Не все, увы, это понимают. Собственное спокойствие ценят превыше всего, живут со стойким желанием не выносить сор из избы, судорожно опасаются, как бы чего не вышло. А уж прокомментировать что-нибудь — боже упаси. Сто причин найдется, чтобы этого не делать. Или перенаправить, а это в лучшем случае, в пресс-службу. Да, где-то эта служба действительно помогает, но я могу назвать ряд предприятий, учреждений и организаций, где пресс-секретари просто стали своеобразными шлагбаумами для гласности.
Пример? Пожалуйста. Нужна одна-единственная, не представляющая никакой коммерческой или государственной тайны цифра. Звоню в республиканское ведомство начальнику того управления, который, вне сомнений, ею владеет. «Обращайтесь в нашу пресс-службу», — категорично слышу в ответ. Набираю. «Нужен официальный запрос из редакции!» — не менее требователен пресс-секретарь. Представив себе, сколько запросов нужно будет разослать в десяток инстанций, чтобы в целом подготовить аналитический материал, ужасаюсь и прошу смилостивиться: в Интернете эта цифра озвучена давным-давно! Хотелось бы просто уточнить — не изменилась ли? После долгих уговоров мой собеседник сдался, но потребовал на вычитку весь материал. Он, дескать, должен видеть, в каком контексте будет использована та сама цифра. А потом в обязательном порядке согласовать весь текст со своим руководителем. Который, кстати, только послезавтра возвращается из зарубежной командировки...
А как же закон о печати? Неужели о нем ничего не знают и не слышали те, кто в силу своих должностных обязанностей работает с журналистами? Там ведь четко сказано о том, что цензура и требование согласования журналистских материалов строго запрещены. Вынуждение к публикации статьи или отказу от нее — тоже?!
Предпочитают «не знать» об этом и отдельные руководители. На днях мне пришлось чуть ли не отчитываться перед одним из зампредов райисполкома по планируемой командировке. От корреспондента в весьма безапелляционной форме не только потребовали объяснений, почему он едет именно в этот населенный пункт и именно к этим людям, но и прочитали «редакторскую» лекцию по поводу того, как нужно написать будущий материал. С чего начать и чем закончить. Правда, сопроводить к месту назначения, где заодно можно было бы сразу снять и острые вопросы, зампред не пожелала. Зато потом, еще до публикации статьи, оборвала телефоны редакции, обвиняя меня в грядущей необъективности.
Что же так возмутило руководителя? Судя по всему, дело вот в чем. Прибывших по распределению в район молодых специалистов заселили в комнаты, где нет света. Двух девочек (одна из них еще не получила ни подъемных, ни зарплаты) обязали за свой счет покупать дрова. В жилище неисправны канализация, сантехника, протекает кровля. Вчерашним выпускникам агровузов придется в бесспорном порядке часть зарплаты получать фаршем и колбасой (одна из наших героинь — вегетарианка). Контора сельхозпредприятия заросла сорняками, второй год здесь нет электричества, компьютеры на столах бухгалтерских работников стоят для красоты...
Я попыталась обсудить все это с директором — тот отказался отвечать на отдельные вопросы, потребовал… предписание о проведении проверки.
Чуть раньше мне отказались дать сведения о выпускниках одного агроколледжа. Оказывается, информация о том, кто и куда распределен, — большая тайна. Несколько дней водили за нос. Сложилось впечатление, что и сами не знают, кого и куда отправили. А потом позвонил юрист учебного заведения и потребовал… да-да, официальный запрос.
