Сейчас камера не работала. Включить ее Лагутин должен был ровно в шесть вечера и, устроившись посреди полянки, жизнерадостным голосом рассказать о своих первых впечатлениях о жизни на острове. Этот сюжет улетит в базовый лагерь, где его подправят в монтажной, перекроят, нашпигуют глупыми комментариями Саркисяна, после чего запустят в эфир. И на вымазанную в глине физиономию Лагутина будет смотреть вся страна, с алчным нетерпением дожидаясь, когда его щеки покроются щетиной, а под глазами появятся синие круги и губы побледнеют, и голос будет тише и слабее, и он начнет демонстративно жрать жареные желуди, червей и слизняков... И чем страшнее будет деградация, тем больше жадных взглядов вопьется в телеэкраны: "Смотрите, смотрите! И в этой берлоге он живет! И здесь же, наверное, отправляет естественные надобности"."Хрен вам! - подумал Лагутин, необыкновенно ярко представив себе кухню, заставленный тарелками и салатницами стол и сытых людей, которые уставились в телевизор. - Я не буду жить на вашей сцене. В правилах не указано, где строить жилище".
Он вытряхнул содержимое пакета на траву, взял тесак и, оглядевшись по сторонам, направился к могучей лиственнице. Подойдя к ее стволу, Лагутин вогнал лезвие в кору и принялся нарезать ее продольными полосами. Затем сделал горизонтальные насечки и стал аккуратно сдирать кору кусок за куском.
Одинаковые, слегка изогнутые пластины он сложил стопкой на самом краю поляны, куда не мог проникнуть взгляд объектива. Расчистив там же площадку, Лагутин вбил в землю две крепкие рогатины, закрепил на них несущий брус из комля росшей неподалеку сосенки и по обе стороны от него уложил жерди. В качестве стропил он использовал прямые, как копья, стволы молодой рябины, привязывая их к жердям сухой лозой. Когда получилась вполне крепкая и просторная клетка, Лагутин стал обкладывать ее снизу вверх кусками коры, наслаивая их друг на друга, как черепицу.
Работа это была трудоемкая, потому как каждую полосу "черепицы" надо было тщательно закреплять на стропилах. Но до темноты времени еще было достаточно, и Лагутин не боялся, что первую ночь на острове ему придется провести под звездным небом. И думал он вовсе не о предстоящем ночлеге, а о той жизни, которую оставил на Большой земле.
Он вспоминал, каким доверчивым и наивным был, когда решил перегонять из Германии автомобили престижных марок по предоплате. Два раза получилось все гладко, как в сказке: сначала взял у заказчиков деньги, одну за другой пригнал "Ауди" и БМВ, отдал их заказчикам и, подсчитав навар, размечтался о серьезном бизнесе. И тут наудачу судьба столкнула его с деловым мужичком, который без лишних формальностей отслюнявил ему 30 тысяч "баксов" в качестве предоплаты за два подержанных "Мерседеса"...
То, что этот мужичок его подставил, Лагутин понял слишком поздно. Его ограбили по дороге в Германию, обчистили карманы и отбили почки. Мужичок навестил его в больнице и, пожелав скорейшего выздоровления, добавил, что "счетчик включен", 30 тысяч "баксов" необходимо вернуть через неделю. Он оставил свою визитку, приветливо помахал рукой и ушел.
У Лагутина не было ни денег, ни чего-либо другого, пригодного для продажи. Квартиры своей тоже не было - он жил у тетки. Пытался занять у друзей, но друзья его большей частью были такими же неудачниками, как и он сам, и больших денег никогда не имели.
Прошло 10 дней. Лагутин решил, что мужичок проникся к нему состраданием и дал еще время. В какой-то мере он оказался прав. Поздним вечером Лагутин зашел в свой подъезд и тотчас услышал два приглушенных выстрела. Ему на голову посыпалась штукатурка. Несколько мгновений он продолжал стоять, как соляной столб, подпирая собой почтовые ящики и глядя на лестничную площадку, освещенную тусклой лампочкой. Наконец увидел молодого человека в черной футболке и с пистолетом в руке. Тот спокойно прошел мимо ошарашенного Лагутина к выходу, в дверях остановился и сказал: "Это последнее предупреждение. У тебя есть еще неделя!"
Лагутин понял, что если не найдет деньги, то его очень скоро похоронят. Исчезнуть, затеряться на просторах страны он не мог, иначе подставил бы под удар несчастную родственницу. Возможно, Лагутин нашел бы какой-нибудь выход. Не исключено, что он впал бы в отчаяние и объявил бы войну своим вымогателям. Но уже на следующий день Лагутин увидел по телевизору объявление о наборе участников в экстремальное шоу "Робинзонада" с премиальным фондом один миллион рублей. Не задумываясь о последствиях, Лагутин позвонил мужичку, сказал, что через две недели отдаст ему долг, и этим же вечером уехал в Карелию.
И вот он на острове. Уже прошло два часа, как отчалила моторка и он остался один. Все колебания и сомнения остались в прошлом. Лагутин думал о будущем. Его волю не сломать. Он обязательно победит! Другого ему не дано. Сойти с дистанции и вернуться домой без денег значило подписать себе смертный приговор.
...Было уже четверть шестого, как Лагутин закончил покрывать кровлей из коры скаты своего жилища. Торец шалаша он закрыл пленкой, разорвав по швам полиэтиленовый пакет, и замазал места соединения глиной. В качестве двери он использовал большую еловую лапу. Земляной пол внутри шалаша тоже сначала застелил хвойными ветками, затем накидал сухой травы и мха. Сверху расстелил одеяло. Залез внутрь, лег на ложе и даже глаза прикрыл от удовольствия. Крыша надежная, сухо, не дует. Пятизвездочный отель!
До первого сеанса связи оставалось еще полчаса, и Лагутин стал собирать хворост для костра. Из крупных камней он сложил очаг, по обе стороны от него забил в землю рогатины, навесил перекладину из сырого орешника и нацепил на него котелок. Новенький, блестящий, он немедленно вызвал ассоциации с вкусной походной пищей, и Лагутин тотчас почувствовал, как нарастает и усиливается голод.
"Завтра к вечеру на берег попросятся как минимум двое, - подумал Лагутин. - А через три дня - оставшиеся... Тем не менее даже три дня я должен что-нибудь жрать".
Вооружившись тесаком, он посмотрел вокруг, раздумывая, в какую сторону пойти на поиск чего-нибудь съестного.
Первым делом Лагутин срубил под корень молодую рябину и сорвал с нее все ягоды. Плоды были еще бледно-красные, крепкие и горькие, и все же это был источник витаминов. Кинув одну ягоду в рот, Лагутин стал ее посасывать, как леденец. Что ж, вполне съедобная гадость. Набить ею желудок довольно трудно, зато горечь приглушит голод. Наполнив карманы ягодами, Лагутин медленно пошел в глубь леса.
Плотные заросли кустов и участки труднопроходимого валежника чередовались с открытыми светлыми полянками, утыканными булыжниками. На одной из таких полянок Лагутин нашел целую плантацию фиолетовых саранок с растрепанными, загнутыми кверху лепестками. Он опустился на колено, медленно потянул за стебель цветка и выдернул луковицу. Отсек ее от стебля и сунул в карман. Где-то Лагутин читал, что мясистая луковица саранки вполне съедобна и даже вкусна, если ее испечь в золе или сварить.
Решив, что обязательно вернется сюда, Лагутин пошел дальше. Внезапно сосны расступились, блеснула вода, и Лагутин вышел к заводи. На широком песчаном пляже, который пронизывал разгулявшийся ветерок, он остановился, сел на корягу. Это был западный берег острова, и волны обработали его куда сильнее, чем северный. Многие сосны, не выдержавшие борьбы с водой, рухнули на пляж. Их могучие корни еще оставались на обрыве, а кроны уже лежали в воде. Стволы напоминали мосты, образуя мощные своды. Под ними можно было бы соорудить неплохое жилище, но место было сырое и ветреное. Впереди, откуда катились волны, будто прямо из воды росли длинные березы и сосны. Это был Четвертый остров, ставший пристанищем для рыболова Павлова.
"Сколько до него? - подумал Лагутин, впрочем, без всякой практической цели. - Километр? Или два?"
Он приставил ладонь ко лбу, чтобы заходящее солнце не слепило глаза, и стал всматриваться, надеясь увидеть сутулую фигуру немолодого робинзона. Но не смог рассмотреть ничего, кроме стволов деревьев, темно-зеленых пятен кустарников и зарослей рогоза, похожих на торчащие из воды копья рыцарей.
"А ведь там тоже в изобилии рыбы и всякого подножного корма, - подумал Лагутин. - И на Первом, и на Пятом островах то же самое. И все участники, сытые и сонные, будут сидеть на своих островах неделю, две, три... Им все равно, а у меня "счетчик"...
Он вскинул руку и посмотрел на часы. До начала записи оставалось 15 минут. Пора! Лагутин встал и пошел вверх по сыпучему склону. "Что-то настроение у меня упало, - подумал он. - Нехорошо показываться перед телезрителями с такой кислой физиономией. Надо через силу улыбаться и говорить, что всю жизнь только и делал, что мечтал жить на необитаемом острове!"
(Продолжение в следующем номере.)
