Дмитрий Тимашков: рождение ребенка с ДЦП - надо бороться с судьбой
Изначально наиболее вероятным местом для разговора мне виделась их квартира. Начитавшись об этой удивительной семье, я подумал, что, наверное, мы сможем увидеться в Лошицком парке, по которому Дмитрий Тимашков часто гуляет со своей дочерью Лилей. Был готов я и к приглашению в легкоатлетический манеж, и в бассейн, где они — нередкие гости. Но Дмитрий назначил встречу возле спасательной станции на Комсомольском озере, куда он приехал с Лилей, чтобы нырнуть в прорубь. В разгар зимы. При ощутимом минусе. Вместе с дочкой, у которой тяжелая форма ДЦП...
“Кто-то говорит, что ныряние в прорубь — это сумасшествие, я изверг, приношу вред. А я критикам, которые предъявляют мне только слова, могу показать Лилю... Она не может говорить, но я с ней общаюсь и вижу, что окунание в холодную воду и прочие виды активности ей очень нравятся. За последние полтора года дочка очень изменилась в лучшую сторону. И, значит, то, что я делаю, правильно”.
Впервые о Дмитрии Тимашкове и его дочери широко заговорили в сентябре прошлого года — после того как он преодолел 21-километровую дистанцию Минского полумарафона, толкая перед собой коляску с Лилей. Тогда родилась идея создания команды “Крылья ангелов”, объединяющей детей с ограниченными возможностями (ангелов) и взрослых людей (их крылья). Главная цель этой некоммерческой организации, говорит Дмитрий, через разные формы физической активности помочь родителям и детям с проблемами повернуться лицом к остальному миру, а миру — к ним.
— Обучаясь в школе, я занимался в секции по гребле. Но после того от спорта отошел далеко. И поэтому моя физическая форма, когда я заявился на старт полумарафона, конечно, была не самая лучшая. За несколько километров до финиша, что называется, поплыл. Но надо было обязательно добежать. И я смог.
— Возможно, к участию в полумарафоне вас вдохновила история Дика и Рика Хойтов, у которых за плечами осталось более 1000 спортивных состязаний, хотя Рику с рождения был поставлен диагноз ДЦП?
— Знал эту историю. Но она была лишь как информация в голове. В США другая реальность, там инклюзия на кардинально ином уровне. К тому, чтобы заявиться в Минский полумарафон, меня, скорее, подтолкнула некая внутренняя вспышка. Захотелось выйти за границы обычного. И я очень рад, что это сделал. Во время забега все очень поддерживали. Один парень ощутимо помог, когда силы, казалось, совсем меня оставили. Наверное, в том числе и поэтому после того полумарафона у меня возникла мысль создать команду “Крылья ангелов”. Сейчас в ней шестеро деток с ДЦП, причем у всех самая тяжелая степень, и 25 бегунов. Несколько раз в неделю те, у кого получается, тренируются в манеже Республиканского центра олимпийской подготовки по легкой атлетике. Участвуем в разных забегах. А осенью дружной компанией хотим выйти на старт очередного полумарафона.
— Детям нравится?
— Очень! Среди тех, которых родители приводят в манеж, одна девочка может разговаривать — так она говорит, что просто в восторге. А по остальным все видно и без их слов. Светятся от удовольствия... Когда я бегу, дочку трясет. Баланс, ускорение, торможение — думаю, это очень хорошо для Лили. И физически, и психологически. Еще год назад ее реакции были совершенно непредсказуемыми: она могла ни с того ни с сего закричать, часто выключалась из ситуации. Теперь же мутного взгляда нет. Ее палитра звуков увеличилась в разы. Появилось много новых интонаций. Лиля уже может несколько минут совершенно спокойно сидеть. Думаю, со временем научится ходить и говорить.
— Помимо того что бегаете, еще вы часто ездите на велосипеде, катая Лилю в специальном велоприцепе...
— За прошлый теплый сезон не одну сотню километров намотали. Последний раз вот буквально в декабре выезжали, когда снега еще не было. Катание, как и плавание с бегом, — это один из путей реабилитации.
Беда не приходит одна. В свое время, когда Дмитрий потерял бизнес и, имея на руках тяжелобольную Лилю, остался с минимумом средств к существованию, голову буравили всякие черные мысли. В том числе о мыле с веревкой. Но сейчас, как он образно написал в своем блоге, веревка изветшала, а мыло засохло. Дмитрий излучает жажду жизни, причем ее так много, что хватает и для других.
— В поликлинике говорили, что дочка развивается нормально. Да и мы в первые месяцы жизни никаких проблем вроде как не испытывали: ела, спала. А когда Лиле исполнилось где-то пять месяцев, я стал замечать, что обычного развития нет. Пошли в платный медицинский центр — и там сказали, что у ребенка ДЦП. Жена за те годы, что ухаживала за дочкой дома, досиделась до глубокой депрессии, других проблем. Постепенно скатывался в психологическую яму и я. Были нарушения сна. В особо тяжелые моменты хотелось выбежать с Лилей на улицу, оставить ее у дверей какой-то хорошей организации, а самому умереть где-нибудь в лесу. Но я не позволил отчаянию захватить себя. Во многом справился с ситуацией благодаря спорту. Началось все с пробежек. Затем — велосипед. Это дало глоток свежего воздуха. Во всех смыслах.
— Многие мужчины, когда рождается ребенок с серьезными проблемами, уходят из семьи.
— Очень сложно было оказаться в ситуации, о которой ты ничего не знаешь и по поводу которой тебе со всех сторон лишь пожимают плечами. Есть три варианта: уйти, сдать ребенка в интернат или бороться с этой напастью. Уйти или сдать — это в моем понимании все равно что отрезать себе самому руку. И я решил противостоять. Долгие годы меня преследовала химера — сделать Лилю такой как все. Сейчас я понимаю, что это невозможно — допустим, четвертую степень сколиоза не исправить. Но вместе с этим я пришел к твердому убеждению, что и с серьезными проблемами ребенок может жить, по сути, полноценно. Рождение ребенка с ДЦП — не приговор.
— У Лили ведь есть и старший брат.
— Да, Семен. Ему 11 лет. Ходит в обычную школу, занимается музыкой, спортом. Понимаю, что где-то он чувствует себя немного обделенным. Но, конечно, стараюсь оказывать внимание и ему. Допустим, порой он вместе со мной ныряет в прорубь. Сегодня вот только почему-то закапризничал. Остался дома.
— Нырять в прорубь вам посоветовали врачи или вы сами к этому пришли?
— У Лили самая тяжелая степень утраты здоровья, которая только может быть при ДЦП. С более легкими формами медицина борется, а за нашу фактически не знает как взяться, да и в том, есть ли смысл, очень сомневается. Контактов с врачами у нас особо нет: они делают нам всего два массажа в год. Сидеть сложа руки, впрочем, не могу. Читал много наталкивающей литературы и в результате решил попробовать окунание. Впервые мы нырнули полтора года назад, когда были на реабилитации в США. Атлантический океан — мощнейшие эмоции. Прикипел — и так до сих пор и не отпускает.
Через пару минут Дмитрий и Лиля окунутся в ледяную воду.
— На то, чтобы искупаться в проруби, даже не многие взрослые отваживаются... Неужели не боялись с дочкой?
— Поначалу, что и говорить, было страшно. Но если обычных средств помощи Лиле не предлагали, надо было искать необычные. И мы попробовали окунание. Моржевание, суть которого в долгом пребывании в воде и открытии неких сверхвозможностей, мне не нравится. А вот непродолжительное погружение — то что надо.
— В материальном плане сильно стеснены?
— Сейчас ситуация несколько лучше, чем была пару лет назад, когда я не знал, что завтра будет в холодильнике. Но до благополучия так или иначе далеко. Жена пошла работать продавцом. Но у меня руки связаны. Получаю только деньги по уходу за ребенком.
— Набережные Челны несколько месяцев назад стали на уши, когда заведующая детским садом запретила девочке с ДЦП участвовать в утреннике. А вы часто сталкиваетесь с косыми взглядами?
— В Минске, насколько знаю, около пяти тысяч детей с инвалидностью. И посмотрите по сторонам: где они? Люди стесняются, боятся, что где-то их неправильно примут. В свет выбираются редко, общаются главным образом только с такими же, как сами — другими родителями с проблемами. А от этого “гетто” проблема загоняется только глубже. Поняв это, я в свое время кардинально пересмотрел жизнь: поменял круг общения, стал вместе с Лилей выбираться туда, сюда... На первых порах не всегда получалось находить понимание, где-то не пускали. Но постепенно психологические барьеры рушились: общество привыкало к Лиле и она — к нему. Например, сейчас дочка совершенно спокойно высиживает полтора-два часа в филармонии.
О победах (дочки, своих, “Крыльев ангелов”) Дмитрий Тимашков может рассказывать долго и увлеченно. Слушать его крайне интересно. Однако Лиля, которая уже довольно давно искупалась в ледяной воде Комсомольского озера, начала всем видом показывать, что пора бы домой. И Дмитрий заторопился. Не спросить у него напоследок о мечте я, впрочем, не мог.
— Хочу жить нормальной жизнью. И сейчас это удается. Не тешу себя иллюзиями, что в один момент Лиля резко заговорит и побежит. Но постепенный прогресс наблюдается. И для меня нет большего счастья...
