"В Бухенвальде у смерти все любимчики" Русскую роту французской армии отправили после войны через Европу в Одессу

События Великой Отечественной войны уходят все дальше в прошлое. Однако читая свидетельства о ее ужасах, в очередной раз поражаешься силе духа, несгибаемости характера людей, выдержавших испытания.
Подрывник отряда Суворова. — Когда началась война, — рассказывает минчанин Александр Климович, — мне было четырнадцать лет. В то время жил с мамой в маленькой деревеньке Поречье на Витебщине. Под немцами помаялись под самую завязку. В конце концов решил уходить в партизаны. А случилось это так: отправили меня как-то раз пасти коров. Смотрю, едут по полю пьяные фашисты на мотоциклах, стреляя по сторонам, а сами смеются. Зло меня взяло. Пригнал свое стадо к соседу и говорю ему: «Загонишь моих коров в деревню, а я в партизаны ухожу». Приписали меня к группе подрывников отряда имени Суворова 1-й Богушевской бригады. Стал осваивать профессию подрывника. Иногда ходил в рейды по фашистским тылам вторым номером пулеметчика. Когда, по мнению командования отряда, я «оперился», в составе группы из восьми человек отправили на подрыв железнодорожного полотна на перегоне Орша—Витебск. Там нарвались на засаду. Один из наших погиб. А у партизан был принцип: своих хоронить только в отряде. Пять человек унесли погибшего товарища обратно в отряд, а я с двумя друзьями спрятался в землянке: планировали дождаться своих и выполнить задание командования. Но не успели, немцы захватили нас в плен. Из ада в ад. — Вначале нас доставили в оршанскую тюрьму. Били и морили голодом основательно, в три смены, пытаясь узнать месторасположение партизанского отряда. Могли ли мы сломаться? Конечно, могли, но выдержали. Кстати, в этой тюрьме была и моя мама. Уже после войны я узнал, что ее посадили из-за моего ухода в партизаны. В застенках ее продержали семь месяцев, после чего отправили в Германию. Судьба оказалась к ней благосклонна, она выжила и после войны вернулась домой. Дальше у нас последовала череда тюрем, и везде били: Дрогановка, Богушевск… Последним местом заточения на белорусской земле стал Минск. Самое обидное было то, что буквально за несколько дней до освобождения города меня в «телятнике» отправили в Германию. Узник блока 49. — Бухенвальд сделал меня взрослым: смерть там дышала в спину всем одинаково. Привезли, переодели в робу, присвоили лагерный номер 60921 и на спину пришили отличительный знак – красный треугольник. В 49-м блоке, где я находился, было около девятисот узников разных национальностей. Спали на четырехэтажных нарах и на полу между ними. Кормили нас, как скотину: одна булка хлеба с опилками на восемь человек да кружка воды. Есть хотелось всегда. Вокруг барака всю траву съели. За ночь от голода умирало 30—40 человек. И так каждый день. Я, например, весил 32 килограмма. С таким весом на работы не брали. Одна дорога: пуля в затылок и в крематорий. Спасло то, что в лагере действовало подполье. Его активисты как-то узнали обо мне и стали подкармливать. В соседнем блоке 52 сидели студенты датских и норвежских университетов. Им по линии Красного Креста приходили посылки. Ребята они были отличные, настоящие интернационалисты. Большую часть от присланного всегда отдавали, понимая, что в Бухенвальде у смерти все любимчики. Побег. — Стал я отъедаться помаленьку. Подпольщики пристроили меня в строительную бригаду, которая должна была разбирать завалы в Веймаре. Этот город разбомбили американцы, и фашистам потребовались рабочие на разбор завалов и извлечение неразорвавшихся бомб. Работали по 12 часов в сутки, а толку никакого. В марте 1945 года часть команды отправили на такие же работы в Штутгарт. Во время одного из переездов произошло крушение поезда. Многие заключенные и часть охраны погибли, а мне и еще двум заключенным удалось бежать. Немецкий дезертир посоветовал нам топать навстречу наступающим французам. Что мы и сделали. Через несколько дней их нашли. Приняли нас хорошо. Накормили, сводили в походную баню, а после предложили вступить в так называемую русскую роту, состоявшую из советских военнопленных. Мы, естественно, согласились. Через некоторое время нас бросили на штурм немецкого аэродрома. Дрались мы отчаянно. После этой битвы всех нас наградили почетным военным крестом «Комбатан Волонтер». Эпилог. Война закончилась. По решению советского командования весь состав русской роты французской армии отправили пешим маршем через всю Европу в Одессу. Почти три месяца возвращался Саша Климович домой. Вернулся и попал в фильтрационный лагерь. Некоторых в своих недрах поглотил «гостеприимный» ГУЛАГ, а иным повезло. После войны Александр Сергеевич Климович окончил школу, затем Гора-Горецкую сельскохозяйственную академию, стал кандидатом технических наук, двадцать пять лет руководил одним из минских заводов.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter