Перрон быстро опустел, едва горящие зрачки последнего вагона, прощально мигнув, плавно закатились за веко горизонта. Сизые сумерки обволакивали станцию. Звездным светом замерцали желтые, синие, красные огни семафоров. У хлопающих дверей свежевыкрашенного вокзала вовсю веселился воробьиный табор. Выйдя из вагона, Костя с шумом втянул прохладный мартовский воздух, наслаждаясь запахом детства, проведенного с окрестной ребятней на железной дороге. Помимо мазута и дизеля, пожалуй, главной составляющей этого букета был аромат дальних странствий и приключений. Он, казалось, обволакивал легкой дымкой мерно стучащие колеса скорых пассажирских поездов, которые никогда не останавливались на их маленькой станции. От них веяло красивыми городами, незнакомыми людьми и вообще другой жизнью, на которую им, тогдашним желторотым постреленышам, так хотелось взглянуть хоть одним глазком.
По субботам Костя просыпался от резкого объявления по станции, что московский пассажирский прибывает на второй путь. Он наспех одевался и выбегал на улицу, где его уже ждал закадычный дружок Витька Ершов. Вместе они спешили на вокзал, расположенный в нескольких кварталах, искать брошенные пассажирами пачки от сигарет. Они искали их на перронах, шпалах, под платформами и у шумных, аппетитно пахнущих пирожками ларьков. Одно время среди пацанов их района целая эпидемия гуляла: все собирали сигаретные пачки. Порой находили редкие экземпляры от иностранных папирос, за которые устраивали жестокие битвы, оспаривая, кто заметил первым. Но с Витькой они никогда не дрались, считая свою мужскую дружбу самой прочной и вечной. Но пора детства и отрочества быстро пролетела, оба выросли, и оказалось, что у них совсем разные пути. Костя уехал поступать в столицу, где после окончания университета остался жить и работать. А Витька... В прошлом году, когда Константин навещал мать, его друг детства еще отбывал наказание в колонии строгого режима.
Костя неторопливо брел к дому по знакомым улочкам. Вечер лег по-весеннему сырой. Синяя густая морось плыла в голубом свете уличных фонарей, черно блестел асфальт. После душного вагона Костя никак не мог насытить легкие живительным кислородом. Шел нарочито медленно, хотя знал, что мать, ожидающая его приезда семичасовым скорым, уже накрыла на стол и нетерпеливо поглядывает то в окно, то на громоздкие старинные часы в углу. «Надо будет летом забор обновить», — подумал Костя, подходя к чуть покосившейся калитке с проволочной ручкой, врезанной в почерневший частокол.
Утром мать попросила навестить ее брата, который последнее время сильно хворал. Дядька Егор жил на другом конце города, и Костя решил пройтись пешком. На углу возле стадиона еще издали он заметил шумную толпу. В детстве на этом месте добродушная тетка Фаина торговала шариками вкуснейшего мороженого. Сейчас тут стоял пивной ларек, возле которого не самая почтенная публика пыталась поправить подорванное с вечера здоровье. Лицо одного из явных завсегдатаев этого островка пивного счастья Косте показалось знакомым. Он присмотрелся к небритому молодому человеку, который, активно жестикулируя свободной от кружки рукой, громко пытался что-то доказать своему уже плохо соображающему оппоненту.
— Витька? — вырвалось у Кости.
Обладатель вихрастого затылка и чуть оттопыренных ушей обернулся, и лицо его расплылось в улыбке, обнаружившей отсутствие сразу двух верхних зубов.
— О, Костян, какими судьбами? Мать приехал проведать?
Похоже, Витька искренне обрадовался этой неожиданной встрече.
— Да, вырвался наконец. Сейчас к дядьке иду, лекарства привез. А ты как? — Костя все еще не мог до конца поверить, что этот опухший, напоминающий пирата мужик и есть тот самый Витька Ершов.
— Ну я ж это... Вот уже пару месяцев, как откинулся, слышал, наверное. Так, пока осматриваюсь. На работу не шибко-то берут. Кому охота с зэком связываться, — Виктор криво усмехнулся, и в его взгляде проскользнула какая-то безнадежность и затаенная обида. — А ты знаешь, приходи сегодня вечером в «Прибой», на углу Гоголя и Пролетарской, помнишь? Посидим, потрещим.
— Добро, приду, — пообещал Костя.
По дороге домой он никак не мог отделаться от накатившего вдруг какого-то неприятно-тоскливого чувства. Перед глазами стояли одутловатое лицо и мутновато-пустые глаза Ершова.
Витька, конечно, никогда звезд с неба не хватал. В школе перебивался с троечки на четверочку, да и то, скорее, благодаря Костиной поддержке. Зато на улице Ершов был герой. Из любой драки, которую чаще всего сам и затевал, выходил победителем. И Костю, своего друга, конечно же, в обиду не давал. Однажды зимой щупленького очкарика Константина старшеклассники выбрали мишенью для обстрела снежками, причем попасть норовили именно в запотевшие стекла очков. Костя уже практически задыхался от облепившего лицо колючего снега и душивших слез боли и обиды, когда Витя увидел его из окна своего дома. В ту же секунду он вылетел, в чем был, — босиком и в одной майке, бросился защищать товарища. Силы были неравными, Витьке тоже здорово досталось, он к тому же потом воспаление легких подхватил. Но бугаи-старшеклассники отступили и больше Костю никогда не трогали...
— Куда это ты, сынок, на ночь глядя? — заволновалась мать, увидев, что Костя снова одевается.
— В «Прибой» схожу на часок, с Витькой Ершовым договорились там встретиться.
— Надо тебе алкаш этот, — заворчала мать, — целыми днями только и делает, что у пивной ошивается, смотреть страшно на него. Не будет уже, видать, толку. Все водка, проклятая, через нее ж ведь и за решетку попал. Напился до чертиков, в драку полез, парня приезжего чуть не убил, калекой оставил. Маринка его сразу на развод подала, к родителям с дочкой вернулась. Может, еще жизнь свою и устроит. Ты смотри, сынок, осторожно, не задерживайся.
В «Прибое» было шумно и очень накурено. Витька уже сидел за дальним столиком, перед ним стояли графин с прозрачной жидкостью и пара бокалов пива.
— Ну что, давай за встречу, — предложил он присевшему Косте и сразу же одним махом осушил налитую себе стопку. — Ну рассказывай, чем там в столице занимаешься?
— Я юрфак закончил, год без работы болтался. Теперь вот в юридическую консультацию устроился.
— Консультируешь, значит. А ты вот мне по старой дружбе совет дай. Бывшая жена к дочке на пушечный выстрел не подпускает, а она, может, единственное дорогое, что в жизни у меня осталось. Как быть?
— Такие дела через суд решать надо, если полюбовно не получается.
— Нет, не получается. Я уж к ней и так и этак, как говорится, со словами и без слов, как об стенку, — Витя махнул рукой и, налив себе еще полстакана водки, жадно выпил.
Они еще немного посидели, вспомнили некоторых одноклассников. Но разговор дальше не клеился. Все это время Костю не покидало ощущение пустоты и неловкости. Да и Витька явно ощущал себя не в своей тарелке.
— Я расплачусь, — засобиравшись домой, Костя достал портмоне, и ему показалось, что в лунках глубоко посаженных глаз Ершова блеснули недобрые огоньки.
Они сухо попрощались, стараясь не смотреть друг другу в глаза. Витька сказал, что посидит еще тут немного с соседской компанией, а Костя с облегчением вышел на свежий воздух.
— Права была мать — нечего было нам встречаться, — думал Костя по дороге домой, — но кто знал, что жизнь так повернется.
Он вдруг вспомнил, как однажды гонял по улице с Витькой мяч, разбил окно в одном солидном доме. Разъяренный хозяин, выбежав на улицу, схватил их обоих за уши и стал допытываться, кто виноват, чтобы знать, с чьих родителей требовать возмещения ущерба.
У Костиного отца был очень крутой нрав, и он сек сына за малейшую провинность. А в этом случае, наверное, до полусмерти бы забил. Витьке это было очень хорошо известно, поэтому он сразу взял вину на себя. Парень рос без отца и давно уже вышел из-под контроля матери, чьи воспитательные меры ни во что не ставил. Потом летом они сами заработали в соседнем колхозе нужную сумму на новое стекло, хотя до этого весь год мечтали купить один на двоих велосипед.
А в старших классах мальчики влюбились в одну девчонку. Светка же морочила головы им обоим, не зная, кого предпочесть: самоуверенного и бойкого Витю или спокойного и интеллигентного Костю. И тогда Константин решился на одну хитрость, граничащую с подлостью. Однажды на танцах он шепнул Светке, что Витька на самом деле уже давно сохнет по ее однокласснице Алесе. Уязвленная красавица, естественно, стала встречаться с Костей. Витя же мужественно перенес этот удар судьбы. Видно было, что он очень переживал, но на их мужскую дружбу это никак не повлияло. Тем более что через месяц Светка закрутила роман с другим. В общем, вертихвосткой оказалась, не стоила она той подлости, при воспоминании о которой Костя краснел и теперь. Хорошо, что Витька так ничего и не узнал. А может, узнал (у девчонок языки длинные), но ничего не сказал? Ладно, чего уж теперь, дело прошлое.
Шагая по абсолютно безлюдным улочкам родного города, Костя вдруг подумал, что вряд ли в его жизни еще когда-нибудь встретится такой преданный и беззаветный друг, каким был Витька. А ведь, по большому счету, на сегодняшний день ему вообще некого назвать своим другом. В студенческие годы со многими весело в общаге время проводил. Но так, чтоб близко, ни с кем не сошелся. Теперь вот на работе тоже с коллегами хорошие, но чисто деловые отношения. А может, это и к лучшему? У кого нет друзей, тот не наживет и врагов. Так, по крайней мере, один мудрый англичанин считал.
До родительского дома было уже совсем близко, когда Костя услышал за спиной быстро приближающиеся грузные шаги. А через пару мгновений он почувствовал, как что-то очень твердое и тяжелое опустилось на голову. Следующий удар свалил его с ног на землю.
Очнулся Константин в больнице. Туго забинтованную голову «украшали» десять швов, глаза болезненно щурились от невыносимо яркого солнечного света, льющегося через окно палаты.
— Тут с вами следователь хочет поговорить, — пожилая медсестра заботливо поправила край одеяла.
В палату уверенно вошел лысоватый мужчина средних лет в небрежно накинутом поверх серого костюма белом халате.
— Примет нападавшего вы, Константин Семенович, конечно же, не помните? — сразу взял быка за рога следователь, представившийся Романом Алексеевичем.
— Нет, напали со спины, я не успел обернуться. Поэтому, к сожалению, не имею ни малейшего представления, кто бы это мог быть, — Костя сам испугался своего голоса: таким он был хриплым и безжизненным.
— Это, конечно, осложняет поиски преступника. Ну а с кем вы встречались до нападения? — без особого энтузиазма в голосе поинтересовался следователь.
— Только с другом детства Витей Ершовым. Мы в «Прибое» посидели, и я пошел домой. Но он точно не мог, мы были не разлей вода.
— Это эмоции, а мне нужны факты, я все версии проверить должен. И друга вашего тоже нельзя исключать из списка подозреваемых. Знаете, Наполеон Бонапарт говорил: «Да защитит меня Бог от моих друзей, с врагами же я сам как-нибудь справлюсь». Ну вы поправляйтесь, а я загляну через пару деньков.
Но Роман Алексеевич снова появился в дверях палаты уже следующим вечером и явно в приподнятом настроении.
— Ну что, Константин Семенович, плохо, видимо, вы знаете своих друзей. Нашли мы при обыске у Виктора Ершова и ваш телефон, и ваше портмоне. Он уже дал признательные показания. Деньги почти все в целости и сохранности, за исключением небольшой суммы. Друг ваш сказал, что дочке на велосипед потратил. Вот так. С учетом предыдущей судимости срок ему светит приличный.
— Послушайте, — заволновался Костя, — а если я напишу, что не имею к нему никаких претензий, тогда его отпустят?
— Нет, Константин, вы серьезно пострадали. И разбой, знаете ли, статья нешуточная. Так что вряд ли вы сможете чем-то помочь своему так называемому другу. Да и стоит ли? Он же не думал о вас, когда бил по голове обрезком металлической трубы, а потом оставил с пробитым черепом в темном переулке. Вам еще, можно сказать, повезло, в рубашке родились. Если бы не случайный прохожий, вовремя вызвавший «скорую», то, возможно, наш сегодняшний разговор мог бы и не состояться.
Костя неподвижно смотрел на больничную дверь, за которой уже давно скрылась мешковатая фигура следователя, и думал о том, что, несмотря ни на что, в душе нет ни злости, ни обиды на единственного друга. Правда, теперь уже бывшего.
