Артистам ХХ века повезло. Появилось кино, а потом телевидение. Они и сохранили для современников и потомков образы великих, многих сделав бессмертными. Позволили не только слышать, но и видеть... Вчера исполнилось сто лет с того дня, как в Риге появился на свет ребенок по имени Аркаша. Но ощущение такое, что великий артист жив. Он часто появляется на экране и произносит тысячу раз слышанную, но каждый раз воспринимаемую по–новому фразу: «В Греции все есть!» Да, написал ее Михаил Жванецкий, но золотой эта фраза, как и сотни других, стала благодаря Аркадию Райкину.
* * *
«Он был неотразимый красавец, а на сцене изображал смешное, как нелепый комик. Мужской шарм придавал этому комизму особый вкус. Со сцены он говорил такие смелые слова, от которых многие вжимались в кресла в ожидании расправы над артистом. А вне сцены он производил впечатление тихого человека, который способен произвести шум, только топоча домашними туфлями. И, наконец, он был блестящим, успешным, хорошо оплачиваемым артистом, но при этом никогда не был балагуром, дежурным тамадой любой компании. Он не рассказывал баек, и байки не сопровождают его после смерти. Странное дело, но его энергетика — тихого гения — с годами струит печальный свет».
Марина Райкина, дочь.
* * *
«Моя первая встреча с Аркадием Райкиным произошла в 1939 году в Москве на Всесоюзном конкурсе артистов советской эстрады. Перед членами жюри, известными мастерами искусств, прошла вереница начинающих молодых эстрадников. Многие ошибочно думали, что искусство эстрады — их призвание.
Мой коллега по жюри Исаак Дунаевский все время грустно спрашивал меня: «Этот надолго?» «На год», — отвечал я. «А этот?» — «Может быть, на три года...» Вдруг на эстраду вышел худощавый с большой шапкой черных волос молодой человек. Это был Аркадий Райкин, тогда мало кому известный молодой артист. Он быстро и непринужденно исполнил три эстрадных номера. Члены жюри оживились. Зрители аплодировали артисту. И когда Дунаевский, улыбаясь, спросил меня: «Старик, а этот надолго?» — «На всю жизнь!..»
Леонид Утесов, певец.
* * *
«Это было еще до перестройки. Я поехал в Москву в Союз художников СССР. Союз находился на Гоголевском бульваре, там же и кафе, в котором собирались художники. За одним из столиков сидел Аркадий Райкин с сыном. Они пришли к Таиру Салахову, с которым Аркадий Райкин был в родстве. Я же дружил с Салаховым, мы учились в институте имени Сурикова, знали друг друга давно.
Райкин был немногословен, преимущественно молчал и слушал других. Я наблюдал за ним. Удивительно, но в жизни он выглядел точно так, как на экране телевизора...
Я попросил Константина поинтересоваться у отца, не согласится ли Аркадий Исаакович позировать мне для большого портрета. Сын Райкина сказал, что отец страшно занят, и когда у него появится свободное время — не знает...
Так я и не написал портрет великого артиста».
Май Данциг, художник.
* * *
«Я, как только первый раз увидел Аркадия Исааковича в Тбилиси, сразу понял — эстрада должна быть «шикарной», перефразируя Чехова: на эстраде в человеке все должно быть шикарно — и лицо, и одежда, и душа, и мысли. Каждый сейчас может закрыть глаза и вспомнить Аркадия Исааковича на сцене, в кино, если кому посчастливилось — в жизни, и вы поймете, что вот этим «состоянием шика» (в самом хорошем смысле этого слова) и был всегда Райкин. Я видел, как в антракте костюмерши выжимали его рубашки, но зритель никогда не видел актерского пота великого артиста. И каждый, кто его видел на сцене, думал, что это раз плюнуть.
Однажды он процитировал мне Станислава Ежи Леца: «Только не надо путать музу легкого жанра с музой легкого поведения».
Зиновий Высоковский, артист.
* * *
«Первый инфаркт ударил Райкина вскоре после памятных гастролей в Минске. Я тогда ехал в командировку в Новосибирск и проездом посетил Райкиных в их московской квартире. Аркадий Исаакович лежал в Кремлевской больнице. Настроение у Ромы (домашнее имя жены) было соответствующее. «Ой, Алик, дорогой, вы едете в Новосибирск, скажите там, пожалуйста, всем, что Аркадий Исаакович поправляется. По Москве ползут слухи, что Райкин умер от инфаркта, и какой–то мерзавец поторопился прислать телеграмму соболезнования. Внук (сын Кати Райкиной) плачет от обиды». Позже я узнал, что инфаркт у Райкина случился в кабинете у Шауро, тогдашнего заведующего отделом культуры ЦК КПСС, вполне способного и слух пустить, и телеграмму соболезнования организовать».
Альберт Плакс, режиссер.
* * *
«Он выходил, нет, скорее, выбегал на сцену легкой походкой, откидывал красивую голову с седой прядью и начинал... Таким он остался в памяти. А каким он был за кадром?
Даже дома его крайне редко видели в пижаме, халате или, упаси боже, в спортивных трико с отвисшими коленями. Всегда в костюмах, в крайнем случае, в элегантных свитерах. Вообще, одежде придавал очень серьезное значение. Когда хорошие вещи были в дефиците и не было возможности привозить их из–за границы, Райкин шил костюмы только у лучших мастеров Москвы и Риги.
Цвета предпочитал яркие: ослепительно–белый, ярко–синий. Однажды он шел по Минску в элегантнейшем белом костюме. Навстречу — человек в зеленой шляпе. Увидев белое явление и не узнав артиста, протянул: «Вот пижон!»
Райкин, ни слова не говоря, подошел к человеку, взялся за поля шляпы и надвинул ее ему на уши.
Одежда была пунктиком Райкина.
Особых пристрастий в еде не имел. В алкоголе — тем более.
В общем, за кулисами он был скучным человеком.
Алла Коженкова, театральный художник, оформившая последний спектакль Аркадия Райкина «Мир дому твоему»: «Он был так тих, что казался немощен. Но вот он начал читать мне пьесу, и я просто сошла с ума. Он прыгал, бегал на четвереньках, как собачка, пищал. Он работал за женщин, мужчин, животных. «Где публика? — думала я. — Почему я единственный свидетель этого спектакля?»
«Мир дому твоему» — единственный спектакль Райкина, где вместо привычных кепки, дерева и лавки была декорация, детально воспроизводившая его московскую квартиру — стол, антикварный буфет, кресло, зеркала.
Именно в такой домашней декорации этого спектакля в 1987 году и хоронили Райкина».
Марина Райкина.
* * *
Райкин заставлял зрителей смеяться, хохотать, а иногда грустно улыбаться. Но не смех, а мысль и боль всегда были главными достоинствами его творчества, его оружием.
XXI век — время римейков и перепевок всего и вся. Раскрашиваются и перелицовываются фильмы, пьесы, книги, перепеваются старые песни. Но я не видел и не слышал, чтобы кто–то попытался повторить Аркадия Райкина. И это правильно.
