"Для детей и внуков дражайших..." О том, как Виктор Семашкевич с Леонтием Хоружиком природоохранный договор заключили, а отец Николай Ялту на Григоровичи променял
Третий день колеся по дорогам и проселкам Миорщины, я еще раз убеждаюсь в том, в чем был убежден всегда: богатство страны глубинкой прирастать будет, а хороших людей больше, чем плохих. Последние нам как-то вообще, наверное по причине полного их здесь отсутствия, не встречались, а всех тех, с кем мы практически с первого взгляда подружились, стали единомышленниками, не перечесть. Конечно, хороший человек – это еще не профессия, но дело в том, что от компетентности и профессионализма людей, которые с нами работали и которых мы, не колеблясь, волевым решением зачислили в состав экспедиции, зависит благополучие, уровень жизни сотен их земляков.
И если люди нам говорят, что в СПК «Турково» «жить можно», то только благодаря тому, непременно подчеркивают, что их председатель Виктор Семашкевич (искренние соболезнования, Виктор Иванович, в связи с постигшей вас тяжелой утратой) знает, что нужно делать сегодня, чтобы не остаться на обочине жизни завтра. А потому вышел, как говорят хозяйственники, на Министерство природных ресурсов и охраны окружающей среды с предложением взять шефство над хозяйством, поработать вместе. Это не банальное выклянчивание денег в надежде разбогатеть за чужой счет, а вполне реальное, экономически обоснованное предложение. Суть его в том, что министерство вкладывает определенные суммы в благоустройство и реконструкцию животноводческих помещений, помогает вывезти на поля многолетние запасы органики, находящиеся к тому же в непосредственной близости к Двине и ее притокам, приобрести элитные семена, удобрения, средства защиты растений и так далее, а СПК обязуется через два года довести урожайность здешних полей до 50 центнеров с гектара, а от каждой коровы получать не менее 5000 килограммов молока. Никакой, как вы понимаете, коммерческой выгоды это предложение министерству не сулит, но его глава Леонтий Хоружик, взвесив все «за» и «против», пришел к выводу: дело затевается стоящее, сегодняшние инвестиции окупятся завтра, деньги и в самом деле будут работать на благо людей и окружающей их среды.
Это пример, и всего лишь один, хотя у нас их много, из области чисто материальной. А что касается духовной, то здесь нам несказанно, иначе не скажешь, повезло на знакомство с человеком, поразившим, потрясшим меня до глубины души.
«Сей поклонный крест установлен в 2004 году в честь 60-летия Победы над фашистской Германией в память погибшим воинам и партизанам – защитникам Отечества. От бывшего партизана, чудом уцелевшего в районе озера Ельня, Н.В. Рундо», — читаем мы на мраморной табличке, прикрепленной к изножию впечатляющего креста с распятым Иисусом, который высится на въезде в деревню Турково.
С человеком, который возвел этот крест практически в одиночку и за собственные средства, тем самым Николаем Васильевичем Рундо, мы сейчас и разговариваем. Собеседник, чувствуя некую мою заминку, мягко просвещает:
— В церкви я – митрофорный протоиерей отец Николай, а для вас, поскольку облачен в мирские одежды, просто Николай Васильевич.
Николай Васильевич начинает свой потрясающей силы монолог, который я и воспроизвожу почти дословно:
«Лета свои я исчисляю с 1922 года – восемьдесят два года жизни за плечами уже имею. Рожден в Новинцах, крещен в Григоровичской церкви. Рукоположен в 1949 году, служил в храмах Минска, Бобруйска, во многих иных местах, последние годы жил в Ялте – климат здешний исцелению от тяжелой болезни благоприятствовал очень. С родины своей письма я часто получал. Плакали люди, что нету в Григоровичской церкви священника, оставил он их. Съезжу, думаю, на пару недель, посмотрю на людей, свою печаль утолю. Попросил у владыки Филарета разрешения временно служить в церкви и получил его с благодарностью. Стал служить — и остался навсегда. Оставил в Ялте детей и внуков своих дражайших и живу с тех пор в Миорах, служу в храме.
Этот вот крест трудами своими поставил, а вот там, напротив, где сейчас песок лежит, часовню еще хочу возвести. Что меня на это подвигает? Если располагаете временем, соблаговолите выслушать историю моей жизни.
В 1942 году, имея двадцать лет от роду, человек глубоко верующий, стал партизаном. Позвали меня в штаб 4-й Белорусской бригады и предложили одежду партизанам шить и ремонтировать, поскольку закройщиком я был хорошим. Согласился я, но с условием, что оружие в руки не возьму никогда – оно моему естеству противно. Комиссар партизанский остро на меня глянул, позвал к себе, показал журнал Московской патриархии с призывом ко всем верующим стать на защиту Отечества нашего и сказал, что я благому делу буду и без оружия полезен. И я стал шить одежду, халаты маскировочные разные своим товарищам. А каждое воскресенье отправлялся (давали мне лошадь, называли пароли для часовых) в Григоровичскую церковь, вознести молитву Господу нашему.
В 43-м году враги навалились на нас всей своей мощью, очутились мы на болотах в Ельне. И было здесь нашим командованием принято такое отчаянное решение: те, кто с оружием, будут прорываться (великое множество друзей моих при сем погибло), а народ невооруженный должен сам своим спасением озаботиться.
Как бы вам рассказать, чтобы понятен весь тот ужас стал? Вот – болото, мох густой, в него мы зарываемся, прячемся. Вот – каратели. Идут, с интервалом в два метра, прямо на нас. Щупают ногой мох и, если там что-то шевелится, без раздумий штык туда вонзают… Не стреляли они, штыками били нас…
Я не прятался. Увидел цепь карателей, стал с Евангелием и крестиком в руках на колени в кустарнике, склонил голову и жду, когда в меня штык вонзится. Жду и думаю: «Господи, если я отсюда живым выйду, мой путь будет только к церкви». Стоял, стоял, слышу, речь чужая уже за мной звучит, – отвел, значит, Господь от меня смерть неминуемую. Чудо! Вот с тех пор жизнь моя вся без остатка Господу нашему и посвящена.
А перед Рождеством прошедшим стали сниться мне сны странные. Снова я выхожу из того болота. Один иду, помолиться мне хочется, а негде – пусто вокруг, нет ничего такого, из чего бы алтарь соорудить можно было. Одну ночь мне это снится. Вторую. Понял я, что нужно мне что-то сделать. Решил поставить поклонный крест в память друзей моих убиенных. Сначала хотел водрузить его на болотах тех страшных Ельнинских, но там ведь никого уже и ничего нет. Поставил здесь и возле него возношу молитвы в память всех, кто во мхах тех страшных штыками заколот, кто в боях неравных погиб, кто в домах своих мирных сожжен».
Зовет нас Николай Васильевич, монолог свой поразительный закончив, под сень березы, что возле креста поклонного шумит ветвями, достает из саквояжа бутылочку медовухи, наливает в граненую, партизанских времен еще, стопку и предлагает всех, в муках погибших, во имя жизни детей и внуков своих дражайших помянуть, молчанием скорбным к ним обратиться.
