Отпускать ребенка всегда тяжело

Сто раз слышал, что надо отпускать от себя детей легко и быстро, не опекать их, а приучать к самостоятельности. Пусть сами всего добиваются, нечего им помогать, не маленькие... Сам такое не один раз говорил и даже писал.

Cборы в дальнюю дорогу всегда одинаково нервные. Какие–то странные списки, вещи по всему дому, машина стиральная гудит с утра до вечера, споры и выяснения: а нужна ли эта вещь? Может, и без нее можно как–то обойтись? Список постепенно заштриховывается жирными линиями, а внизу появляются новые пункты. Посреди комнаты чемодан, весь такой открытый, жадный, пугающий своим видом. Глянешь на него ненароком — и сердце дрогнет. Хорошо, что много о чем надо помнить — это поддерживает, отвлекает, не дает расслабиться.

Тяжело отпускать от себя ребенка.

Но так устроена жизнь, что дети — как те птенцы, вначале пищат и просят есть, а потом подрастают и хотят лететь. С птенцами сравнение близкое, но не совсем точное. Ведь не можем мы знать, как там у птиц происходит. Они этого не рассказывают...

Раньше, когда сам уезжал надолго из родительского дома, не понимал, чего это отец вдруг замолчит, а потом уйдет покурить. Не понимал, почему мать начинает сердиться без видимого повода и застынет на мгновение, держа в руках мою отутюженную рубашку. Или начнет быстро пуговицу пришивать...

Хорошо помню: я им говорил, что как только приеду, то сразу же напишу и письмо в ящик брошу. А в том письме все будет описано очень подробно и обстоятельно. Отец слушал и вздыхал, папиросой по спичечному коробку постукивал. Говорил, глядя на меня, что, может, сразу и не получится написать, так хоть на следующий день пару слов черкни. Что добрался, поселился, что все хорошо... Я, конечно же, обещал, но потом, занятый тысячей своих новых дел, забывал. Правда, все это давнее, хотя и помнится остро (а письмо три–четыре дня из Минска в Гомель шло). Значит, все эти дни родители волновались, места себе не находили, может, даже ссорились...

Не было тогда смартфонов, планшетов и прочих современных прелестей. Были конверты, синие почтовые ящики да переговорный пункт в почтовом отделении. Да и уезжал я всего лишь в другой город, а не за две тысячи или двенадцать тысяч километров, как наша дочка.

Наконец, чемодан и рюкзак с ноутом упакованы, с трудом закрываются и выносятся в коридор. Кошка чувствует, что в доме что–то происходит нервное, и старается под ногами не крутиться. Лежит на спинке дивана и наблюдает за возней и беготней хозяев.

Утром все завтракают без аппетита, молча.

И уже машина во дворе, чтобы в аэропорт ехать, и на дорожку присели, проверили, на месте ли паспорт и прочие документы. Дочка кошку погладила, потом свои ключи на комод положила. Вышли, в машину сели, тронулись, и на выезде из двора она говорит, что забыла зарядное от телефона. Бегу домой, хватаю зарядное, гляжусь в зеркало. Я не суеверный, но на всякий случай...

В аэропорту дочка хорохорится, но перед досмотром слезы сдержать не может — плачет... И сразу превращается в ребенка. За нее становится боязно и тревожно, жалко отпускать. Она улавливает наше настроение и обещает сразу же позвонить, написать, сообщить...

Возвращаемся домой и следим, как самолет летит над Беларусью, Польшей, как перелетает Ламанш, делает круг рядом с Лондоном и садится. Можно расслабиться, да только не получается. Ведь ей еще из аэропорта надо добраться до Кентербери, до университета. Пробуем связаться, но ее телефон тупо молчит.

И только поздней ночью приходит сообщение, что добралась и все хорошо. Только вот зонтик забыла в автобусе на верхней полке. А Лондон хорош и похож на сон, но не кошмарный, а приятный. Рассказывает о соседях в домике, о том, что надо идти покупать одеяло, и о том, что чувствует себя хорошо. Просит не рассказывать маме о забытом зонтике. Знает, что она расстроится...

Утром в квартире пусто и тихо. Дверь в дочкину комнату открыта, на ее кровати спит кошка. Жена грустно перечисляет, что забыла положить в чемодан.

Мы смотрим на свои смартфоны, лежащие рядышком на расстоянии вытянутой руки, и я понимаю, что ничего в жизни не меняется. Что и тысячу лет назад родители так же тряслись, отпуская от себя детей, и через тысячу лет будут волноваться. Вот тут и начинаешь по–настоящему понимать своих родителей.

ladzimir@источник