Готовностью к искуплению покаяние не исчерпывается

В  биографии Марии Египетской есть две странные черты, которые всегда меня озадачивали. Во-первых, как девочка 12 лет, отдавшись распутству, погрузившись в этот водоворот мерзостей, ни разу не испытала укоров совести? Ведь житие подчеркивает именно эту натуральную беспечность в блуде, которой отличалась будущая пустынница. У Достоевского есть Соня Мармеладова, у Мопассана мадам Пышка и многие другие, часто написанные с натуры персонажи, которые, несмотря на «своеобразный» образ жизни, все-таки понимали, что тонут в грязи и предаются мерзостям. Мария Египетская жила в Александрии в конце V века. В городе было множество христианских церквей, святынь, рядом в пустыне обитали выдающиеся подвижники, а Мария жила, словно в языческой древности, словно «дитя полей», будто бы и не было возвещено Евангелие всему миру.

Во-вторых, почему вдруг у человека открылись глаза, как у многолетней распутницы проснулся стыд, откуда ему было взяться? Это чудо. Это призыв на служение, и 17 лет отдала преподобная пустыне, чтобы искупить 17 лет греха.

Эти два вопроса — не просто литературный или богословский интерес. С каждым годом я все чаще встречаю людей, которые совершенно искренне не понимают, что такое грех, людей, будто бы нравственно невменяемых. И я не знаю, как объяснить, что такое грех, даже не уверен, что это вообще можно как-то объяснить. Ведь и Марии никто не читал лекцию о нравственности или соблюдении заповедей Божиих. Господь не пустил ее в церковь, и почему-то именно это сопротивление святыни внезапно открыло ей глаза.

Была ли Мария «падшей женщиной»? Чтобы пасть, надо на чем-то стоять, а эта девушка взрослела вместе с грехом. Было ли ей откуда падать?

«Падение» в монашеском словаре — технический термин. Он означает особо тяжкий греховный поступок. Чаще всего в аскетических текстах этим словом описывают нарушение обета целомудрия. Человек стоял и вдруг упал. Люди ходят на двух ногах. Животные передвигаются на четырех. Гады ползают на чреве, пресмыкаются. Однако значение слова «падение» еще драматичнее: греческое «птосис», которое мы и переводим словом «падение», указывает еще и на убитых в сражении. «Птосимос» — павший, сраженный, убитый, труп. «Падение», «павший» — из военного лексикона.

Христианин сражается «против духов злобы поднебесных» (Еф. 6:12). Перед началом монашеского пострига настоятель, как бы проверяя решимость инока, бросает к ногам постриженика ножницы. Будущий инок поднимает их и решительно вкладывает в руки настоятеля. Это повторяется трижды. Потом настоятель делает «последнее предупреждение» перед постригом: «Виждь Кому обещаваешися, и к Кому приступаеши, и кого отрицаешися».

Принять постриг — бросить вызов дьяволу, открыто вступить в противоборство. Но монашеский постриг выстроен по образцу таинства Крещения. Каждый христианин — воин Христов, а значит, он в зоне риска, он — под огнем противника, он может оказаться в числе павших.

Падение — еще не смерть, но смертельное ранение. В падении можно жить. Но грех — это «черная дыра», которая вытягивает из человека силы жить. Грех способен превратить живого и жизнерадостного человека в трупоносца, мертвеца среди живых. Нет в грехе радости. Нет там жизни. Одна иллюзия и обман. И если вдруг случится чудо и откроются у человека глаза, первое, что он увидит, — мертвец.

«Зрение греха» и жажда чистоты не исчерпывают труда покаяния. Есть и третья ступень — готовность к искуплению. Святой Лествичник записал очень важные слова: «Признак прилежного покаяния заключается в том, что человек почитает себя достойным всех случающихся ему видимых и невидимых скорбей, и еще больших» (5:38).

За 17 лет распутства святая Мария несла труд 17 лет жизни в пустыне. «Достойное по делом моим приемлю». Этот труд нужен не Богу. Господь прощает нас сразу, сколько бы мы ни падали. Этот труд искупления нужен нам. Не все мы готовы к подвигу, не у каждого хватит на это сил и решимости. Лествичник говорит о готовности к безропотному и благодарному принятию скорбей и болезней ради искупления своих падений. Так Господь доверяет нам труд самоочищения. В этом и есть смысл скорбей.

Но и готовностью к искуплению не исчерпывается покаяние. Самое главное — это милосердие, милость к падшим, а значит, и к себе. Человека, кающегося по-настоящему, воистину ставшего на путь покаяния, отличают доброта, милосердие и снисходительность. Кающийся — тот, кто пережил падение и восстание, знает дыхание смерти, когда жизни остается совсем на донышке. Такой человек может сочувствовать другим падшим, и кто знает, не потому ли Господь порой допускает наши падения, чтобы мы стали добрее и снисходительнее?

Архимандрит Савва Мажуко