"Меня хоронили не один раз". Глафира Качан завернула свой комсомольский билет и закопала под огурцом

Весть о том, что в Дисне – тогдашнем райцентре — остановились немцы, распространилась молниеносно. Сама Глаша с мамой и братиком встретила оккупантов на пути из родной деревни Шараги, что неподалеку от Дисны, в Гараны. «Отняли лошадь, — вспоминает она, — а мы и полпути не проехали. У 6-летнего братика ножки опухли – не мог идти». Фашисты похозяйничали и во всех окрестных деревнях. Картины разрухи по сей день стоят перед глазами пожилой женщины… «Иду по мосту босая, — говорит собеседница, — стекло, развалины… Дальше, где кто погиб, покошенные, сделанные на скорую руку кресты стоят». Народ спешно прятал запасы провианта – новые хозяева ходили по дворам и все отбирали. Свое жито, «чтоб немцы коням не скормили», закапывала и хозяйка дома, где проживала подруга Глаши Тамара Шкиленок. Когда девушки помогали хозяйке в этом нелегком деле, на улице что-то зашумело, загудело... «Оказалось, — поведала Глафира Васильевна, — что фашисты собрали людей и каждого десятого расстреливали — для дисциплины». Так пришла в здешние места новая власть… Ночью девушки взяли лодку и перебрались на другой берег Двины, где накануне гремели бои. Там обнаружили раненого советского солдата. Он отдал им письмо, партбилет и другие документы – просил, чтоб сообщили родным, где его похоронили. Бродили по лесу, искали раненых, но никого больше не нашли, зато… нашли много оружия. «Винтовки и автоматы, — вспоминает она, — замаскировали сосновыми лапками». Когда все немного поутихло, Глафира, вынужденно гостившая у подруги, вернулась домой, отыскала свою корову, встретилась с мамой. Узнала, что всем комсомольцам нужно идти на регистрацию в полицию и сдавать комсомольские билеты. «Я еще раньше, когда помогала одной хозяйке полоть огурцы, — улыбается бабушка, — завернула свой билет в платок и закопала под огурец. Так что билет мой при мне остался». Но в полицию идти все равно пришлось… Там встретила она знакомых ребят — Андрея Луговского и Тихона Федорца… Рассказала об оружии и… началась их подпольная деятельность. Позже на Дисненской земле была создана 4-я белорусская партизанская бригада. Подполье составляли комсомольцы и военнопленные. «Собирали оружие, — рассказывает собеседница, — носили в лес через реку Дисенку». А было это весной 1942 года. Тогда же немцы увидели и узнали двух беглых военнопленных, которые в розыске были и которые помогали здешнему подполью. Их арестовали, а те выдали комсомольцев. В их числе и Глафиру… Всего — сто человек, 29 из которых — девушки. Все готовились к смерти, но… «Был среди нас подпольщик – священник Стефан, поляк, который поехал в Минск к самому гауляйтеру, — рассказывает Качан. — Сказал, что молодежь невинная. Всех и выпустили. Только некоторых успели расстрелять… В том числе и Тихона. «Убили его под окном дома девушки, которую он любил, – грустно улыбается женщина. – Такая вот судьба… Мать парня помешалась: подоит корову и несет кружку молока на могилу…» Часть подпольщиков после этого ушла в лес, комсомольцы остались для связи. Но... Предателей всегда хватало. В другой раз 18 комсомольцев взяли, и снова среди них оказалась Глаша… «У парня, которого немцы расстреляли, — вспоминает она, — нашли немецкие документы, карту, которые якобы я передала – у нас в доме немцы жили». Девушка настаивала на том, что ничего она не передавала, но… «Очень гадкий был переводчик, — продолжает она, — чех, женат был на местной девушке. Мама понесла его жене кольцо, чтобы меня спасти: «Ренечка, помогите Глаше!» Кольцо было хорошее, крестная подарила. А та сказала, мол, дешево хотите отделаться. Так второй раз Глафиру «похоронили». Но… Внезапно переводчика сменили. Тот, другой, поляк, который всех ребят знал и спас их от смерти. …Потом Глаша была связной. Раза два или три лично ходила за Двину. Информацией ее и ее напарницу снабжала девушка, которая работала кухаркой в полиции. Связных знали под именами Надя и Лида. У Глафиры даже паспорт на имя Лиды имелся – в отряде подготовили. И вдруг… Напарница Маня влюбилась. «Хотела уйти с одним парнем в партизаны, — вздыхает бывшая партизанка, — а тот выдал ее полиции…» В тот день ничто не предвещало беды. У Глафириной сестры ребенок родился – мыть нечем было… «Взяла яички и пошла меняться с немцами на мыло, — вспоминает она. – Заодно наведалась на явочную квартиру, а там Надя, хотя ее и быть не должно». Она: «Документ мой — в руках полиции. За мной следят». Глафира двинулась назад, а навстречу полицай: «Ты куда?» Вырвалась кое-как, а базар, мимо которого никак не пройти, окружили: подруга сказала фашистам, что там якобы должна была встречаться с партизанами. Как идти? Девушка металась-металась да зашла к одной женщине-швее, попросила спрятать ее… «Меня тоже разыскивали, как оказалось, — говорит она, — и описание имелось, в чем одета. Поэтому переодеваться пришлось: сменила новый полушубок на старье и… Прошла мимо постов, наглухо замотавшись платком, вместе с какими-то нищими». Прибежала домой в Шараги… Решила вместе с семьей бежать в партизанскую зону. Там была агентурной разведчицей. «Полоцк—Дисна—Борковичи, – улыбается Глафира Васильевна, — моя зона была. А пройти надо было так, чтоб не заметил никто…» В июле 1944 года эти места были в блокаде. Тяжелой блокаде. Немцы отступали, бой в Дисненском районе длился несколько дней. Бригада партизан и местные жители прятались на болоте, во мхах… «С Москвой связаться не могли, — вспоминает Качан, – не слышали нас: потому что заземления не было. Тогда командир сказал, чтобы спасались кто как может». Болото было окружено, кольцо сжималось… Немцы шли с собаками, кололи мох штыками… Много народу тогда полегло… «Да и голод еще… Если бы не клюква, — грустно улыбается собеседница, — умерли бы сами. Прорваться было невозможно. Тогда поступила команда разбиться на группы. Мы долго бежали под немецкими пулеметами, — говорит она, —выбились из сил. Взяли в руки по гранате, спрятались в мох возле озера и договорились, если кого найдут, друг друга не продавать. Слышу — чвок, чвок… Сердце замерло… Когда фашисты прошли мимо, было ощущение, что поднялась в небо и парю…» — вспоминает она. Но… Они вернулись — собака учуяла… Били, пытали… «Привезли в другую деревню – Арханово, — говорит она, — руки в ранах, ноги опухшие… А тут еще и староста опознал — на волоске от гибели была». Перед допросом оторвала от липового аусвайса имя Лиды, фамилию и деревню. А остальные приметы — все ее указаны, не придерешься. «Чей документ? – стали спрашивать. – Кто давал? Староста говорит, что ты ездила с партизанами…» А она: «Мост один для всех, для меня отдельного не построили! Все ехали и я ехала». И была такова…