Подписанная Президентом Директива № 4 означает серьезные изменения в работе государственных органов. Изъяны сегодняшнего административного стиля отражаются, как в зеркале, в судебной практике. Их, а также вопросы совершенствования самого экономического правосудия мы обсуждаем с Председателем Высшего Хозяйственного Суда, руководителем Белорусского республиканского союза юристов Виктором КАМЕНКОВЫМ.
— Виктор Сергеевич, ряд положений Директивы № 4 касаются электронного правосудия. Термин, как и само явление, насколько я понимаю, не новы. Что уже сделано в этой части и что будет сделано в ближайшее время?
— Пока мы можем говорить об элементах электронного правосудия. К примеру, загляните на интернет–портал хозяйственных судов www.court.by. Здесь много полезной информации. Как нужно оформлять исковое заявление. Как оформить заявление о возбуждении исполнительного производства. Всем, кому интересно, могут зайти на наш портал, прочитать, снять копию.
Во всех судах установлены информационно–справочные киоски. В них представлена информация по графикам судебных заседаний, образцам заявлений, калькулятор расчета госпошлины...
Но все это, еще раз подчеркну, только элементы электронного правосудия. В полном смысле новый формат мы только начинаем практиковать. В прошлом году проводились первые судебные заседания с использованием видео–конференц–связи. Ситуация: две спорящие стороны — одна в Минске, вторая в Бресте. С помощью аппаратуры они, оставаясь на местах, хорошо видят друг друга, видят судью, который рассматривает дело. Даются соответствующие пояснения, демонстрируются доказательства. Если это письменное доказательство, то камеры приближаются, выводят его на экран, вплоть до запятой. Таким образом, экономятся средства, людям не надо перемещаться из города в город. Кроме того, все судебное заседание фиксируется аудио– и видеоаппаратурой. Мы уже подходим к тому, чтобы предоставлять копию протокола судебного заседания не в виде выписки на бумажном носителе, а аудиовидеофайлами.
В будущем, я думаю, мы вообще уйдем от бумажных носителей. Уже сейчас мы сканируем существующие дела. Формируем электронные архивы, которые не будут занимать такие большие площади, как бумажные тома.
— Большое внимание в Директиве уделено проверочной деятельности. Хотелось бы узнать, что показывает сегодняшняя судебная практика: всегда ли действия проверяющих правомерны?
— В прошлом году хозяйственные суды рассмотрели 244 дела, предметом которых являлась проверка законности решений или действий проверяющих. Почти по каждому пятому делу жалобы субъектов хозяйствования были удовлетворены. И это большой процент.
Убежден, нам надо установить соразмерность выявленных нарушений предлагаемым санкциям. Проиллюстрирую свою мысль примером из практики. Контролеры проверяли предприятие восемь лет. И вдруг в какой–то момент их осенило, что предприятие указывает неправильный юридический адрес. На самом деле дом не 17, а 17а. Но ведь ходили восемь лет проверяли и не обращали на это внимания! Нет, надо наказать это предприятие — в размере до 3 миллиардов рублей. Для небольшого бизнеса это означает разорение. Возникает также вопрос: неужели кому–то предприятие нанесло такой большой ущерб, указав неточный адрес?
Другой пример. Проверяли крупное бюджетообразующее предприятие. Не разобравшись в технологии, в том, что проверяли, выставляют санкции на 17 млрд. рублей. Но ведь надо представлять, какие последствия повлекут налагаемые санкции. Когда речь идет о бюджетообразующих предприятиях, а также о санкциях, которые могут привести к прекращению деятельности субъекта хозяйствования, решения, по моему мнению, должны приниматься не индивидуально, а коллегиально. А может быть, даже стоит передавать этот вопрос в суд. Чтобы сразу была дана правовая оценка. Я понимаю интерес контролеров: хорошо, когда штрафы оперативно взыскали и не надо ходить по судам. Логично. Но только в том случае, когда речь не идет о ликвидации предприятия. Ведь и Директива Президента направлена на то, чтобы бизнес в стране рос и развивался, чтобы увеличивалась налогооблагаемая база, а не наоборот.
— Виктор Сергеевич, в Директиве также прописано требование «обеспечить защиту права руководителей субъектов предпринимательской деятельности на деловой риск». Какие меры, на ваш взгляд, нужно предпринять, чтобы у директоров появилась возможность рисковать? И вообще, как вы считаете, нужно ли предоставлять право риска руководителям государственных предприятий? Ведь если частный бизнес рискует своей собственностью, вложениями, то кто и как ответит за не оправдавшийся риск на госпредприятии?
— Право на риск должно быть у всех независимо от формы собственности. Другое дело, что на госпредприятиях сознательно стараются не рисковать. Снова обращусь к практике. Мы сейчас пропагандируем так называемое посредничество, примирительную процедуру. Говорим сторонам: вы поймите, вам лучше заключить мировое соглашение. Потому что, если вы получите судебное решение, то вы его не исполните в ближайшее время. Часто, например, выгоднее получить часть долга немедленно, чем долгое время ожидать — и порой безрезультатно — возмещения полной суммы... Но вот в ОАО, где контрольный пакет принадлежит государству, пришли контролеры. И обнаружили, что, подписав соглашение об урегулировании спора в процедуре посредничества, предприятие не взыскало пеню с арендатора на сумму свыше 10 млн. рублей. Контролеры трактуют это как причинение акционерному обществу убытков. А руководитель делает для себя вывод: лучше впредь не заключать мировое соглашение. Пусть будет судебное решение о взыскании всей суммы. Пусть она не будет взыскана, но ведь решение будет. А то, что мы не получили денег, — так это ж не наша вина. Но кому такой формализм нужен?
Хочу обратить внимание и на то, что сегодня в Гражданском кодексе прямо записано понятие принципа разумности, в том числе и в вопросе делового риска. Кому оценивать разумность — на это есть соответствующие органы, в том числе суд. Хотя, надо признать, критерии разумности весьма размыты. Но, по моему убеждению, просто необходимо вводить разумный риск на госпредприятиях. Иначе получим постоянную перестраховку, оглядку на вышестоящих начальников. А Директива № 4 имеет прямо противоположную цель: раскрепостить деловую инициативу.
