В воскресенье прошел долгожданный дождь, тут же выглянуло яркое солнце, и дочка предложила пойти погулять в парк. Идем, дышим свежим воздухом, на траву глядим и на таких же довольных прогуливающихся людей. Словил себя на странном желании… Сильно захотелось прикоснуться и погладить эту самую молодую траву. Наклонился и провел ладонью по ее мягкой гривке или чубчику, если будет угодно. Это простое движение напоминало прикосновение к голове ребенка. Не знаю, что при этом почувствовала трава, а мне стало радостно и легко. Вспомнил, как мой дед тяжелой и сильной рукой, но как‑то легко, со скупой мужской нежностью, приглаживал мои вихры.
Дочка заметила мою немного растерянную улыбку. Помолчали, а потом заговорили про птиц. Они свистели, чирикали, скрежетали, ворковали, перелетали с дерева на дерево, купались в лужах, порхали в кустах. А так как листьев еще нет, трава низкая, все они были хорошо видны.
— Слушай, откуда ты знаешь всех этих птиц? А какая у тебя самая любимая? — спросила дочка.
— Всех люблю!
— А самая?
— Сивограк! — ответил и засмеялся, понимая, что дочке мой ответ ни о чем не скажет.
— Грач? — перевела дочка.
— По‑русски ее называют сизоворонка, а по‑нашему — сивограк.
Дочка вытащила из кармана смартфон, набрала название птицы и ахнула, рассматривая и восхищаясь.
— Откуда ты знаешь эту птицу, где видел, она же очень редкая, вот пишут, что их в Беларуси несколько пар осталось? — в голосе сквозило недоверие.
Я вспомнил себя ребенком, своего деда. Вспомнил первую встречу с этой дивной голубой птицей… Мы с дедом шли по лесу весной. Куда и зачем — уже не помню. Тропинка узкая, на деревьях и кустах мягкие весенние листья, ручей в лесу пятнистый и блестящий, как змея. Тропинку в нескольких шагах впереди перелетела, промелькнув, голубая птица. Довольно крупная. Дед придержал меня и сказал: «Сивограк!» Потом на поляне на большом пне мы увидели пару этих дивных птиц. Одна была чуть крупнее, а другая поменьше. Дед объяснил, что это пара, что дом их на каком‑нибудь высоком старом дереве. Может, на дубе или осине… Птицы беззвучно переливались своими яркими перьями, топтались. Мы некоторое время наблюдали за ними, любовались, а потом они улетели и мы пошли дальше. И сколько нам ни попадалось птиц в тот день, да и в следующие — то ли на деревьях, то ли в кустах и траве, то ли в полете, дед всех их называл, рассказывая про повадки каждой.
Зачем он рассказывал мне, малому и неразумному, о птицах, живущих в лесу, полях, в саду возле хаты? Зачем сообщал всю эту информацию? Для чего показывал гнезда в траве, на деревьях, в дуплах старых деревьев? Тогда я не спрашивал, а верил ему безоглядно, слушал и запоминал. Иногда находил в огороде на меже гнездо, а потом долго выслеживал маленькую серую птичку, меньше воробья, и бежал к деду, который работал во дворе. И вот что важно. Дед откладывал топор, долото, стамеску и шел со мной. Я подводил его к гнезду и вопросительно смотрел на него. Дед обнимал меня за плечи и уводил от гнезда, где лежали аккуратные пестрые яйца.
Эти свои детские воспоминания о разных птицах — больших и мелких — я очень люблю. Все время хочу себе объяснить, зачем я получил все те по сегодняшнему разумению так и не очень нужные знания. Может, благодаря им я стал рисовать и складывать слова, может, стал чуть лучше. Не знаю… Но с годами все те знания приобретают какую‑то иную ценность и смысл. Вот дочке рассказал про редкую птицу. Когда‑нибудь, возможно, она увидит голубую, почти небесную птицу. Увидит, узнает и меня вспомнит.
Сегодня в детском парке у Свислочи стоит стенд, а на нем изображены птицы и написаны их названия. У стенда иногда останавливаются дети и рассматривают: дроздов, синичек, зябликов с трясогузками.
ladzimir@tut.by
