Последний полет ласточки Полесья

"Мне усяго шаснаццаць светлых весна›, Будзе дваццаць, будзе сорак пяць..." Эти строки написала 16-летняя девочка из полесской деревни Поречье на тетради, которая предназначалась для самого заветного - стихов. На обложке с портретом Янки Купалы так и написано твердым, уверенным почерком отличницы: "Для верша›". Девочка не знала, что 45 лет ей не будет никогда. 20 ноября 1988 года ей исполнится 40, а еще через 5 дней она упадет из окна только что полученной квартиры на 8-м этаже престижного дома в Минске на улице Сторожевской. Уйдет из жизни, останется в литературе, в памяти, в легенде. Литература нуждается в мифах. Иногда мифы появляются на свет, так сказать, "запланированно", дабы привлечь интерес общественности к герою. Но, как известно, самый невероятный (и жестокий) выдумщик - сама жизнь. А жизнь юной полешучки Жени Янищиц складывалась вполне благополучно. Уже в детстве девочка заставила говорить о себе. В четвертом классе она к празднику 8 Марта написала стихотворение про маму, и школьные учителя перекопали все книжки и журналы, пытаясь угадать, откуда ребенок "заимствовал" произведение. Ну а когда самые отъявленные скептики уверовали в талант юной землячки, Женя Янищиц становится гордостью школы и вообще своей "малой родины". Со временем, кроме выступлений в "районке", появляются публикации в республиканских изданиях. Женя очень активна, стихи просто льются из нее. Каб не кiдаць марна Мне на вецер слоу, Я бяру упарта Сцежку без слядоу. Пракладу да мэты Я свае сляды, Каб на сцежцы гэтай Расцвiлi сады. Эти строки написаны в 1964 году, когда Янищиц еще училась в школе, но в них уже чувствуются романтика "шестидесятников" и целеустремленность творческой натуры. Юная поэтесса участвует во всевозможных литературных конкурсах, побеждает. На подрастающий талант обращают внимание "литературные зубры" - и Евгении открыта дорога в литературу. Ее принимают на филфак БГУ, в 20 лет издается первая книга, критики наперебой высказывают мнение разной степени восторженности... К испытанию "медными трубами" юное дарование готово - ведь все шло к этому! Евгения Янищиц, "палеская ласта›ка", автор проникновенных, очень светлых лирических стихов входит в культурный бомонд республики. "Напэ›на, шчасце › мяне не па ›зросту" - эта строка из первой книги. Когда поэтесса выходила замуж за поэта Сергея Панизника, красавца-военного, это стало событием республиканского масштаба. Свадебная фотография была напечатана в газете "Лiтаратура i мастацтва", на застолье присутствовала вся литературная элита. Забегая вперед, скажу, что спустя годы мне пришлось быть в музее Евгении Янищиц в ее школе, там за стеклом витрины хранится свадебный венок с фатой... Грустно, когда подобные вещи из семейных реликвий, вызывающих сентиментальные, трогательные воспоминания, переходят в разряд музейных экспонатов. Но это будет потом. А пока молодожены уезжают в Чехословакию, где в то время проходил службу Сергей Панизник. Рождается сын Андрей. Существует предрассудок - мол, две творческие натуры не могут ужиться под одной крышей. Мне самой довелось придумать немало вариантов ответов на вопросы подобного рода. Главное - понять, что женятся не два поэта, не два инженера либо учителя - Он и Она, мужчина и женщина, обладающие характерами разной степени сложности и разной степени готовности к компромиссам (а ведь что такое супружеская жизнь, как не Большой Компромисс!). Иное дело, что творческие натуры к компромиссам менее склонны, да и пристальное внимание публики к "звездной чете" оказывает такое же губительное влияние на семейную гармонию, как недобрый взгляд на младенца. Евгения Янищиц остается одна. У нее есть ее поэзия и сын. И - наша "благословенная" литературная среда. Между тем творческая карьера, не в пример личной жизни, складывается удачно. Янищиц - депутат райсовета Советского района города Минска, член правления и президиума Союза писателей, в 1981 году принимает участие в работе Генеральной Ассамблеи ООН. Одна за другой выходят книги, случаются интересные поездки. В 1978 году поэтесса становится лауреатом премии Ленинского комсомола Белоруссии за книгу лирики "Дзень вечаровы", в 1986-м - лауреатом Государственной премии БССР имени Янки Купалы за книгу лирики "Пара любовi i жалю". И все это - в довольно молодом возрасте. Какой удачливой она казалась, наверное, со стороны! Чем отдаленнее событие во времени - тем больше появляется версий, тем плотнее романтический флер, сквозь который мы его созерцаем. "Не уберегли" - сакральное восклицание неблагодарных современников всех времен и народов. Но можно ли уберечь от душевной боли, от невидимых травм? Один литератор, весьма поверхностно знакомый с Янищиц, всерьез уверял меня, что косвенно виноват в ее смерти, - постеснялся подъехать, поговорить по душам, повлиять... Как будто, кроме него, это некому было сделать, как будто его слова имели вес больший, чем кого-либо! Да не так все безнадежно - у поэтессы оставались хорошие друзья, близкие люди, которые ее любили... Другому одного этого хватило бы, чтобы найти силы жить. Через пять лет после смерти Евгении Янищиц мне довелось беседовать с ее матерью, Марией Андреевной. Вот строки из того давнего интервью о том, какой видела поэтессу ее мать: "Як яе пакры›дзяць - магла плакаць тры днi. Вельмi была датклiвая. Такой i засталася. Сама нiкога б не пакры›дзiла, але калi яе пакры›дзяць - не знойдзе спакою нiдзе. Яе талент бы› як калючы дрот для некаторых, аб яго яны калолiся. А › самой не было абароны". Што ж, i сама я уразумела : На вуснах з горыччу святла Жыву няутульна i няумела З нязменнай прагаю крыла. Разумеется, окружающие замечали неладное. Незадолго до смерти поэтесса стала ходить во всем черном, вела странные разговоры - словно прощалась. Попрощалась и с нами, со мной и моим мужем. Пожелала держаться друг за друга, потому что верить чужим нельзя, вокруг много врагов. На книжке, подписанной за день до смерти, слова: "Шчырым, таленавiтым маiм таварышам-паэтам - Вiктару i Людмiле Шнiпам - з пажаданнем вялiкiх творчых поспехау, шчасця у сям`i ды ладу, святла i любовi! Шчыра - Ваша Яугенiя Янiшчыц". А через день - страшная весть, по иронии судьбы долетевшая до нас из Москвы, - коллега-поэт позвонил спросить, правда ли, что Янищиц больше нет? Такие события нельзя предвидеть, наверное, просто потому, что не допускаешь их возможности. Когда приехала "скорая", поэтесса была еще жива. Но - асфальт, чуть прикрытый первым снегом, восьмой этаж... Версий было достаточно. Разумеется, говорили об одиночестве, неудавшейся личной жизни. О том, что роковую роль сыграло то, что поэтесса уверовала, будто добилась в литературе всего возможного, и поэтому решила уйти на покой - вечный. Сплетничали, разумеется, и о несчастной тайной любви. А вечарам, на схiле зоркi, Прымроiцца у пустым акне, Што клiчаш ты не цень мой горкi, А з жыта - жытнюю! - мяне! ...Желтый автобус польского производства с неотапливаемым салоном ехал через полесские болота, скованные тридцатиградусным морозом. "Десант" белорусских писателей, артистов, научных работников отправлялся на празднование 50-летия со дня рождения Евгении Янищиц на ее родину. А там "палеская ласта›ка" стала легендой. О знаменитой землячке вспоминали очень искренне и тепло. Дом, где она жила, школа, в которой она училась, парта, за которой сидела, - все стало исторической ценностью. Запомнилось многое - и не только выступления. В Пинском костеле святого Станислава, где проходил вечер памяти, на сцене упорно гасли свечи - как ни пытались их зажечь. Осталась в памяти и та свадебная фата в школьном музее, о которой я уже упоминала. В старом доме на стене - вышивка крестом, старательная работа старательной девочки: молдаванка, собирающая виноград. И - необычайно яркие звезды в небе Полесья, словно звенящие от мороза: наш желтый автобус безнадежно застрял на обратном пути где-то под Солигорском, на жутко пустынном шоссе среди мерзлых равнин. Починка продолжалась до полночи. Вконец измотанному шоферу помогал тогдашний главный редактор журнала "Неман" писатель Алесь Жук, бывший танкист. В промерзшем автобусе с заиндевелыми стеклами потихоньку умолкали беседы, стихи и песни. Было тихо, холодно, темно и жутко. И только в полночь удалось стронуть с места наш ненадежный транспорт. А на следующий день мы узнали, что еще два транспортных средства, груженных гостями Евгении Янищиц, ехавшие по другим дорогам, также остановились и вынуждены были ремонтироваться до полуночи. Я не люблю мистики. Игры разума со сверхъестественным - вещь небезопасная. Кое-кто пытался найти нечто сверхъестественное даже в имени и фамилии поэтессы, усматривая в них зашифрованное послание о "нищем гении". Не станем же рассуждать о том, что понять не можем. Поэзия, кстати, тоже, по мнению многих, должна постигаться не разумом. Удивительно, но у женщины, обладавшей "по жизни", видимо, трагическим мироощущением, стихи в большинстве очень светлые, даже если - о грустном. У поэзии Евгении Янищиц и сегодня много поклонников. Начинающие поэты приносят мне стихи, посвященные ей. Студенты охотно берут ее творчество как тему для курсовых и дипломных работ. Готовится сборник воспоминаний о поэтессе. Книга ее поэзии недавно вышла в Болгарии и пользуется успехом. Но что еще написала бы Евгения Янищиц, задержись она на подоконнике жизни? 1988 год - только начало перемен в обществе, в политике, в сознании. Наверное, нашла бы для себя новые темы, по-новому осмыслила бы многое. Незадолго до смерти она попробовала писать прозу... И, возможно, расстановка сил на сегодняшнем отечественном литературном Олимпе выглядела бы иначе. Но случилось то, что случилось. Ужо нi гром, нi бура не лякае, Не узяць мяне у абдоймiшчы тузе. Вось лапiчак зямлi маей, якая На песнi узышла, як на слязе. Евгения Янищиц похоронена на Восточном кладбище в Минске. 20 ноября ей было бы 55 лет - вполне плодовитый для литературы возраст. Но 25 ноября - 15 лет с того момента, как распахнулось в бездну окно на 8-м этаже.