штаны о частокол и штакетник? Ведь самые вкусные яблоки всегда в своем саду. Правда, чтобы понять это, надо вырасти. Как и то понять, что своя земля самая лучшая...
Дедов дом, деревню, соседние деревни - закопали. Радиация была такая, что дозиметры истошно пищали, а черной стрелке уже не было хода. Деревенское кладбище, где похоронен дед и родные мне люди, осталось. Раз в год, на Радоницу, туда съезжаются дети, внуки и правнуки жителей деревни Веселый Курган. На кладбище как-то радостно и светло. Выпивают, поминают, шутят, хотя и грустно.
А вот в исчезнувшей деревне тоскливо. Для меня захороненная деревня - самое печальное место на свете...
Но когда мне совсем плохо, я вспоминаю не моря и не могучие реки, не пальмы и не тайгу с тундрой, не современные города и не заморские красоты, а дом с красной крышей...
P.S. Спасибо полковнику Церковному. Теперь я знаю, как похоронили дом моего деда.
