“П рощай” говорят наровлянцы сомнениям насчет будущего своего района, настолько потерпевшего от катастрофы на Чернобыльской АЭС, потерявшего в результате переселения такое количество людских ресурсов, что он мог вообще исчезнуть с карты Беларуси. Но сегодня благодаря поддержке государства и лично Президента нашей страны район переживает пору экономического и социального подъема. Так вот, тому новому, что пришло в их жизнь, например, переспециализации хозяйств, благоустройству города и деревень, внимательному отношению к здоровью и питанию людей, новостройкам и развитию местного самоуправления, — и говорят жители Наровлянского района “здравствуй”.
Адрес очередного, четвертого по счету пресс-тура в глубинку, проводимого для журналистов республиканских печатных СМИ Министерством информации Беларуси, мы выбирали сами. В канун 19-й годовщины со дня чернобыльской трагедии мне и моим коллегам очень важно было побывать в тех местах, на которые пришелся главный радиационный удар. Увидеть своими глазами, что происходит сейчас там, откуда еще недавно бежали без оглядки. Не из праздного любопытства хотели мы расспросить людей об их житье-бытье: пришло время взглянуть на постчернобыльский мир через почти 20 лет глазами современного, много знающего о радиации и ее последствиях человека.
Для меня лично эта поездка была особенно важной. И не только потому, что неподалеку от здешних мест, в Калинковичском районе, я выросла, что осталась на всю жизнь полешучкой по духу и моим любимым лакомством в детстве были именно наровлянские ириски. В первые майские дни 86-го первой из столичных журналистов я побывала в белорусской чернобыльской зоне. Только не в Наровлянском, а Брагинском и Хойникском районах. И зоной тогда эти места еще не называли. Только-только начали отселять людей. Их лица, растерянные, удивленные, испуганные, забыть не смогу. Как и слова старой женщины, к которой подошла со своими соболезнованиями по поводу брошенного жилья и всего нажитого. “А не гаруй, доню! Вайну перажылi i гэна перажывём. Тады страшна было, па кустах хавалiся, бо немец страляў... А дзе гэны атам? Нябачна яго...” Был еще старик в тяжелом габардиновом пальто с каракулевым воротником, зимней шапке и сапогах (в начале мая!). Он из своей деревни Брагинского района выезжал два раза в жизни. Первый — еще до войны. Второй — навсегда распрощавшись с родным домом и родными могилами на сельском кладбище. Когда после аварии на Чернобыльской АЭС объявили эвакуацию, первым делом побежали люди на кладбище, предкам поклониться. В те дни ЮНЕСКО обнародовало свои исследования о продолжительности жизни в европейских странах. По иронии судьбы районом долгожителей был назван Брагинский.
Воспоминания о майских днях 1986-го вперемешку с впечатлениями от встреч в апреле 2005-го — это и есть мои заметки непостороннего.
Что такое не везет
Наровлянскому району, образовавшемуся в 1924 году, не повезло с самого начала. В 26-м у него забрали целый сельский Совет и передали району Лельчицкому. В 40-м большие территории отдали Мозырскому (сегодня эта вся промзона Мозыря). В 63-м, в годы хрущевской административной перетасовки, объединили с Ельским, и два года Наровлянский как таковой не существовал вообще. В 65-м, когда опять разъединили эти два района, наровлянцы недосчитались еще одного сельсовета. Но основной удар по этой административной территории нанесла чернобыльская катастрофа. Если в 30-е годы в районе проживало более 32 тысяч человек (среднестатистический сельский район Беларуси), сегодня — чуть более 12,5 тысячи. В городе более 8,5, на селе — менее 4 тысяч. Наровля лежит примерно в 50 километрах от самой станции, а границы района входили в 10-километровую зону. Этот южный район Гомельщины граничит с Украиной — Иванковским районом Киевской области и Овручским — Житомирской. Чернобыльского района (с ним граничили до аварии) больше нет, он объединен с Иванковским.
Председатель Наровлянского райисполкома Валерий Васильевич Шляга, учитель по образованию, обладающий поистине цицероновским даром речи, прежде чем благословить нас в поездку по объектам района, так образно и пространно поведал постчернобыльскую историю здешних мест, что цитатами из его речи грех было бы не воспользоваться. Его личная руководительская судьба волей случая именно с чернобыльской трагедии и началась. 25 апреля 1986 года, в пятницу, после обеда, в том же зале заседаний райисполкома, где встречал он нынче столичных журналистов, избрали его заместителем председателя по социальным вопросам. А свой первый рабочий день он начал как раз 26 апреля. И сразу жизнь разделилась на “до” и “после” Чернобыля.
Впрочем, это деление продолжается до сих пор. У всех наровлянцев.
Не поминайте всуе
“Мы тогда только начинали осознавать и по сегодняшний день осознаем масштаб трагедии, — говорит Валерий Васильевич. — Хотя на первом этапе не думали, что все так страшно, потому что мало знали о воздействии радиации. В первые дни в Наровле было от 20 до 40 миллирентген. Особенно большой фон давал короткоживущий йод. Это сегодня мы можем оценить, что так и не так. Но и тогда местная власть старалась все сделать для людей”.
Мне довелось увидеть в те дни, как работала эта местная власть. Секретари двух райкомов партии, Хойникского и Брагинского, красивые, но страшно уставшие от бессоных бдений мужики, думали тогда только об одном: как поскорее увезти подальше людей. И их подчиненные работали без сна и отдыха, выезжая и выезжая в села, что лежали в опасной близости от станции. Для многих из них аукнулась та работа смертельными болезнями. Коле Сацуро, например, из Хойников. Молодой поэт, баянист, он умер через несколько лет, так и не успев написать, как мечтал, главную книгу своей жизни... Где и как живут сегодня встреченные мною тогда местные руководители, увы, не знаю. Надеюсь, что живы. А нашей журналистской команде белтовцев, которая в первую десятидневку мая провела немалое время в опасной зоне, не поздоровилось. Болела долго и тяжело я. Заболевающего гомельского собкора срочно перевели в Брест. Наш фотокорреспондент Ваня Юдаш долго лечился и совсем недавно умер до срока. Вечная ему память! И когда по истечении совсем небольшого времени после трагедии один из депутатов Верховного Совета 12-го, кажется, созыва “клеймил” с трибуны якобы утаивших правду местных руководителей, а больше всего меня. Когда этот всячески уворачивающийся от командировок в зону мерзавец рассуждал о правде для народа, я вспоминала улыбку Володи Кашперко — лауреата премии Ленинского комсомола, который в начале мая сеял, как и положено, хлеб. Что могла рассказать ему я, прочитавшая лишь маленькую заметку в “Правде” о том, что “что-то” там произошло на украинской стороне... И надо ли рассказывать теперь о том, как старательно вымарывалось в кабинетах ЦК из наших, написанных в полевых условиях и переданных по местному телетайпу репортажей все живое... Время нас сделало информированными, а годы — мудрыми. И я точно знаю, что Володе Кашперко, тем моим знакомым партийным секретарям, как, впрочем, и мне, не в чем себя винить. И что мерзавцам — мерзавцево. И чтобы закончить эту тему, процитирую документ, подписанный начальником III Главного управления Министерства охраны здоровья СССР (он опубликован в книге “Память” Наровлянского района):
“Третье Главное управление Министерства охраны здоровья СССР У-2617 “С” от 27.6.1986 г.
Засекретить информацию об аварии на Чернобыльской АЭС.
Засекретить информацию об итогах лечения.
Засекретить информацию о степени радиоактивного поражения персонала, принимавшего участие в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС.
Нач. III Главного управления МЗ СССР Шульженко”.
В моей медицинской карте тоже нет страниц, рассказывающих о том, почему и чем лечили меня больше месяца в мае 86-го. А статус ликвидатора я получила лишь в 92-м, по настоянию моего руководства, когда, проболев более полугода, совсем уже не строила планы на жизнь.
Валерий Васильевич Шляга хорошо помнит, как 2 мая началось первое отселение людей из 30-километровой зоны. Обстановка — военная. Забирали первыми детей и вывозили в пионерские лагеря. Он возглавлял группу по отселению. А еще скот, производство вывозили. Затем было июльское отселение и в августе — сентябре. После первого в районе оставалось 24 тысячи человек. Самый массовый исход людей начался в 90-х годах. И из Наровли, и из сел, ибо не осталось ни одного населенного пункта с уровнем радиактивного заражения меньше 5 кюри на квадратный километр. Вот тогда-то и потеряли самое большое количество специалистов, кадров всех звеньев.
Все отселения проводились в обязательном порядке и проходили очень болезненно для покидавших родные гнезда людей. Но было необходимо обезопасить их. Ошибалась ли власть, спрашивает сам себя сегодня Валерий Васильевич Шляга. И сам же отвечает: возможно. Но не по своей вине — никто тогда не знал масштабов катастрофы и о ее возможных последствиях. Это сегодня стало ясно, что часть территорий можно было не отселять. Но государство тогда было мощное, могло позволить себе большие затраты. Да и оцениваем мы все уже по меркам сегодняшнего дня.
Особенно тяжело давалось переселение людям старше сорока — очень глубока была психологическая травма. Многие, как говорят наровляне, “посыпались” уже там, куда переселились. А те, кто остался, не уехал, живы до сих пор. Увы, психологи с людьми тогда не работали...
Как жить, чтобы жить безопасно
В 96-м, когда в районе осталось 10 тысяч жителей, вновь и вновь звучали разговоры о том, что района больше не будет. Но те, кто пережил здесь самое трудное время, не хотели уезжать, видели, что, соблюдая определенные условия, можно жить безопасно. Что это за условия? Не идти в лес и не употреблять в пищу дары природы. И, конечно, тщательно проверять то, что производишь у себя на подворье. База для такой проверки есть хорошая. Все, что выращивается в огородах, в допустимых уровнях. Особенно осторожничать надо с молоком. Но если коровы с собственного подворья пасутся на культурном пастбище, где проведены соответствующие мероприятия с внесением удобрений и набором трав, пить такое молоко можно. И культура людей значительно возросла. Раньше не понимали, что опасно, что неопасно. Но информационная, разъяснительная работа, опять же, местной власти дала хороший результат.
Продукты в местных магазинах — не хуже, чем в столичных. Все в основном в расфасованном и упакованном виде. Да и сами магазины — современные, чистые, хорошо оборудованные — могут поспорить с любым из крупного города. Председатель здешнего райпо Галина Владимировна Мацак показала мне два из них — гастроном “Центральный” и состоящую из нескольких отдельных магазинчиков “Березку”. “Центральный” реконструировали, и он дает сейчас до 60 миллионов оборота в месяц. Собираются перевести его на самообслуживание. До 90 процентов продуктов — белорусские. Завозят из разных областей с обязательными сертификатами безопасности и качества. А хлеб и кондитерские изделия собственные, испеченные из хорошо проверенного в лаборатории райпотребсоюза сырья. Да к тому же упакованные. Раз в квартал — обязательная проверка санитарными врачами. И в самой Наровле, и в сельских магазинах. В те деревни, где держать магазин нецелесообразно, по графику приезжают специальные автолавки с холодильным оборудованием. Промышленные товары привозят по заявкам. Поощряют в районе деятельность частных торговцев — так расширяют ассортимент товаров. И когда спрашивают сельчан, чего вам не хватает, те отвечают, что все привозят, да только денег мало. И это тоже, увы, пока реальность. Средняя зарплата по району всего 170 тысяч рублей. Чтобы богаче жить, говорит председатель райисполкома, надо лучше работать. Но пока еще очень ощутимы людские потери в сельском хозяйстве. До Чернобыля в нем работало порядка 6000 тысяч человек, сегодня — всего более 500, столько в ином нечернобыльском совхозе имеют. И выручка поэтому в деньгах пока небольшая, ведь на каждый гектар здесь работает всего 2,5 человека, а не 26, как в иных местах.
Местная национальная идея
Тяжелые времена мы уже пережили, говорит Валерий Васильевич Шляга. Теперь точно знаем, что район не будет ликвидирован. И уверенность эту вселил в наровлянцев визит Президента Александра Лукашенко в 2004 году, расставивший все точки над “i”. За два года до этого сформулировали главную “национальную идею” Наровлянщины: надо сохранить район, надо жить! Поэтому главе государства мелких и личных вопросов почти не задавали. Все говорили о необходимости восстановить район. И получили от Президента ясный и четкий ответ: никто вас ликвидировать и присоединять к Ельскому району, как планировалось, не будет. Только работайте лучше.
Четвертый год район выполняет прогнозные показатели по валовому производству сельхозпродукции. В общественном секторе с 2002 года темпы роста составили 119—120 процентов. Высокий процент? “Наверное, низко упали в свое время”, — формулирует предрайисполкома. В нынешнем году в первом квартале общественный сектор дал рост производства в 117 процентов. И это уже пятый год роста. Нынче планируют по сравнению с 2003 годом валовое производство сельхозпродукции удвоить.Четыре хозяйства района проходят переспециализацию, согласно государственной программе до 2007 года. Упор делается на развитие свиноводства и мясного скотоводства и соответственно производство зерна для переработки на корма. В Завороти строится агрогородок.
Есть в Наровле и свои промышленные предприятия. Градообразующее, на нем сейчас 372 человека работают — “Красный мозырянин”. В 1994—1995 годах кондитерская фабрика пережила серьезные испытания. Ее просто-напросто собирались закрыть. Директор “кондитерки” Александра Валентиновна Гаранина, которую любовно называют здесь “сладкой женщиной”, вспоминает, как сдали новый корпус фабрики в 86-м под ключ, как закупили новейшее оборудование. Новостройка возникла рядом со старым корпусом основанной в 1913 году знаменитым местным помещиком Горватом конфетно-мармеладной фабрики. Чернобыль смешал все планы. Оборудование разобрали по другим белорусским фабрикам, так что когда наконец возродили в Наровле производство, кое-что свое пришлось уже выкупать. Сегодня на фабрике производят не только знакомые мне с детства ириски и “Коровку”, но и шоколадные конфеты, мармелад и зефир — 4 тысячи тонн продукции 79 наименований в год, причем ежегодно едва ли не десяток новых видов продукции появляется. И вся она по цене — для покупателя со средним достатком. Хотя по качеству — элитная. Иначе не покупали бы наровлянские сладости не только в России, но и в Израиле, США. Пять лет фабрика участвует в международных выставках — в Москве, Санкт-Петербурге, Новгороде. В 2004-м на московской международной выставке “Продэкспо” неожиданно для всех взяли “золото” и “серебро” за все виды представленной продукции.
У тех, кто в цеха фабрики попадает впервые, голова кружится от сладкого аромата. А у ее хозяйки — от забот. Нет, с безопасностью сырья (оно завозное) и продукции здесь все в порядке: в прошлом году получили международные сертификаты ИСО2001 и ХАСП немецкой аккредитации. Но пока у предприятия сложное финансовое положение — убытков нет, но и прибылей тоже. А все потому, что изношено более чем на 80 процентов оборудование. На проблемы предприятия обратил самое пристальное внимание премьер-министр нашей страны, давший задание концерну “Белгоспищепром” и Гомельскому облисполкому разработать программу развития “Красного мозырянина”. Программа такая уже сверстана, теперь идет поиск инвесторов, могущих вложить в нынешнем году едва ли не три миллиарда рублей в обновление кондитерской фабрики. Есть и еще одна проблема, решения которой тоже ждут на правительственном уровне. Торговля платит фабрике за отпущенную продукцию в течение почти двух месяцев, тогда как поставщики сырья больше месяца для расчетов не дают.
Другие предприятия Наровли — завод гидроаппаратуры, завод стройдеталей, ДОК, агропромтехника. Примерно 7 миллионов долларов в год составляет объем промышленного производства. Не последние в областном масштабе. В серединке областной сводки и по экспорту, внешнеторговому обороту.
Это и есть результат реализации местной национальной идеи о сохранении района, это — стремление жить и работать здесь, на родной земле.
Когда лучше — по стандартам
В 90-е годы на уничтожение района старательно поработала оппозиция. Объявившие себя единственными демократами люди кричали о необходимости выселить все и вся. И когда началось возрождение района, говорили: не стройте набережную, не благоустраивайте город... До 99-го жили здесь в руинах. Много осталось пустого жилья, и оно разваливалось. Еще и сегодня есть дома, собственники которых уехали и ждут, пока власти снесут эти строения, чтобы потом через суд получить компенсацию. Вот почему в Наровле ждут правового разрешения этой проблемы на государственном уровне.
Но когда вызрела поддержанная людьми местная “национальная идея” — сохранить район, когда начали работать в рамках президентской программы “Благоустройство”, город и деревни стало не узнать. Чистота — главная примета всех улиц, дворов, производственных территорий. Местная же система идеологической работы помогла дойти, что называется, до каждого жителя района. Ежемесячно проходят сельские сход и прием граждан. Каждый четверг—пятницу трудовые коллективы, закрепленные за определенными территориями, выходят на работу. Действуют домовые и уличные комитеты. И хотя больших средств в благоустройство в районе вкладывать не могут, несколько лет Наровля занимала даже первые места в своей группе городов. Сохранили здесь и социальную сферу — школы, детские сады. Ведь если “уходит” школа, рассуждают местные руководители, исчезают и населенные пункты.
Валерий Васильевич Шляга утверждает, что во многом сохранить район помогло внедрение социальных стандартов. Район был одним из шести в республике, где такие стандарты внедрялись уже в 2003 году. И по пассажирским перевозкам, например, они сегодня выше, чем в других регионах, и бюджет области готов их дотировать. Семь дней в неделю ходит автобус на центральные усадьбы наровлянских хозяйств. В каждую из маленьких деревень — четыре раза в неделю. Стал район современным и с точки зрения связи — уже с 2003 года здесь присутствуют операторы Velkom, МТС и Белсел. На год раньше внедрили оборудование в электросвязи, и она стала доступнее. Министерству связи в 2003 это обошлось в полтора миллиарда рублей, но затраты того стоили. Сегодня в районе 22—23 телефона на 100 жителей.
И бытовое обслуживание благодаря стандартизации удалось упорядочить. Передвижные комплексные пункты, которые помогла приобрести область, работают по графику. Теперь все усилия направлены на то, чтобы бытовка была и качественной, и разнообразной, чтобы можно было все заказать и все отремонтировать. И еще очень важно — поддержать уровень соцстандартов. Особенно по сельскому водоснабжению. Нигде больше в стране нет такой протяженности сельского водопровода, питающегося из автономных артезианских источников; такого количества водонапорных башен. В 1986 году всем миром делали здесь водопровод и в течение трех месяцев сделали. Но ведь прошло 19 лет... И сегодня у коммунального жилищного унитарного предприятия “Наровля”, которым руководит Николай Васильевич Фреюк, одна забота — как поддержать в хорошем состоянии это “водное” хозяйство. Вода ведь, как и все, стоит денег, но сами хозяйства эксплуатацию сельских водопроводов пока не потянут, рассказывал мне заместитель председателя Наровлянского райисполкома Николай Васильевич Сафроненко, который был моим гидом все время пребывания на Наровлянщине.
Воду в самом городе смело можно пить прямо из-под крана, сырую. И она — вкусная. Мало того, что артезианская, так еще проходит обработку на местной станции так называемого второго подъема водообеспечения. Заведующая лабораторией станции Людмила Антоновна Ильичева, специалист, кстати, столичный, вернулась несколько лет назад в родные места из Минска, рассказывала о методе упрощенной аэрации, то есть обогащения воды кислородом, о фильтрующих материалах — гранитном щебне разной крупности... Есть на этой станции химическая, бактериологическая, радиометрическая лаборатории... Так что с 96-го, когда ввели станцию обезжелезивания, плохой воды в райцентре не было ни разу. А ведь в здешних речушках она из-за обилия в округе железистых болот коричнево-красного цвета.
8 мая 1986 года Гомель был тих и пустынен. Вдоль тротуаров — ряды пустых автобусов, готовых по первой же команде вывозить людей: ждали нового взрыва на реакторе Чернобыльской атомной. Мы с коллегой Ваней Куксой в номере гостиницы писали свой последний из этой командировки репортаж. Ваня страшно нервничал: на корпункте, где он жил с семьей, заходилась в крике жена с восьмимесячной дочкой на руках — увези-и-и-и хоть куда-нибудь... И мне в номер позвонила знакомая из облисполкома, посоветовала: быстрее уезжай. Но мы уже знали, что уехать никуда не удастся: на Гомельском железнодорожном вокзале обстановка, как в военное время — люди с узлами и чемоданами брали приступом поезда и ехали, кто на запад, кто на восток, только бы подальше...
А мы писали репортаж — о той самой неунывающей бабуле (“не гаруй, доню!”), о Володе Кашперко, о забывших про сон руководителях... Мы еще не знали, что переживем время лжи, фобий, болезней. Как и не подозревали о том, что почти через 20 лет будем говорить о возрождающихся из чернобыльского пепла целых районах и беспокоиться о том, что лежит в парламенте проект закона о льготах, в котором ликвидировано само слово “ликвидатор”. Чернобыля.
В Наровлянском районе рождаемость превышает сейчас смертность. В кадрах нужды нет, разве что в медиках редкой специализации. Но появилась проблема женихов. Учителя, врачи, другие специалисты, приезжающие в район по распределению, — в основном девушки. Но если председателя райисполкома такая проблемы волнует, значит, жизнь точно налаживается.
А у слов, вынесенных в заголовок этих заметок, есть еще и второй смысл. “Прощай” — умей забыть плохое и плохих людей. “Здравствуй” — будь здоров! Чего и желаю я своим землякам-полешукам на долгие-долгие годы.
