Супруги Ирина и Сергей.Поселок в ДНР. Уютная кухонька, тепло. Сергей нахваливал борщ жены, Ирина разливала его по тарелкам, улыбалась. Потом был их тяжелый рассказ:
— Первые обстрелы Святогорска начались в июне прошлого года. Мы днями сидели в подвале. Иногда, в затишье, могли выйти на улицу минут на десять.
Скоро стали заканчиваться припасы, нечего было есть. Люди падали в обморок. Запасы лекарств, других необходимых вещей тоже были на исходе. Украинские военные перестали пускать к людям и волонтеров. Тогда мужчины вплавь через реку Северский Донец добирались на противоположный берег, в ДНР.
— Туда привозили гуманитарку, продукты, работали магазины и была возможность что‑то купить, раздобыть медикаменты, — Сергей говорит, что если чего‑то не было, то заказывали на определенное число. — Еще была у нас лежачая женщина, ей требовались ампулы для инъекций. Тоже оттуда носил, возил... или как тут правильно? Доставал.
Опасно, но выбора у святогорчан не было. Ты же не скажешь ребенку, что он должен умереть, потому что есть нечего. Не будешь смотреть, как тяжелая болезнь сжирает вроде и чужого тебе одинокого старика, потому что лекарства закончились.
Мирное население действительно выживало. А ведь это сейчас, совсем рядом, а не в годы Великой Отечественной войны… Супруги вспоминали одну историю за другой. К примеру, о девочках, которые каждый день вставали рано и шли в лес искать дрова, шишки, а потом с трех утра занимали очередь у каменной печки возле дома. Всё сами, чтобы дать маме поспать, с шести утра она будет топить печь и готовить еду на весь подъезд.
Потому, в общем, и плавали, чтобы близкие продолжали жить. Не останавливали ни десятки метров сквозь сильное течение, ни обстрелы. Слушаю Сергея:
— Плавали как? Ну, вещи в мусорный пакет, заматывали скотчем — и в рюкзак. Его тоже — в пакет.
Плавали раз в неделю, бывало, чаще. Через месяц начали летать украинские дроны‑разведчики. А потом в первый раз их снайперы обстреляли плывущих людей.
— Однажды муж не вернулся. Все мужчины вернулись, а мой муж нет, — это рассказ Ирины. — Я ждала. Надеялась: ночью приплывет. Потом следующей и следующей... Потом туман был, думала: сейчас точно. Но нет. Месяц не знала, что с ним, и связи не было. А тут еще начались такие обстрелы, что из подвала вообще не выходили. А переплыть... У меня ребенок, у самой нога сломана... Я не могла.
Украинские военные к тому же пригрозили: если кто попытается плыть — это билет в один конец. Что Сергей хорошо усвоил и без предупреждений. Переплыли, говорит, взяли продукты, лекарства, проведали родственников своих земляков, передали записки — и домой:
— Дождь тогда моросил. Идем к берегу, слышим: дрон жужжит. Спрятались под деревьями, улетел вроде. Подошли к реке, у берега уже плавал убитый, тело снайперы забрать не давали. Ну стоим, думаем: плыть, не плыть? А как не плыть, если все мои там? Ну, зашли в воду, и почти сразу по нам начали стрелять.
Товарищ доплыл, а Сергея снайпер достал:
— Сперва особо ничего не почувствовал, на адреналине. Рядом свистит всё. Как‑то выбрался обратно на берег, добежал до леса и понял, что болит живот. Приоткрыл одежду — да, ранили.
Как‑то не потерял сознание, прошел несколько километров через лес, пока не встретил военных ДНР. Те обезболили, отвезли в больницу. Дальше — операции, реанимация и непонимание, что дальше.
...В Святогорске ВСУ на день наладили связь. Чтобы посмотреть, кто и кому звонит, что пишет. А потом пошли допросы, задержания. Сейчас ситуация еще хуже. Смотрят даже, какие книги люди читают, на каком языке разговаривают.— Когда появилась связь, мне позвонили с номера родственника из Донбасса. Беру трубку, а там голос мужа. Сказать ничего не успел, связь оборвалась, но я поняла главное: жив и теперь нам надо как‑то пробираться к нему.
Сергей: «Подошли к реке, у берега уже плавал убитый, тело снайперы забрать не давали. Думаем: плыть, не плыть? А как не плыть, если все мои там? Ну, зашли в воду, и почти сразу по нам начали стрелять».А как? Машина сгорела, денег нет (благо родственники и знакомые помогли). Непонятно было, у кого можно спрашивать про маршрут, у кого нельзя. Люди боялись. Ира стала искать перевозчика и только начала обзванивать по номерам, как ее сим‑карту заблокировали, объяснили: «Вы, наверное, что‑то не то сделали или сказали. Ждите. Вас проверят, и сим‑карту подключим». Не дожидаясь проверок, Ирина взяла первого попавшегося перевозчика и уехала с ребенком.
В ДНР добирались четверо суток, через Украину, Польшу, Литву, Латвию, Россию. Были, говорит, вопросы на польской границе, на латвийской не хотели пропускать. И никто ничего особо не объяснял.
Сейчас семья снова вместе. Обживается на новом месте, а поначалу было непросто, рассказывает Ирина:
— Не было ни документов, ни денег, ни работы... Моя младшая сестра (она осталась в Украине) как‑то узнала, что в Беларуси есть группа Николая Гаврилова, которая помогает людям Донбасса. Нашла их через минский монастырь, написала... Помню, молюсь Николаю Чудотворцу, не знаю, чем завтра ребенка кормить... Через два дня звонок. «Здравствуйте, — говорят, — я Николай. Везем вам помощь». Поначалу, честно, мы не особо на что‑то рассчитывали. Казалось, где Беларусь, а где мы.
Удивительное по сегодняшним меркам и в то же время абсолютно нормальное, логичное и понятное дело: когда украинец родством связан с русским и когда на помощь придет белорус.gladkaya@sb.by
t.me/lgbelarussegodnya
