Путь в Евросоюз для Беларуси лежит через интеграцию с Россией и Казахстаном
Руководство России и Беларуси наконец-то достигло примирения. Такие безапелляционные выводы делают эксперты после переговоров Александра Лукашенко с Дмитрием Медведевым и достижения договоренностей о пошлине на нефть. Беларусь пошла на уступки в вопросах таможенных пошлин на нефть и пообещала ратифицировать документы по Таможенному союзу.
Как считает президент Института национальной стратегии Михаил РЕМИЗОВ (на снимке), странам удалось разблокировать неприятную патовую ситуацию, при которой взаимоотношения двух стран были парализованы на уровне глав государств и административных аппаратов, хотя и не между государствами как таковыми. Об этом известный российский политолог рассказал в интервью корреспонденту «Р».
— Михаил Викторович! Вы отмечали, что переговоры по созданию Единого экономического пространства (ЕЭП) шли сложно и вопрос, скорее, касался структурной интеграции и условий двусторонних экономических отношений…
— В недавнем конфликте Беларуси и России было немало противоречий. Но на плоскости экономических интересов двух сторон компромисс был возможен. Дело в том, что достижение этого компромисса осложнялось психологическими компонентами. То, что на протяжении последних нескольких месяцев происходило с нашими государствами, больше по части психологии, нежели политологии. Динамику конфликта предсказать было крайне сложно — она не подчинялась логике просчета интересов. Ведь если интересы можно просчитать, тогда политолог способен делать прогнозы, а вот если конфликт приобретает иррациональный характер, то это делать гораздо сложнее.
— Вы в одном из интервью говорили, что в большой политике личные амбиции должны отходить на второй план. Кто, на ваш взгляд, должен был пойти первым на примирение?
— Как человек, не чуждый великодержавного шовинизма, я считаю, что интеграция на постсоветском пространстве — это приоритет и сфера ответственности России. И как основной гравитационный центр, как субъект основной ответственности за это пространство, Россия должна создавать такие условия, когда центробежные силы будут превалировать над центростремительными. Поскольку в Союзе Беларуси и России наша страна является все же ведущим партнером в силу своего исторического опыта, то, по большому счету, это ответственность России. Инициировать разрядку должна была именно Россия. Тем более что ей это, как ни странно, легче, потому что у России сейчас модель управления в виде такого дуумвирата, или, как его еще называют, «тандема». И это в психологическом смысле дает свободу маневра, которая позволяет посредничать в том случае, если возник какой-то политический клинч.
— Кто-то из ваших коллег, если не ошибаюсь, Глеб Павловский, сказал, что Беларусь в настоящий момент становится предметом активного торга между Россией и Западом. Придерживаетесь ли вы таких же взглядов?
— В последние годы, откровенно говоря, не сталкивался с выраженным и оформленным интересом западных партнеров России к снижению уровня отношений нашей страны с Беларусью. Западные партнеры не ждали от нас того, чтобы мы срочно свернули интеграционные процессы ни в рамках Таможенного союза, ни в рамках Союзного государства. Я полностью поддерживаю попытку выстроить модернизационное партнерство, которое обозначил наш президент. Но считаю, что это возможно сделать только в том случае, если Россия заявляет о себе как о сильном жизнеспособном игроке и как о региональной сверхдержаве. А для этого нужно уметь без посредничества Запада договариваться со своими соседями. Там, где Россия не демонстрирует эти способности, она демонстрирует слабость, которая в итоге не пойдет на пользу при выстраивании партнерских отношений с Западом.
— Как вы лично относитесь к Беларуси и ее лидеру?
— Лукашенко как политик в 90-е годы дал надежду народам постсоветского пространства на то, что им доступна иная модель развития, другой путь, кроме деградации социальных и производственных систем. Что тот социальный и производственный потенциал, который достался в наследство от Советского Союза, можно сохранить в новых условиях, модернизировать и встроить в новые экономические уклады. И позиция, с которой Лукашенко пришел к власти, базировалась на том, чтобы сохранить ядро белорусской промышленности и связанные с ним социальные системы и структуры, не дать произойти социальному обвалу. Он эту миссию выполнил, и, на мой взгляд, первый этап модернизации в стране уже пройден, и пройден вполне успешно. Милиция, образование, государственная служба, суды, вооруженные силы – все это работает на территории Республики Беларусь лучше, чем где бы то ни было на постсоветском пространстве. Я могу не знать какие-то направления, но в целом это европейский уровень работы социальных машин. Это можно считать достижением.
Но обычно через несколько лет происходит пробуксовка, и после первого этапа модернизации наступает второй. По опыту тех стран, которые дали во второй половине 20-го века некоторые эталоны модернизации в современных условиях, — Южной Кореи, Тайваня, Сингапура, становится очевидным, что это этапы, когда от селективных мер поддержки крупной промышленности государство переходит к созданию условий для развития малого и среднего бизнеса. Когда государство начинает формировать универсальные инструменты поддержки экономики для стимулирования ее активности. Пока я не вижу в вашей экономической сфере явного перехода к этому этапу. Хотя, следует заметить, в программах развития это декларируется. Шансы хорошие: у вас качественная институциональная среда. В Беларуси прекрасно развиты институты, которые сопутствуют развитию деловой жизни: у вас есть милиция, которая соответствует своим функциям, относительно низкий уровень коррупции в государственном аппарате, прозрачная судебная система, предсказуемые правила игры на длительный срок. Все это способствует инвестиционному климату, и осталось только сократить те административные барьеры, тот излишний административный прессинг, который мешает расцвести пышным цветом малому бизнесу. Предпосылки для этого в Беларуси есть.
— Считается, что одним из факторов такого успеха будет существование Единого экономического пространства…
— Да, это огромный рынок, на котором сможет работать белорусская экономика. Если Беларусь действительно заинтересована в этом проекте, то у нее есть все предпосылки, чтобы сделать условия ведения бизнеса более выгодными, чем в России. Это, кстати, повод для беспокойства нашим чиновникам. Наши специалисты, работающие по вопросам внешнеэкономической деятельности, уже сегодня высказывают озабоченность: подчас в Беларуси и Казахстане более выгодные условия для ведения бизнеса. Хотя, с другой стороны, это очень хороший стимул для России не зевать и, ориентируясь на своих партнеров, создавать более благоприятные условия для инвестиций и стимулирования деловой активности.
— Понятно, что вступление в Таможенный союз и ратификация соглашений по ЕЭП выгодны Беларуси и Казахстану, а зачем это нужно России?
— Затем же, зачем и нашим партнерам по ТС: для увеличения емкости внутреннего рынка. Его размер в данном случае не будет иметь принципиального значения. На первый взгляд, 15 млн. и 9,5 млн. населения — это малые цифры, но и они имеют значение. ЕЭП нужно России только в том случае, если она намерена выстраивать модель своего роста, ориентированную на внутренний спрос. В таком случае важны не только емкость и объем рынка, но и наличие внутренней конкуренции. Подчеркну: обязательно стимулирующей конкуренции, такой, чтобы внутренние рынки стран-партнеров не были монополизированными, чтобы там присутствовали конкурентные стимулы, которые побуждают к развитию, а не подавляют. Потому что стимулы, исходящие от транснациональных корпораций, когда они выходят на российский рынок, – это не конкуренция, это экспансия, завоевание. ТНК оперируют совершенно иными оборотами, и для них конкуренция с российскими компаниями – это избиение младенцев. А при создании ЕЭП Россия сможет соревноваться с сопоставимыми экономическими агентами. И Беларусь, и Казахстан в этом смысле достойные партнеры.
— Запад при обсуждении проекта ЕЭП не раз обвинял Россию в имперских замашках…
— В данном случае имели место стереотипы западного общественного мышления. Это все оттого, что российская политика и декларативно, и на практике в последние годы реализовывалась под знаком так называемого прагматизма. Это означало подчинение политических задач экономическим, но не наоборот. Причем экономика выдержана была в духе не национального, а корпоративного эгоизма. И я думаю, что было бы неплохо, чтобы хотя бы в рамках этой политики мы перешли бы к более высокому эгоистическому масштабу. Для России это непростой переход, но он отнюдь не будет переходом к имперским амбициям.
Опыта строительства колониальной империи у России попросту не было и нет. Просто сейчас приспело время формирования крупных региональных объединений. Трендом современного развития мировой экономики является не столько глобализация, сколько формирование региональных экономик. Интеграционные процессы, которые происходят в Латинской Америке, в Евросоюзе, в Азиатско-Тихоокеанском регионе, в Северной Америке, тому пример. Россия просто получила шанс либо самостоятельно выстроить одно из таких региональных пространств, либо в перспективе влиться в большое европейское региональное пространство. Кстати, первое не исключает второго. Сейчас все идет к тому, что в перспективе Россия, Казахстан, Беларусь, а возможно, и Украина вместе ринутся в большую Европу.
А влиться без потерь в Европу можно только при условии, что мы выйдем на сопоставимый уровень конкурентоспособности промышленности. Пока об этом речь идти не может, поэтому-то и необходимо формирование относительно отдельного от ЕС экономического пространства.
