"Нам официально обьявили, что войне капут!"

Самодеятельные, а в особенности школьные, музеи люблю за то, что из них очень трудно… уйти. Потому что энтузиасты этого дела — и непоседливые непосредственные школьники, и умудренные, казалось бы, опытом учителя — не отпустят тебя до тех пор, пока не покажут каждый экспонат, не расскажут его историю. И делается это так искренне, с таким желанием быть понятым и услышанным, что просто прервать собеседника, не говоря уже о том, чтобы уйти, кого-то не дослушав, — значит кровно человека обидеть. Вот и руководитель военно-исторического отдела народного комплексного музея Ветринской средней школы имени Дмитрия Тябута Светлана Медель задалась, казалось бы, целью рассказать о каждом из 2 966 музейных экспонатов, которые здешние школьники и учителя начали собирать еще с 1958 года. Но как, скажите, быть, как объять необъятное, если все и в самом деле интересно и все, будь то боевая биография легендарного партизанского командира Дмитрия Тябута, история автографов Алексея Мересьева, Петра Машерова, трагедия ветринского гетто, героическая гибель комсомолки Веры Ульской и многое другое, заслуживает отдельного рассказа. Впрочем, сама же Светлана Васильевна нас из безнадежной ситуация выручила – показала дневник советского солдата, который он вел всю войну. Дневник – это аккуратно нарезанные четвертинки бумаги, густо и убористо исписанные с обеих сторон. Бумага — пожелтевшая и крохкая, чернила — блеклые и выцветшие, записи – предельно лаконичные. Читаем: 22 августа 1942 года. Рано утром получил повестку явиться в Скопинский райвоенкомат к двум часам дня с вещами для отправки в часть. Отправка не состоялась… 23 февраля 1945года. Получил медаль «За отвагу» — вручал лично командир полка Артамонов… …. (неразборчиво) апреля 1945 года. Передовая здесь, на реке Одер, а в 55 километрах по ту сторону Берлин… 23 апреля. Неофициально узнаю, что Шура вышла замуж за Ваську Тубаса… 8 мая. Есть слушок, что в Европе война закончена… 9 мая. Нам официально объявили, что войне – капут!» Таких вот, без всякой патетики и громких слов, записей, где скрупулезно зафиксировано все, что делал на войне обычный ее рабочий, много. Большинство из них, увы, не читаются, многие сделаны так, что постороннему в них разобраться трудно. Найти бы их автора, поговорить, расспросить, да вот знать бы, где он да кто он. — Так в чем же дело? — удивляется Светлана Васильевна. – Автор дневника Владимир Сергеевич Сухих жив-здоров, вот только недавно из Ветрино в соседнее Фариново переехал, короткая его биография у нас есть. Еще минута — и биография старательно переписывается в блокнот с плотно заполненного крупным детским почерком листка. Сухих В.С. родился в селе Вослебово Скопинского района Московской области, работал трактористом в МТС, с февраля 43-го по июнь 44-го находился на Северо-Западном, Брянском и Белорусском фронтах в качестве дешифровальщика отдельного разведбата, в октябре 1944 года вступил в ряды ВКП(б), награжден медалями «За отвагу», «За боевые заслуги», «За взятие Берлина»… Скудновато, но ничего – встретимся, поговорим. — Ничего вы, детки, не учуете: человек мой оглох, да и с памятью неладно. Старость, будь она неладна, да хворобы, — Любовь Филипповна, жена ветерана, машет рукой. – А я про его войну тоже мало знаю: первая его жена давно умерла, мы вместе тридцать два годка всего живем. Мы сидим в уютной квартире стариков. Владимир Сергеевич, который по такому случаю поднялся с постели, внимательно в нас вглядывается, вслушивается, пытается уловить смысл разговора и… не улавливает. И когда видишь его напряженное, все в ожидании чего-то лицо, становится так больно за человека, что дыхание перехватывает. Любовь Филипповна это чувствует и нас же успокаивает. — Ничего, детки, живем помаленьку, доживаем по-людски – дети, внуки есть, не одни на свете. Слово за слово — и мы совершенно неожиданно прикасаемся к еще одной непростой судьбе. Затаив дыхание слушаем рассказ пожилой женщины о том, как она 22 июня 1941 года родила сына, как через несколько дней после этого провожала на войну мужа Ивана, с которым счастливо жила и которого никогда в жизни больше не видела, и где сейчас лежат его косточки, не знает. — В шестнадцать лет я за Ваню вышла, в семнадцать дочка наша первая родилась, целых шесть лет душа в душу жили. Если б не война эта… — вытирает глаза Любовь Филипповна. — Филипповна, так вы прямо как молодежь сегодняшняя – ранняя, — пытается разрядить обстановку секретарь Фариновского поссовета Любовь Куприянович. — Да нет, детки, тут другое. Папа умер, нас в семье четверо сестер, а Ваня, он побогаче был, — Филипповна машет рукой, но вдруг озорно, совсем по-девичьи сверкает взглядом. – А если б и совсем бедным был, все равно бы за него пошла. Такой был малец, как увижу – сердце млело, и ноги подгибались. На такой вот хоть немного, да оптимистичной ноте прощаемся с хозяевами, выходим из подъезда, и Любовь Куприянович неожиданно говорит: — Папа мой тоже любил записывать все, что делает. Я, помню, смеялась: «Папа, ну кому интересно, сколько ты рыбок — пять или три — поймал?» А теперь, когда его не стало, записки эти перечитываю, то смеюсь, то плачу, но, как живого, его вижу.