— Объясни нам вот что: феминизм, который за окном цветет буйным цветом, — это что такое, по–твоему?
— Я, внутри процесса находясь, вижу, конечно, радикальные точки, но мне туда не хватает сил долететь и как–то поучаствовать, побушевать.
— А хочется?
— Нет. Я думаю, никому воевать не хочется, кроме тех, кто профессионально этим занимается.
— То есть за деньги.
— Ну послушай, любая политическая партия занимается своим делом за деньги, иначе на что им жить? Но есть и любители, и те, кто принципиально какую–то позицию додавливает, — и это, наверное, тоже нужно уважать. И понимать, что мы, живя в стране и в принципе на территории очень патриархальной, конечно, сталкиваемся с элементами бытового насилия, «стеклянного потолка» и всего того, о чем говорят феминистки. И со всем, о чем много говорят сейчас в Голливуде: харассменты, ситуации, когда тебе надо решить — вот только таким путем ты можешь попасть в заветный фильм или еще куда–то...
— Но если кто–то согласился с этим путем, чего через двадцать лет об этом на весь мир?
— Это очень странно мне и не слишком понятно. Синдром толпы, когда в одном месте вдруг прорвало и туда хлынула вся боль. Это как раз примета времени — то, чем заполняется континуум. И надо прибиваться к нужному тебе берегу, потому что волной все равно сносит куда–то. Мне неприятно все это читать, но мне неприятно и знать, что все это было. Я бы не хотела, чтобы моя дочь с этим столкнулась. С другой стороны, в сети недавно один авторитетный парнишка заявил, что вся история человечества — это история сексуальных домогательств, так или иначе.
— Ну не вся история, а только отношений мужчины и женщины.
— А если бы не было истории этих отношений, то и никаких других бы отношений не было. Может быть, мы просто переживаем уход от этого «природного человеческого», когда только так можно было договориться мужчине и женщине. И вот сейчас окончательно отваливается у нас этот «звериный хвост». Вдруг мы сейчас очищаем свою карму и на следующий уровень игры перейдем уже людьми совершенно социализированными? Перестанут быть эти «товарно–звериные» отношения — может, мы сейчас прощаемся с ними вот таким странным образом, громко, но чаще всего «на посошок» так и бывает.
— Все–таки ты — писатель.
— Правда? Спасибо.
О прошлом
— Каким тебе вспоминается Минск твоего детства?
— Серебрянка 90–х, где прошло мое детство, — это был район лихой. Те, кто там жил, гордились, что они из Серебрянки. И встречаясь где–нибудь в центре города, серебрянские вели себя, как полярники, которые вдруг на юге, в унтах, в шубах — раз — и увидели своего. И, гордые, друг друга по плечам меховым: бац, бац, брат, привет! Это, конечно, была романтика.
— А ты с пацанами водилась?
— Нет, но меня очень уважали. Мне пришлось пройти некий обряд посвящения в «свои» — это не относится к пункту о харассменте никаким образом! Один раз мне пришлось перевязывать одного из «полуживых» бойцов. Мне лет 16 было, я бегала домой, спасала его, бинтовала, какую–то воду носила. И в благородной бандитской серебрянской памяти это отложилось. Поэтому потом они говорили: «это ж наша девчонка», «малая, привет», «сестричка». И я была такой неформальной «принцессой двора». Потому что «королева» в бандитском районе — это другое.
— Мне всегда были подозрительны детские конкурсы, но ты на телевидении и радио появилась в 14 лет...
— В десять!
— И как считаешь, это нормально?
— Для меня или вообще?
— Вообще.
— Абсолютно. Пусть работают. Я считаю, что дети должны работать, и много. И поскольку у наших детей (у нас их трое — мальчик, мальчик и девочка) высока опасность так или иначе тоже работать в сфере шоу–бизнеса, медиа, то пусть они лучше пораньше поймут, их это или нет.
— Прививка?
— Да. Нет ничего страшнее и неприятнее юного такого дурака, который... «новообращенная звезда». Лучше этим переболеть очень рано, в детстве. И потом уже либо уйти оттуда совсем, либо нормальным «профиком» войти и работать.
— Может, нормально войти, чтобы стать «профиком»?
— Ты знаешь, какие дети бывают профессиональные? Я в 14 лет вела прямые эфиры Казахстан — Беларусь!..
О жизни
— Скажи, а кем ты сама себя считаешь?
— Как ты себе это представляешь: я сажусь и начинаю вычислять, кто я? Это настолько монолитное состояние, причем не совсем здоровое...
— А на поверхности этого монолита — что?
Читайте также
— Вот та тусовка, которая образовалась при взрывообразном появлении белорусского FM–эфира, не кажется тебе сейчас похожей на парижский «Улей», на Монмартр?
— Сравнить эти настроения вряд ли возможно. Наверное, мы были круче. У нас практически не было в тот период никакой возможности получать информацию, музыку. Это было как прыжок без парашюта, как будто долгое время в маленьком тесном помещении в темноте, а потом — свет, воздух и ты над Антарктидой! Перегипервентиляция информацией и музыкой. Это было дикое, агрессивно проросшее счастье звука и новой профессии. Насколько мы были свободны, насколько мы с удивлением понимали, что можем сами ставить музыку, какую хотим! Мы были очень заряжены, и это был бесконечный праздник молодости с утра и до ночи.
— А как из «рыжей оторвы», рвущейся покорить не Минск — Москву, получается лирическая героиня и заботливая мать?
— Это все была такая абсолютно естественная эволюция, в которой не было денег. Вот почему. Дикая незапланированность и отсутствие бизнес–плана, в наше время преступные... Правда, я не думаю, что это поколение сможет себе позволить драйв той–такой жизни, а нам повезло. Не было страхов, не было дресс–кодов, не было слова «гламур» и еще каких–то других состояний, очень мешающих калибровке своей. Был ты — и твоя голова. Ты смотрел куда–то глазами, молодым злым мозгом обрабатывал информацию — и туда шел. Все было очень просто. И от этого очень искренне.
— Есть у тебя любимый новогодний тост?
— Мы чаще всего в Новый год работаем, и там не принято пить. Ни к чему это. Конечно, приносятся какие–то бутылки шампанского, но все это перерождается в «хоп–хей–лала–лей». И мы, конечно, желаем. Зависит от аудитории, но всем всегда надо желать здоровья и любви — и пусть оно накапливается в небе. Это не помешает.
О пройденном
Тамара Григорьевна Лисицкая — телерадиоведущая, писательница, музыкальный критик и редактор, сценарист, мама троих детей. Было время, когда она стала первой ведущей белорусского FM–эфира. Последние несколько лет занимается благотворительными акциями для больных детей и детей–сирот.
О музыке
Человек в принципе из музыки состоит, и она так или иначе влияет на него и на его характер. И от того, какую музыку мы в детстве слушали, зависит не только, какую будем слушать взрослыми, но и — как мы ходим, что едим. Мы просто не знаем этого. По долгу службы я обязана в день «открыть» три–четыре новые группы. Какое это счастье! Это рецепт долголетия: молодая музыка — она омолаживает. Как инъекция, звуковая инъекция актуальности. Когда слушаешь молодую, новую, непонятную музыку, удивительным образом избавляешься от морщин.
mukovoz@sb.by
