Путь к храму

На стене православного храма, появившегося в 1999 году на минском городском кладбище близ деревни Михановичи, укреплена памятная доска с надписью: Часовня в честь преподобного Сергия Радонежского построена по инициативе и на личные сбережения профессора онколога-хирурга Екатерины Ефимовны Вишневской.
На стене православного храма, появившегося в 1999 году на минском городском кладбище близ деревни Михановичи, укреплена памятная доска с надписью: Часовня в честь преподобного Сергия Радонежского построена по инициативе и на личные сбережения профессора онколога-хирурга Екатерины Ефимовны Вишневской.

Ее вклад в мировую медицину отмечен международными знаками Золотая летопись достижений XX столетия и Платиновый рекорд. Духовное ее подвижничество на рубеже 2000-летия христианства вознаграждено Патриаршей грамотой Алексия II - за усердные труды во славу святой Церкви.

Американский философ и психолог Эрих Фромм, который анализировал верования человека, мыслил так: Во всех теистических религиях, будь то политеистические или монотеистические религии, бог означает высшую добродетель, самое желанное благо. Следовательно, специфическое значение бога зависит от того, что составляет наиболее желанное благо для человека. Понимание понятия бога должно поэтому начинаться с анализа структуры характера человека, который поклоняется богу.

По впечатлению, сложившемуся у меня от трех встреч с Екатериной Ефимовной - в НИИ онкологии в Боровлянах, на кладбище в Михановичах и у нее дома, - структура характера Вишневской гармонична в своей противоречивости.

Это натура сильная и властная, подчас до категоричности. Светило современной медицины, обладатель многих лауреатств и почетных званий, в ходе консилиума она способна заявить: Даю голову на отсечение, что это не метастазы! Уверенный в себе хирург, автор открытий, сотен статей и десяти книг, она без сантиментов уверяет: Рак словом не вылечишь... Но при этом свято верит в великую силу доброго слова, врачующую уязвленную страхом человеческую душу. Одна из спасенных ею раковых больных о Вишневской сказала так: Неоценимо ваше сострадание несчастным, что у смерти на краю. Екатерина Ефимовна десятки лет рядом с этим краем, где, по ее словам в одном из интервью, длится трагедия: Ко мне со всех сторон тянутся руки: Доктор, сделайте хоть что-нибудь! - а я очень часто бессильна. Думаете, легко жить с сознанием бессилия?

В области онкологии ее сострадание людям несет на себе печать характера врача и ученого: оно решительное, действенное, наступательное. В Беларуси живут на свете примерно 12 тысяч женщин, прооперированных и пролечившихся в гинекологическом отделении НИИ онкологии, которым руководит Е.Е.Вишневская. Но и при всех очевидных за последние десятилетия прошлого века достижениях медицины она изо дня в день сталкивается с ситуациями, когда она - бог хирургии, но не всесильный - беспомощна. А каково же тем, кому поставлен роковой диагноз? Кто сломлен бедой? Кто сам по себе слаб?

Ради безнадежно несчастных - от неизлечимой ли болезни, по горькой ли судьбе, по собственной ли вине - Вишневская решила строить храм на погосте. Церковь она считает тем последним пределом, где человек может найти последнее утешение - уже за гранью сострадания и милосердия, которые либо оказываются недостаточными для безысходно несчастных, либо вовсе отсутствуют. Можно лишь приблизительно представить, как формировалось у Екатерины Ефимовны это убеждение: в основе его и опыт общения с обреченными, и собственное перед болезнью века бессилие, и изначальные, детские впечатления. Кстати или не кстати, но дом в деревне Старо-Белица на Гомельщине, в котором она росла, стоял метрах в двадцати от Свято-Николаевской церкви. Туда издалека приходили, как ей помнится, обиженные, униженные, растоптанные, лишенные прав, безнадежно больные. В доме Вишневских паломников принимали, поили чаем, и она девочкой еще уяснила: для людей, отчаявшихся в земной справедливости, должно быть святое место. Убежище. Спасительная сень...

Вишневская воссоздала два святых места. Часовня в Михановичах вознеслась на месте неприглядной свалки при въезде на кладбище - где первоначально при закладке погоста она и планировалась, да так и не была заложена. В 2000 году она организовала ремонт и реставрацию Свято-Николаевской церкви - храма ее детства, которому 300 лет, но который последние 50 лет ветшал и разрушался. Как она организовывала реализацию проектов - это отдельная длинная история. Одно следует сказать: увлеченно и самозабвенно строила, вкладывая в уникальное деяние неистовый свой темперамент.

По атеистическим моим представлениям, кладбищенская часовенка, ее внутреннее убранство и прилегающая территория с газонами и деревцами взросли на силе жалости к людям Екатерины Ефимовны. Этот мотив был не единственным, хотя вообще-то о мотивах если и позволительно судить, то с предельной осторожностью - не утверждая, а скорее всякий раз подчеркивая: Я понимаю это так.

Понимаю:субъективный взгляд отдельного журналиста на духовные поиски героя в лучшем случае может содержать в себе разве что крупицу истины...

Я наблюдала возмущенную, непримиримую, ожесточенную Екатерину Ефимовну - ополчившуюся на упадок духовности. Вера ее воистину воинственна: сообразно натуре ученого, открывшего новые методы лечения рака, привычкам хирурга, не раз отваживавшегося на невозможные операции, венчавшиеся тем не менее успехом. Вишневской доводилось наблюдать, как у еще недавно безнадежной прооперированной старушки сын-алкоголик в больничной палате отбирал скромную пенсию. Ей исповедовалась женщина, которую в онкоклинике спасли от смерти, но из-за возникшей неполноценности муж ее бросил. В описании диагностических ошибок в одной из научных книг профессор Вишневская поднималась до публицистического пафоса - негодуя на равнодушие врача к больному: когда несчастному пять раз подряд ставят не тот диагноз, тогда как у него развивается рак. Нарастающее в обществе пренебрежение великим даром жизни, всеобщая моральная расхлябанность, бессердечие по отношению друг к другу, тем более к слабым и больным, вызывают у нее - и это буквально - вспышки ярости. Грехи равнодушия и черствости, интеллектуальной и физической лености, неблагодарности и беспамятства ей хотелось бы выжечь - проникновенным словом, парящим над часовней крестом, примером собственного подвижничества.

Я повторю: это характер, гармоничный в своей противоречивости... И страсть к делу духовного возрождения у нее двойственная: ненавидя грехи, она бесконечно терпима к человеку - носителю пороков. Ее милосердие распространяется и на пациентку старушку-мать, и на ее сына-алкоголика: оба несчастны, потому что во тьме, потому что не прозрели, потому что не причастились нравственности. И если по-человечески нельзя просветить слепых - то пусть прозревают через Бога. И в проповедях профессора и академика Вишневской перед мысленным моим взором вставал ее Бог - как жажда справедливости, добра и милосердия между людьми. Ее призыв Возлюби Бога! в моей душе звучал как Будь человеком!.

Она излагала мне свое кредо: Я человек глубоко верящий, верующий в науку, верующий в божественную силу. Я убеждена в существовании потустороннего мира. На мой взгляд, это ее утверждение есть парадокс, к которому одинаково неприменимы ни научная, ни богословская логика. Я, как бы ни хотела, не могу себе представить, как можно совместить в сознании глубочайшее знание тела человека, которым обладает хирург Вишневская, с религиозными канонами, например, о непорочном зачатии или воскрешении из мертвых. Допустим, такова моя непреодолимая атеистическая ограниченность... А Екатерина Ефимовна противоречие легко преодолевает: если в науке она доверяет фактам, доказательствам, опыту, то божественную силу вне нас принимает на веру - в чем, по-моему, блистательно непоследовательна. Религии я не знаю, - откровенно признает она, - но у меня есть свои представления, и я делаю свое дело, которое обращено к Богу.

В храме, который она выстроила в душе, мне кажется, все как раз логично. Жажда вочеловечивания настолько в ней сильна, что ради продвижения к благородной цели можно и нужно, по ее мнению, отмести сомнения, анализ, критический подход. Не до того: спасать нужно заблудших, действовать, созидать, полагаясь на нравственную интуицию. Полагаясь на последнее, и я могу безоговорочно принять потусторонний мир Екатерины Ефимовны Вишневской...

С моей точки зрения, храм на погосте, в фундамент которого она вложила личные средства, стоит на стыке двух миров. Это православное культовое сооружение, в котором теперь молодой батюшка Константин совершает отпевание новопреставленных (чин погребения) и панихиды (богослужение об упокоении души). К слову, когда часовню освящал митрополит Минский и Слуцкий Филарет, Патриарший Экзарх всея Беларуси, он подчеркнул, что благодаря духовному подвигу именитого хирурга-онколога впервые за последние 100 лет возведено частное строение богоугодного заведения на скорбном месте в Беларуси.

Понимаю это так - церковь высоко оценила поступок Вишневской.

А в стихах Екатерины Ефимовны, посвященных действующей в Михановичах часовне, выражено ее отношение к тем, кто ушел в вечность

: Все блага творили всем миром,

И вс„ оставляли для нас,

Чтобы помнили их и молились

За труд, за их честь,за их страсть.

И мне это близко и понятно: воспитание благодарной памяти об ушедших - миссия великая и благая. И хотя я, по выражению настоятеля михановичского храма, не готова к подвигу молитвы, не могу не преклоняться перед Екатериной Ефимовной за то, что она добровольно взвалила на себя эту обязанность. Пусть моя оценка мирская, но она совпадает с мироощущением верующего в Бога доктора медицины Вишневской. Она объясняла мне: ее высочайшие профессиональные достижения стали возможны потому, что ей предшествовали великие ученые и врачи. Основатель и руководитель научной школы, развивающей новые направления в лучевой терапии раковых заболеваний, она, усвоив опыт предшественников, шагнула за грань познанного до нее. И, как понимаю я, нам не преодолеть воцарившейся бездуховности, если мы не обратимся к нравственному опыту человечества - к вечным ценностям.

В журнальном очерке о Екатерине Ефимовне Вишневской однажды публиковалось ее неотправленное письмо супругу, которое она написала ему год спустя после его смерти. В нем были и такие строки: Но и сейчас я остаюсь способной тебя любить неизменной любовью. Мужа Сергея Алексеевича она похоронила в 1990 году на кладбище в Михановичах, где теперь часовня Сергия Радонежского. Это и сейчас длилось до скончания века, и любовь их пересекла рубеж третьего тысячелетия. И если в примитивном понимании письмо на тот свет - за гранью моего понимания, то я благославляю этот свет, на котором все-таки возможна такая вот вечная любовь. В это, отрекаясь от сомнений, свято верю - потому что верую в человека.

Мир внутри нас не менее сложен для постижения, чем мир вокруг нас. Так что такое Рождество Христово, которое в третьем тысячелетии отмечается впервые? История веры? Источник будущих откровений? Наше современное - по Фромму - представление о Боге?

Каждый ищет свои ответы.

Не знаю, ошибаюсь или права, но я представляю это так: свод христианской морали по Вишневской послужил прообразом часовни, которую воздвигла Екатерина Ефимовна с группой ею сплоченных соратников.

Она горячо настаивала на том, чтобы имена ее сподвижников были непременно названы в статье о храме на погосте. Но деяние это такого рода, что вряд ли возможно походя помянуть, не разбираясь в мотивах и даже не зная, хочет ли человек этой публичности. Ведь был в числе спонсоров и даритель, пожелавший остаться безымянным даже для группы энтузиастов. А тот, кто сделал крест, уже покинул этот свет и его ни о чем не спросишь.

По негласному установившемуся правилу не принято вроде обсуждать: кто и как, и почему уверовал, и в чем сегодня символ веры заключается. Умолчание вроде как из деликатности, а мне подумалось: может, просто робеем затрагивать столь сложное и неоднозначное? Между тем переход от атеизма к религии породил и разнообразие, и путаницу, и - увы! - лицемерие: я, например, не верю в то, что верит в Бога записной политик, стоящий со свечкой у иконы напоказ. Но в искренности чувствований Екатерины Ефимовны я не усомнилась ни на секунду: они подкреплены делами, она щедро дарит и многим жертвует для ближних. Более того: если действительно на волне духоискательства конца XX века возник ряд разновидностей веры, то лично я выбрала бы высшее благо в том же значении, как его понимает Вишневская. Не потому ли на прощание она меня спросила: Какой же вы атеист после этого?

На снимках: часовня на погосте.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter