Александр Ульянович в уходящем году отметил 70-летие начала Великой Отечественной войны и свое 90-летие.
СОБЫТИЯ 70-летней давности навсегда остались в сердце Александра УЛЬЯНОВИЧА. Хорошо помнит он начало войны. 20-летний белорусский паренек только что окончил школу младших авиаспециалистов в Омске и получил специальность стрелка-радиста бомбардировочной авиации. 22 июня 1941 года вместе с товарищами отдыхал в городском парке. Вдруг по громкоговорителю объявили о том, что военнослужащие должны срочно прибыть в свои подразделения. Там и узнали: началась война.
Друзья из полетов не вернулись
В первый же день войны Ульяновича направили продолжать учебу по новой специальности штурмана в город Иваново. Но по приезду туда оказалось, что учебное подразделение преобразовано в боевое. Началась подготовка к вылетам, а затем и бомбежки.
Летали в основном на Оршу и бомбили железнодорожный узел, где скапливались немецкие эшелоны. Сначала все самолеты возвращались на базу. А потом пошли потери.
Стал попадать под зенитный огонь и самолет Ульяновича. А затем появились немецкие истребители. Тогда за дело брался стрелок-радист. Начинался поединок «кто кого».
Самолет Ульяновича до поры до времени возвращался на базу невредимым. Другие гибли. В результате за месяц в подразделении из 18 машин осталось только 6. Тогда командование приняло решение перейти на ночные бомбардировки. До нужного объекта долетали по расчету времени.
— Помню, — говорит Ульянович, — подлетаем к Орше. Внизу светомаскировка, полная темнота. Вроде бы над целью, но что под тобой: дома мирных людей или вражеская техника? Жутко становится от мысли, что попадешь по своим.
На этот случай была предусмотрена подвесная авиационная ракета. Ее сбрасывали на парашюте. Объекты на земле становились видны, как днем. Тогда и немцы понимали, что нечего больше маскироваться, включались прожектора, начинали бить зенитки. Уходя от их огня, самолет заходил на железнодорожный узел и сбрасывал 10 бомб, каждая из которых весила по 100 килограммов. Пламя пожаров освещало весь город.
Первый и последний прыжок
В один из вылетов осенью 1942 года снаряд вражеской зенитки попал в двигатель самолета, тот загорелся. И тогда командир экипажа Сазонов дал команду: «Прыгаем!»
До этого случая Ульянович парашютом никогда не пользовался. Шла война, тренироваться было некогда. По требованиям инструкции, надо было некоторое время пролететь в свободном падении и лишь затем раскрыть парашют. Но, не имея опыта, Ульянович сразу инстинктивно дернул за кольцо. От резкого динамического удара купол порвался, и парашют со стрелком-радистом начал падать быстрее обычного.
— Именно нарушение инструкции и порванный парашют спасли мне жизнь, — утверждает Александр Иосифович. — Я опускался очень быстро и поэтому попал на свою территорию. А моих товарищей ветер отнес на немецкие окопы. Что с ними потом стало, не знаю.
Очнулся Александр Иосифович уже в кузове грузовой машины. Его везли в госпиталь. Там он несколько дней был будто в полусне. То приходил в себя, то снова терял сознание. Вероятно, было сильное сотрясение мозга. А затем стал потихоньку поправляться. Главное, что руки-ноги были целы: ни одного перелома. Думал, что после выздоровления вновь пойдет в авиацию, но врачи отправили его в наземные войска. И стал он уже просто радистом.
Смерть ходила рядом
На войне можно и погибнуть, и остаться в живых случайно. Кому что суждено.
Александр Иосифович вспоминает случай, который произошел при освобождении Украины. Его радиостанция, находившаяся в крестьянской избе, испортилась. Вызвали инженера, капитана Саранцева. Он попросил Ульяновича спуститься в подвал и сделать заземление.
— Только я туда залез, — вспоминает Александр Иосифович, — как в дом попал немецкий снаряд. Мазанка — в щепки, радиостанцию разбило, а капитана — насмерть. Я целехонек. А дали бы мне приказ чуть попозже или задержись я на минуту в доме — разделил бы участь капитана.
Гибли люди иной раз и от своих снарядов. Как-то на Сандомирском плацдарме Ульянович стоял с друзьями-связистами и наблюдал за немецким самолетом-разведчиком. Наша ПВО вела по нему огонь. Осколок зенитного снаряда упал с неба и попал прямо в голову сержанту Шарепе. Тот упал замертво. А Ульянович стоял рядом всего в двух шагах. Судьба.
На войне всегда хотелось есть
На фронте работали полевые кухни. Но иногда они запаздывали с обедом, попадали под обстрел. Бывало, что их разбивали снаряды. А есть-то солдатам хочется постоянно.
Зимой 1943 года старшина Ульянович с солдатом Захаром Эйхом целую неделю находились на наблюдательном пункте. Сухой паек кончился. Больше суток не ели. Кухня не доехала: арт-огнем немцы ее разбили и лошадь убили. Захар сбегал туда с котелком, но все уже вытекло. И тогда он отрезал от мертвой лошади кусок мяса. Два бойца сделали в стенке окопа нишу, набросали туда веток и ночью зажгли костер, на котором в котелке сварили конину. Хоть и без соли, но, казалось, ничего вкуснее на свете не было.
Этого солдата лет через тридцать Ульянович встретил в Минске в столовой Дома Правительства. Долго тогда сидели, вспоминая, как ели конину во время войны.
На Берлин!
В 1945 году, когда вступили на территорию Германии, все почувствовали, что скоро войне конец. Оставалась последняя водная преграда — река Одер. Чтобы захватить плацдарм на противоположном берегу, туда на лодках и плотах бросились тысячи солдат. Немцы непрерывно бомбили и обстреливали водную гладь. Люди гибли каждую минуту. Но войск было так много, что на место павшего становились десять солдат. И плацдарм захватили, а затем быстро навели понтонный мост. По нему хлынули войска, которые начали штурм Зееловских высот. Там смерть тоже массово всех косила. За двое суток погибли 33 тысячи советских, 5 тысяч польских и 13 тысяч немецких солдат.
Хотя битва за Берлин считается апофеозом войны, но по существу все решилось на Зееловских высотах. После их взятия город хоть и оборонялся, но был сломлен относительно быстро.
2 мая вдруг неожиданно все затихло: перестали стрелять автоматы, молчали и пушки. Вскоре пошел слух: немецкий гарнизон капитулировал. Все начали отмечать победу, хотя до формального ее объявления оставалась почти неделя.
Полевые кухни готовили праздничные обеды. Ими угощали и своих солдат, и местных жителей, которые стали вылезать из подвалов. Вместо стрельбы отовсюду слышались звуки гармоней и аккордеонов. Советские солдаты танцевали с немецкими женщинами.
Когда умолкли пушки
После окончания войны прошел месяц. Батальон Ульяновича перевели в город Носсен недалеко от Дрездена. Его поселили в дом, где жила немецкая семья. А в ней росла девушка Лиза-Лотта. Она-то и приглянулась радисту. Александр катал девушку на мотоцикле, ходил с ней в лес по ягоды. Молодым людям было хорошо вместе.
Через 30 лет, когда Александр Ульянович был первым заместителем министра культуры Беларуси, его пригласили на конференцию в Дрезден. Там он и рассказал немецкому коллеге о своей первой послевоенной любви. Тот дал машину и предложил поехать в Носсен. Но дом, где радист жил в 1945 году, давно снесли, где искать семью, никто не знал. Ульянович помнил, что фамилия у Лизы была Ройзенберг. Но в адресной картотеке такой не нашли. Разочарованный, Ульянович покидал город.
— Но на его окраине я стал ощущать непонятное волнение, — вспоминает Александр Иосифович. — И решил остановиться возле четырехэтажного дома. Зашли в первый подъезд, а там табличка с фамилиями жильцов. И вижу — Ройзенберг. Оказалось, что тогда, в 1945-м, я на слух уловил немножко неточно. Звоним в дверь. Открывает мать Лизы-Лотты и радостно восклицает: «О-о-о! Александр!» Узнала через 30 лет!
Она и рассказала, что Лиза-Лотта замужем, работает бухгалтером и живет в соседнем городе. И уже назавтра Лиза-Лотта появилась с мужем в гостинице, где жил Ульянович. Говорили всю ночь. На прощание обменялись адресами и договорились регулярно писать друг другу. После этого Лиза-Лотта приезжала в Минск в гости к Александру Иосифовичу, присылала подарки внуку. Так общались более 30 лет. В прошлом году Лиза-Лотта умерла, а в этом — ее муж. Вот такая история...
Василий ГЕДРОЙЦ, «БН»
Фото Николая ВОЛЫНЦА, «БН», и из личного архива Александра УЛЬЯНОВИЧА
