О прошлом
— Вы же в детстве мечтали быть пожарным?
— Семья всегда предопределяет профессию?
— Думаю, нет, но у меня родители были основателями белорусского телевидения, режиссерами. Тогда записи не было, только прямые эфиры, поэтому я с 5 — 6 лет «ползал по телевидению» на Коммунистической. И мне очень интересно было. Но это другое телевидение, маленькое, это такая семья была. И я там потом работал, после института.
— Другое телевидение... И бардовское движение, вы сказали, не имеет того смысла, что в 70 — 80–х. Это — какого?
— У нас компьютеров не было, поэтому много читали, в том числе поэзии. Пели песни, например, на стихи Бродского, Пастернака, Пушкина. Это была попытка разговаривать на нормальном человеческом языке — языке великой поэзии. Моя мама работала в молодежной редакции, очень прогрессивная редакция была. К нам приезжали Никитины, Визбор, Кукин, Клячкин, все–все–все барды. Им в Москве было запрещено записываться, а у нас на радио разрешали. Их первые записи были сделаны в Минске! Авторская песня — это интеллигентные люди, ученые, инженеры пели серьезную литературу. Ее не было ни на телевидении, ни в газетах. Сейчас, когда информационное пространство открыто, бардовская песня закончилась в том смысле, какой она для нас была. Для нас она была — всем. Я спал с гитарой! И когда мы встречались с друзьями, мы не говорили, что ты купил, что выпивал, мы спрашивали: «Что поешь новое?»
— Минск вашего детства — он каким был?
— Небольшой город, тихий, без машин. Лодки на Свислочи, где отец с передачи выходил и катал меня по реке. Город очень приветливых людей, без современного ритма.
— Это провинциальный был город или — с претензией?
— Я помню весьма интеллигентных образованных людей. Я думаю, что он сейчас стал более провинциальным, чем в то время.
— Есть что–то из прошлого, чего вам сегодня остро не хватает?
— Как педагог в академии искусств я столкнулся с тем, что молодые не читают: интернет, а там — полуфабрикаты. Когда ты читаешь, у тебя воображение работает, фантазия твоя включается, ты трудишься. Сегодняшняя проблема молодых: они не знают, как поцеловаться, как девушку за руку взять, как ее проводить — они сидят в соцсетях, которые заменили им все. Для меня это — катастрофа. Это — суррогат. Мне настоящего не хватает.
Об отъезде
— Расскажите, история с Санкт–Петербургом — для вас это что было?
— Однажды в Минск приехал Кирилл Лавров, который руководил в то время Большим драматическим театром, и он меня позвал. Я уехал, поставил 12 — 13 спектаклей, работал с гениальными артистами. И мне было очень интересно такой опыт получить. Но это совсем не мой город. Я и в Москве ставил... И вот когда ты 12 лет живешь в другом государстве, в другой ментальности... о чудо! я понял, что я — белорус. Хотя отец у меня русский, а мать — украинка. Те, кто по крови не является белорусами, слушайте внимательно: это не обязательно. Я, например, ментально вырос тут. Уехал — и осознал, что в Минске в транспорте не принято было в открытую скандалить, кричать. Белорусы — очень здоровая нация. Может, это связано с тем, что много деревенских традиций, до земли ближе. Петербург не имеет земли, это город на болотах. Земля начинается в Псковской области, на Пулковских высотах. А там, на топи, не нужно было строить город.
— Поэтому вернулись?
Читайте также
— Нет пророка в своем отечестве — это только у нас или везде так?
— Я думаю, везде. Когда ты свой, когда каждый день видишь человека, то непонятна его роль в обществе, в истории.
— Большое видится на расстоянии?
— Да. И потом, если мы говорим о пророках, о людях, которые думают дальше, чем обычные, — они раздражают своих. Пророки раздражают. Вот когда сказали, что кто–то его признал «за мяжой», — а, значит, что–то мы не поняли.
— Чего в работе худрука больше: творчества или администрирования?
— Где угодно, в какой угодно отрасли становишься руководителем — и должен быть готов к тому, что тебя будут ненавидеть. Не просто не любить — ненавидеть. Потому что от тебя зависит судьба людей, их карьера. И это самое тяжелое в профессии, в любой — быть руководителем.
О театре
— Балет, опера, драматический театр — как вы их расставите по эмоциональному воздействию?
— Балет понятнее людям, потому что музыка, я считаю, — самое главное из всех искусств. Это основа. Музыка не требует вербального контекста. Опера более сложный жанр, я сам две оперы ставил. Это нужно быть не просто зрителем, а в некоторой степени профессионалом: знать, что такое бельканто, понимать репертуар... В Петербурге или в Москве — обычная вещь, когда люди сидят с партитурами и сравнивают, что написал композитор, что сделал дирижер и как трактует актер. С улицы человек не может прийти и полюбить оперу. Даже для дирижера балет — более легкая история, чем опера.
— И драматический театр в этом ряду — самое народное, самое понятное?
— С одной стороны — так, все–таки люди разговаривают. Но современный театр тоже требует понимания. Вот кино — искусство более реалистичное в том смысле, что достоверность существования актера там безусловная. В театре есть определенная условность. Или ты ее принимаешь, или нет — тогда тебе кажется, что артисты наигрывают, кричат... нужно знать язык этого искусства. Кстати, как и в других видах: в живописи тоже требуются определенные знания.
— То есть в театр нужно идти подготовленным?
— На «Павлинку» не обязательно. Но разумный зритель всегда интереснее для нас, чем человек, который ничего не понимает.
— Вот в зале — и разумный, и непонимающий, и турист, у которого ваш театр в программе. Как потрафить всем?
— Мы имеем возможность переводить некоторые спектакли на русский язык и на английский, об этом нас попросили турагентства. Есть наушники, переводчик на спектакле — потихоньку будем переводить все спектакли. Но в целом это непростой вопрос. Есть статистика: во всем мире в драматический театр ходит 7% населения. Если им неинтересно, я думаю, это мы что–то не так сделали. Но тут можно и опуститься ниже плинтуса.
— Кто должен кого вести?
— Театр.
— И поэтому он никогда не будет «генерировать прибыль»?
— Такого примера в мире вообще нет, чтобы драматический театр приносил прибыль. Это такая белорусская мечта. Во всем мире бизнес — это мюзиклы. У государства есть социальные обязательства перед своими людьми. Какие? Образовывать! Тем более в национальном белорусском театре. Если стоит задача забавлять — государство не нужно. Это будет стриптиз на сцене национального театра, бесконечные комедии, «муж — жена в спальне»... трусы! Жанр этот называется «трусы». В Германии, когда государственный театр начинает ставить коммерческие проекты, с него снимают финансирование. Вот такое отношение государства к тому, что делают серьезные театры. У нас не так: мы уже 50% должны зарабатывать сами, 50 дает государство. Это, полагаю, неправильно.
СПРАВКА «СБ»
Пинигин Николай Николаевич — заслуженный деятель искусств, лауреат Государственной премии, профессор кафедры мастерства актера БГАИ. Мало кто помнит, но в далеком 1994 году был признан человеком года Беларуси в номинации «Сцена». А о том, что когда–то завидовал музыкантам в ресторане, даже и он сам уже почти не вспоминает.
mukovoz@sb.by
