Раиса Кормунина, жена ушедшего юбиляра

28 декабря народному артисту СССР Павлу Кормунину исполнилось бы 85 лет. Раиса Кормунина - вдова Павла Васильевича была бы рада отпраздновать этот день с мужем. Она бы была в заботах, суетилась бы, чтобы все прошло как надо. Постоянно звонила бы разным людям, держала на контроле, присматривала и корректировала, беспокоила ответственных лиц. И все только для того, чтобы ее мужу отдали дань уважения по заслугам. Чтобы не сидел он, слепой и больной, все время дома один и не думал о всякой ерунде.

Три года назад я была у Кормуниных. Когда вышла из лифта, Раиса Парфентьевна уже ждала на площадке. Павел Васильевич сидел в прихожей, рядом с телефоном, и молчал.

82-летний артист - мастер сцены, сыгравший в 100 спектаклях на сцене Белорусского академического театра им Я.Купалы, актер, за плечами которого 83 роли в кино, тихий добрый человек сидел передо мной в чистом стареньком свитере и спортивных брюках. Я смотрела в его слепые глаза и не находила, что сказать.

- Здравствуйте, Павел Васильевич. Это я.

Кормунин "посмотрел" на голос. Поздоровался. Потом встал и, касаясь руками стен, прошел в зал. Пришла жена, строго сказала

: - Павел, не молчи! Вот он всегда так: говорю с ним, говорю, а потом сама себе отвечаю. Без меня вам не обойтись: я - его глаза и память!

Тогда, перед интервью с Кормуниным, я навела справки. Мне сказали две вещи: он великий и у него жена о-го-го какая! Мы беседовали втроем. Кормунин говорил в основном "да", "нет" или "правильно", или "не помню".

Он действительно уже не помнил о том, что снимался в "Птице без гнезда" (последний его фильм), и в 80-летний юбилей слепым играл в Купаловском "Страсцi па А›дзею" (последний выход на сцену). Он все время сидел в своем кресле у телефона, молчал и думал о "всякой ерунде". Иногда выходил покурить в подъезд. Пристрастился к табаку с 9 лет, бросить не мог и не хотел...

Ровно через год после этой встречи артиста, любимого миллионами зрителей, не стало. Он умер в возрасте 83 лет, 1 марта 2002 года, заразившись гриппом. После осложнения так и не смог оправиться. Раиса Парфентьевна все 20 дней, которые муж лежал дома, обрывала телефон лечкомиссии: просила положить его в стационар. Ей отвечали: нет мест. "Хоть в коридор, пока место не освободится!" - умоляла она. Мест не нашлось. Однажды дежурная врач сказала ей: "Ну чего вы хотите? У него возраст!"

- Не смейте так говорить! - разозлилась Раиса Парфентьевна. - Это вам не старый всеми забытый пес! Это народный артист!

Ее муж и в самом деле на всей территории СССР воспринимается именно как народный, то есть свой. Мои московские друзья говорили о нем, смеясь: "У вас был актер, такой белорусский Бульба!" - "Что за Бульба?" - не понимала я. "Ну он еще солдатика играл в каком-то фильме. Помнишь, у латыша просит "закурыць", а тот ему отвечает: "Труп-пку, лошадь и жену нэ дам никому!" Болтают, что Кормунину фраза нравилась: главное богатство нужно держать при себе. На "Мосфильме" Павел Васильевич играл белорусов. А ведь сам он русский из Казани. Белорусский язык и душу постиг только благодаря жене.

- Вы ведь русский? - спрашивала я его. - А в России вас называют "белорусский Бульба", "Кропелька". Артист усмехался

: - Ну да.

- Можно мне сказать? - подавала голос супруга.

- Нет. Он ведь только и ждет, когда я переключусь на вас. Так?

- Да... - тихонько смеялся Кормунин, - потому что я мало разговариваю, а Рая много. И это у нее хорошо получается. Она расскажет, как я стал белорусом, - он замолкал и снова "глядел" в пустоту.

Кормунин в последние годы терял интерес к жизни. Все, что у него было, - табак и жена. Но Раиса Парфентьевна очень ревностно относилась ко всем датам и праздникам, которые могли бы быть поводом напомнить людям о муже. С тех пор, как Кормунин ослеп, она постоянно чувствовала, что почва уходит из-под ног. Она жила с великим артистом, которого начинали забывать, и не могла смириться с этим. Все ее существование было связано с его творчеством. Ведь муж был тем, кем мечтала стать она сама. В молодости участвовала в художественной самодеятельности. В деревенском клубе ставила миниатюры: сочиняла сценарии, играла всех подряд: умела изобразить и парня, и старуху. Раиса Парфентьевна работала мастером на строительстве дорог у себя в районе. Потом приехала в Минск: строила проспект Ленина - участок от Купаловского театра до парка Челюскинцев. Продолжала играть в самодеятельности. Однажды коллеги по работе обратились в Купаловский: у нас самородок, возьмите, пропадает талант! Ее не взяли, сказали, что на артистку надо учиться. Учиться она не пошла: без работы жить не на что. Потом вышла замуж, родила дочь, выучилась на закройщицу, пошла работать на киностудию "Беларусьфильм". Брак оказался неудачным, и она от мужа ушла.

К тому времени режиссер Купаловского театра Литвинов приехал работать в Казань. Макаенок прислал ему письмо: "Нет ли у тебя на примете Лявона в "Лявониху на орбите"?" Литвинов ему указал на Кормунина, игравшего эту роль в Казанском драмтеатре. Когда Павел Васильевич загримировался, его утвердили тут же, хоть было еще 11 претендентов.

- Все побросали работу и смотрели на него, - рассказывает Раиса Парфентьевна. - Я тоже там была.

Кормунину приглянулась закройщица с киностудии. Но у него была семья в Казани: женщина, с которой жил, но брак не зарегистрировал, и сын. Он почувствовал, что не хочет возвращаться. И тут Макаенок предложил остаться в Минске насовсем, пообещав устроить в Купаловский. Это было лестное предложение, и артист, конечно же, согласился. Согласился еще и потому, что не хотел уезжать, - из-за Раи.

Начались бытовые проблемы. Поскольку он не был расписан с женой, квартиру не давали. Пришлось расписаться, привезти из Казани жену, сына и тещу. Как только они поселились в двухкомнатной квартире, Кормунин понял, что жить с ними не сможет. Подал на развод. Жена ходила в разные инстанции, жаловалась, 7 раз суд их не разводил. Потом, устав от скандалов и дрязг, Павел Васильевич переехал к Раисе Парфентьевне сам. Их осуждали и жалели. Галина Макарова тогда шутила: "Халера яго ведае, гэтага Пашу. У тэатры баб многа, а „н ›зя› партнiху!" А народная артистка СССР Ржецкая (председатель театрального месткома), в очередной раз переговорив с женой Кормунина, вздохнула и сказала Павлу Васильевичу: "Раз у вас с Раисой серьезно - живите, ну ее (жену) к бесу". И они стали жить. Но буквально через неделю Кормунина вызвали в райком партии: "Или возвращайся к жене, или партбилет на стол!" Известный актер, фронтовик, вступивший в партию в 1943 году, не сказав ни слова, положил билет и ушел. Дома он пил водку и плакал. Раиса Парфентьевна, узнав о том, что произошло, промолчала. А наутро пошла в райком и сказала: "Он прошел всю войну до Берлина, блестящий актер, а вы копаетесь в его личной жизни! Какая разница между двумя женщинами? Для вас?" В общем, она много чего говорила. В результате ей сказали: "Ладно, пусть завтра придет и подаст документы на восстановление". Но он не пошел. В райкоме этого не забыли, и Кормунину долго пришлось ждать звания народного артиста БССР, которое он получил только после вмешательства жены.

Когда Раиса Парфентьевна рассказывала о тех далеких временах, Павел Васильевич едва сдерживал слезы. Мы молчали, а потом я спросила

: - Почему не восстановились в партии? Ведь для вас партбилет значил очень много.

- Не захотел. Меня спросили там, в райкоме: "Вот вы артист, а можете ли вы сыграть роль хорошего отца?" Это унизительно. Если бы вы знали, как они разговаривали со мной... не по-человечески.

- Он у меня не борец, - махнув рукой, сказала Раиса Парфентьевна.

- Нет! Если полезут на рожон, то борец. Я принципиальный...

- Вот ты спрашивала про награды, - повернулась ко мне Раиса Парфентьевна. - Их много! А когда наш дачный поселок телефонизировали, так нам с таким трудом выделили помощь.

- Рая!

- Ну что такого, Павел, если я скажу? Я в "Театральном" (это у нас в Острошицком Городке, где дача) посуду мыла. Правда, собакам приносила какую-то еду и Павлу Васильевичу кашу. И еще телефоном могла пользоваться. Знаешь, - наклонилась ко мне хозяйка, - я тебе расскажу, какой он артист. Он очень любил свое дело. Приходил домой и много работал. И язык белорусский учил со мной по вечерам. Я приду вечером, а он уже дома, в фартуке: приготовит ужин, с дочкой поиграет, кроватку для кукол сделает, еще что-то. (Вот они там говорили, сможет ли он быть отцом. Прекрасный отец и вообще сокровище!) А потом - за роль. Мы занимались вместе, "мову" учили. Он выпишет все слова из роли, как в словаре: белорусское слово и русское. И учит. Много на него сил положила, пока белорусом сделала! И сама профессию хорошую "развила", из портнихи стала модельером, как у нас говорят, "по векам" - по историческим костюмам. А ведь у нас никого этому серьезно не учат!

Я смотрела на почти бесстрастное лицо Кормунина: уголки губ выдавали его настроение.

- Ох, Павел Васильевич, как вы только живете с этой женщиной столько лет? Командир - и все тут!

- ‚мкая баба, - добавил к моей характеристике артист.

- Ха! - сказала на это "баба". - Однажды он пришел домой, мучаясь над характеристикой героини. Ему нужно было придумать одно слово, чтобы подходило к стройной, упругой, смелой, волевой, сильной женщине. Думал-думал и спрашивает меня, какое слово подобрать. "Ну что тут думать, - говорю, - назови "„мкая баба"! Ох и понравилось это слово режиссеру. Даже в Москве на съемках ему сказали: "Как это ты слово подобрал!" А он сам и не подобрал бы, это мог придумать только белорус. Русскому сложно понять до конца чужую душу. Но Павел всю жизнь старался.

Под конец той беседы я спросила артиста

: - О чем вы думаете?

- Что в голову придет, всякую чушь. Я старик... и все забыл. Кому нужен старик?

...Последняя ночь была для Павла Васильевича мучительной. Соседи по палате в 9-й больнице, куда его положили за 10 дней до смерти, вспоминают, как он все время тихо звал: Рая, Рая... Она пришла к нему в 7.45. Он взял ее руку, погладил. Потом выдохнул: "Все-е-е..." - навалился на жену всем телом и умер.

Раиса Парфентьевна не может себе простить, что похоронила мужа на Чижовском, а не на Московском кладбище - там, где покоятся народные артисты. Она хотела быть потом вместе с ним, а на Московском ей места не найдется.

- Если бы знала, что есть специальная аллея, где все народные похоронены, отдала бы лучше туда. Там ему место. А на Чижовское кто к нему придет?

Мы сидели на диване, со столика на нас смотрел молодой и веселый Павел Васильевич. Рядом букет роз, а на полу удивительно постаревшая и поседевшая после смерти хозяина боксерша Пальма. Теперь вся жизнь Раисы Кормуниной в общественной работе. Она продолжает активничать в обществе слепых.

- Вот откроем Павлу мемориальную доску и будем дальше жить - куда деваться-то.