Время — это всегда стиль. На смену традиционным гезетным жанрам приходят новые формы. То, что было модным вчера, сегодня — скучно. Будущее всему готовит свою порцию нафталина... Это — неизменная диалектика жизни. Но она учит и беспристрастному, внимательному взгляду в прошлое. Предлагаем это сделать глазами известного и, прямо скажем, очень традиционного журналиста Леонида Екеля. Сегодня — публикация его авторской рубрики.
Рассказывать о войне Геннадий Владимирович Юшкевич не любит. Как будто военное лихолетье обошло его стороной. Не опалило душу, не причинило горя. А было все... И казнь мамы Елизаветы Константиновны, схваченной немцами за участие в подпольном движении. И горькая доля пастушка в деревне Сеница под Минском. И судьба разведчика. Вначале в спецразведгруппе «Чайка» в партизанском отряде. А потом в группе войсковой разведки «Джек», заброшенной в сорок четвертом в Восточную Пруссию. Там мальчишка выдержал такие испытания, которые могли оказаться не по силам и взрослым, закаленным жизнью людям.
* * *
Уже сумерки легли на землю, когда с полевого аэродрома под Сморгонью взлетел «Дуглас». На его борту — спецразведгруппа «Джек». Их было десять. Самому старшему, Иосифу Зварике, — 29 лет. Самому младшему, Геннадию Юшкевичу, — всего 15. В составе группы — две девушки–радистки: Зина Бардышева и Анна Морозова. Самолет набрал высоту, и командир группы капитан Павел Крылатых сообщил разведчикам:
— Летим в глубокий тыл врага. Наша задача: сбор сведений о перевозках по шоссе и железным дорогам от Кенигсберга к восточной границе. Вернуться — шансов немного. А кому повезет — не завидуйте их судьбе. И помните слова генерала Алешина (заместитель начальника штаба по разведке 3–го Белорусского фронта), что каждый из нас стоит батальона солдат на передовой...
Им повезло. Кенигсберг сильно бомбили, и «Дуглас» проскользнул незамеченным. (Но домой он не вернется. Над Куссеном самолет сбили.) Глубокой ночью 27 июля 1944 года они приземлились в заболоченном лесу неподалеку от Лаукнена. Несколько парашютов зависли на деревьях. Днем их явно обнаружат. Начнется облава. Надо как можно дальше уйти от этого места. Ушли разведчики, правда, недалеко. Трава по пояс да болотная топь не для ночных переходов. Свой первый день на территории врага разведгруппа провела в зарослях болота. Укрыться здесь было надежнее, чем в лесу, напоминавшем ухоженный парк. Сообщили в центр о приземлении. Командир еще раз поставил перед каждым задачу.
Когда стемнело, выбрались на шоссе. Несколько километров шли по обочине, потом свернули к реке Парве. Где–то здесь должен быть мост. На карте он обозначен. «А дальше, — рассуждал командир, — мы пересечем лесной массив и выйдем к железной дороге Кенигсберг — Тильзит. И будем у цели...»
До моста они не дошли. Там была засада. Немцы открыли огонь. Командир шел первым. Шальная пуля поразила капитана Крылатых прямо в сердце. Тело командира отнесли в ельник. Николай Шпаков, принявший на себя командование группой, снял с Павла пиджак и передал его Генке. «Носи! — сказал он. — Дважды в одно место пуля не попадает. А тебе обязательно надо выжить. Ты самый молодой...»
Они забросали капитана еловыми лапками, молча постояли несколько минут и пошли искать брод через реку.
...Сентябрь принес частые дожди и зябкие ночи. Продукты закончились. Теплых вещей нет. А то, что было на них, — перепрело от грязи и пота. Белье стало серым. Его облепили вши. Мужчины соскребали паразитов еловыми ветками. А радистки... Сказать, что все это было для них настоящей пыткой, — значит ничего не сказать. В лужах, канавах, болотцах они устраивали помывки, но это не спасало девушек от общей участи. «Ну зачем их сюда послали? За что им такие муки?» — не раз говорили в сердцах бойцы. Измотанные бесконечными переходами, забывшие вкус горячей пищи, смертельно уставшие от постоянной, ежеминутной опасности, разведчики стали, как призраки. Ночью они совершали марш–броски. Днем вели наблюдение. Спали по несколько часов в сутки. В сон проваливались, как в черную яму. Даже голод не донимал их во сне. Но какая–то необъяснимая сила была всегда начеку. Как сухой порох в патроне. Иначе чем можно объяснить, что даже в провальном сне Генка услышал чьи–то тяжелые шаги.
Когда он открыл глаза, то прямо над собой увидел немца со шмайсером в руках. Он едва не споткнулся о спящих разведчиков. Не сводя глаз с немца, Генка стал будить Ридевского и Мельникова. За какие–то доли секунды они вскочили на ноги и скрылись в ельнике. А немецкий солдат так и остался стоять, будто пригвожденный к месту. Он не сделал ни одного выстрела. То ли был в шоке от неожиданной встречи, то ли его сковал страх.
Из Восточной Пруссии одна за другой шли на «большую землю» радиограммы. Это были ценнейшие разведданные. И о коммуникациях противника, и об укреплениях «Восточного вала», и о строительстве бункеров для «вервольфа» (подпольные формирования террористов). Ничто на земле врага не ускользало от внимания «Джека»...
Все труднее давались им ночные переходы. Когда командир объявлял привал, они падали на траву и, казалось, никакая сила не могла оторвать их от земли. «Кто пойдет в дозор?» — спрашивал Николай Шпаков. Командир не приказывал. Не мог он послать в дозор бойца, которого от усталости не держат ноги. Здесь все решалось по доброй воле. А проявить ее означало гораздо больше, чем выполнить даже невыполнимый приказ. Потому что разведчик добровольно брал на себя ответственность за жизни своих товарищей...
На сей раз вызвались Иван Овчаров и Гена Юшкевич. Они вышли к месту, где пересекались просеки. Генка наблюдал за одной. Иван — за другой. Сентябрьское солнце отдавало свое последнее тепло. Оно обволакивало налитое усталостью тело и клонило ко сну. Генка, не снимая с себя автомат, развернул его пламегасителем к подбородку. Когда голова резко падала книзу, подбородок врезался в металл. Боль прогоняла сон. Вдруг со стороны, за которой наблюдал Иван, послышались шорохи. Внезапно изменившимся голосом Иван повторил несколько раз: «Нихт шиссен! (Не стреляйте!)» У просеки стояли трое. В руках одного — пулемет. Двое — со шмайсерами. «Немцы!» — полоснуло в сознании. «Гевейр ап! (Оружие к ноге!)» — внезапно выкрикнул Генка. У солдат сработал инстинкт на команду. На мгновение они опустили стволы. Этого было достаточно, чтобы на глазах застывших немцев взвести затвор и дать три короткие очереди...
Выжить, чтобы выполнить долг, — вот что было для них главным. Сознание этого превращало разведчиков в сгустки энергии. Рождалась она духовной силой. А для физических сил шансов почти не оставалось. В августе, да и в сентябре их как–то спасали лес и огороды хуторян. В октябре лес опустел, огороды убрали. Истощились боеприпасы, на исходе радиопитание. Центр подтвердил готовность прислать все необходимое. Запросил координаты и время. Решили, что лучше всего груз принять в районе болот у Тимберканала. В назначенный час услышали гул самолета. Посигналили карманными фонариками. Два мешка они нашли сразу. Третий обнаружить не смогли. Спешно разобрали содержимое — и дай Бог ноги! Уже слышно было, как рокочут моторы автомашин с солдатами–поисковиками. Но разведчики их опередили.
Облава, или, как они говорили, «марафон», случилась в тот день, когда на задании были Иосиф Зварика, Наполеон Ридевский, Иван Целиков и Иван Овчаров. Немцы оцепили район, где они находились, и стали прочесывать лес. Цепь за цепью. Ждали разведчиков до самой ночи. Вернулись Овчаров, Ридевский и Целиков. Иосиф Зварика погиб. Они вынуждены были покинуть этот район. Решили двигаться на юг. На просеке заметили что–то белое. Когда подошли, увидели, что на дереве подвешен за ноги Иосиф. На шее угрожающая табличка: «Так будет с каждым бандитом». Похоронить Иосифа они не могли. Немцы наверняка труп заминировали. Молча постояли на расстоянии. Без слов простились с боевым товарищем...
Шли по обочине просеки. И вдруг из темноты: «Хальт!» И выстрелы. Когда все затихло, разведчики собрались в группу. Николая Шпакова среди них не было. Ридевский, Мельников, Бардышева и Юшкевич, вполголоса окликая Николая, раз за разом прочесывали участок леса вдоль просеки. Безрезультатно. Они уже возвращались к своим, когда неподалеку что–то вспыхнуло и раздался взрыв. Ридевский звал на помощь. Мельников, Зина и Юшкевич подползли к нему. Разведчик лежал неподвижно и стонал. Встать не мог. Левая нога не действовала.
Иван Мельников был вторым помощником командира группы. Он и взял на себя командование. «Что будем делать?» — спросил Мельников, обращаясь ко всем. Когда разведчик, получив тяжелое ранение, обречен, вступает в силу «закон совести». Пистолет к виску — и все кончено. Это не самоубийство, а исполнение воинского долга до конца. Но здесь иная ситуация. «Кто–то из нас должен остаться с Ридевским, — принимает решение командир. — Надо помочь ему добраться до деревни Минхенвальде. Там мы и встретимся. Остальным — выполнять задание. Кто останется?» Повисло молчание. Каждый понимал: быть под носом у врага без группы, без радиосвязи, без продуктов питания — это участь смертника. «Я останусь, — сказал Генка. — Мы вместе начинали, вместе и закончим».
Группа ушла. Генка оттащил Ридевского от просеки в глубь леса. Это стоило ему немалого труда. Наполеон, или, как называл его Генка, Напка, был раза в два выше подростка. И весил соответственно. «Как же мы доберемся до назначенного места? — с отчаянием в душе подумал Генка. — На себе мне его ни за что не дотянуть...» Орешина с рогулиной, заменившая Ридевскому костыль, была всего лишь опорой. Двигаться же самостоятельно он не мог. Почти семьдесят километров Генка волок Наполеона на себе...
К концу октября они добрались до места встречи с группой. Однако не обнаружили хоть каких–нибудь ее следов. Очевидно, разведчики сюда еще не добрались. Решили ждать. Спать на сырой земле под ноябрьским небом выше человеческих сил. Вырыли землянку под огромным выворотнем. Утеплили мхом и еловыми лапками. Но когда землю засыпала пороша, поняли, что следы выдадут их. Вторую землянку они вырыли в откосе карьера рядом с кормушками для лесных зверей. Обложили стены еловыми лапками, укрепив их жердями. Сделали плотный настил снизу. Посадили елочки у входа. Теперь следов своих здесь можно было не опасаться. Обитатели леса вытоптали все вокруг. Даже к ручью проложили тропинку. И слились дни и ночи в одну беспросветную ночь...
Однажды, сделав вылазку к ручью, они встретят бывшего красноармейца Ивана Громова. Он работал в команде военнопленных на заготовке леса. Громов сведет их с мастером, лояльно настроенным к Советам. А тот познакомит разведчиков с немецким коммунистом Августом Шиллятом. Он спасет русских парашютистов и от голода, и от холода, и от солдат–поисковиков. С его помощью они продолжали собирать разведданные. «Джек» жил и действовал...
20 января 1945 года разведчики встретят своих. 178 дней и ночей провели они на территории врага. Из разведгруппы «Джек» в живых остались Наполеон Ридевский, Иван Целиков и Геннадий Юшкевич. Остальные погибли. Кого сразила чужая пуля. Кто по «закону совести» пустил в висок свою. Такая у разведчиков доля...
Нет уже на свете белорусского журналиста Наполеона Фелициановича Ридевского (автора книги «Парашюты на деревьях»). Не стало и механизатора с Гомельщины Ивана Андреевича Целикова. А Геннадий Владимирович Юшкевич стоит на пороге своего восьмидесятилетия. Он ответил на позывные памяти — написал книгу «Последний из группы «Джек».
