Есть такие знакомства, которыми можно гордиться всю жизнь. И дело тут даже не в гордости, а в удовольствии от общения. Мне, например, страшно повезло - в одной из командировок я познакомилась с легендарным человеком, самым известным журналистом-международником советской эпохи Всеволодом Владимировичем Овчинниковым. Миллионам телезрителей он знаком по жутко популярной в свое время телепередаче "Международная панорама". Этот человек так много видел и знает, настолько обаятелен и ироничен, что за ним стоит постоянно носить включенный диктофон.Недавно Всеволод Владимирович в качестве обозревателя газеты "Союз" побывал в Минске, и мы с ним снова встретились. Интервью в обычном его понимании "вопрос - ответ" не было. Всеволод Овчинников вспоминал, размышлял, анализировал. Мне оставалось только записывать его монологи.
О себе и профессии
Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые! Я пропустил через себя три четверти XX века. Многовато на одну жизнь. Только ленинградская блокада - 400 дней. Окончил 7 классов до войны. Из 24 мальчиков весной осталось 7. Девчонки почти все живые, а для мальчишек возраст 15 лет - очень трудный. Я выжил, потому что ловил кошек. Поймать-то легко, но вот что с ней делать потом - она же царапается. Ловил их, сажал в мешок и носил в госпиталь, где медсестры делали им укольчик. Кошки засыпали, я их свежевал, и мы неделю были с едой. А после дистрофиком я приехал в Сибирь, в Томскую область.
Ленинградский мальчик, который всю жизнь считал, что булки растут на деревьях, поступил в школу счетоводом, чтобы кормить маму и младшего брата. Я освоил бухгалтерию настолько, что к концу года делал финансовые отчеты соседним колхозам. А наняли меня за мешок картошки и немного муки в месяц. За год я прошел еще 3 класса в школе. Потом выяснилось, что это спасло мне жизнь. Потому что в 1943-м я пошел в армию, командовал противотанковой пушкой и до конца войны, вероятно, не дожил бы. Но в 1944 году Сталин издал указ: всех окончивших 10 классов или призванных из 10-го направлять в военное училище. Так я попал в морское училище в родном Ленинграде. С балеринами танцевал мазурку. Должен был стать командиром подводной лодки. Вдруг выяснилось, что я щурюсь, когда стреляю, - близорук. Начальник училища изрек: "Овчинка выделки не стоит". И меня отчислили для дальнейшего прохождения службы в таллинский флотский экипаж. Но без образования - это кошмар. Еле-еле уговорил послать меня в военный институт иностранных языков. Там был военно-морской факультет. Поступить туда, не будучи сыном генерала или выдающимся спортсменом, невозможно. Что я делаю? Сам прошусь на китайский язык. А в ректорате 17 заявлений: ради Бога, любой другой язык, только не китайский. На мне было решено провести испытательную работу. В назидание всем меня приняли и начали приводить в пример - вот вы проситесь о переводе, а человек сам пожелал изучать китайский.
Прошло 3 года. В Китае победила революция, и в итоге - у меня самая престижная специальность: китаист. И вот мне доводится переводить на встрече двух главных редакторов - "Правды" и "Жэньминь жибао". Оба - философы, оба шутят. А я на самом деле не понимаю ни того, ни другого, но вошел в раж и импровизирую что-то вроде "гносеологические корни агностицизма"... Нахальным образом вру по-китайски и по-русски. Они хохочут, они в восторге от себя, от друг друга и от меня. Редактор "Правды" хвалит меня и просит принести ему почитать мою дипломную работу о Китае. Прочел и зовет работать у него. А я не могу - учусь "на Штирлица". Он говорит: "Это моя забота". Я заполнил анкеты, Маленков подписал разрешение откомандировать старшего лейтенанта Овчинникова в распоряжение редактора "Правды". Так и стал журналистом.
А самым молодым журналистом-международником я стал вот как. Приехал в Оренбург Симонов из Китая и привез с собой китайский деликатес - особого приготовления тухлые яйца жуткого вида в глине с кунжутом. Редактор "Правды" вызвал меня и спрашивает: "Вы знаете, что это?" Я с наглым видом отвечаю: "Конечно!" (а сам впервые в жизни вижу). "Можете съесть?" - "Естественно". Беру это яйцо, как Христофор Колумб, разбиваю, глина осыпается, а внутри что-то зеленое желеобразное с резким запахом мочи. Я залихватски все это в себя опрокинул. Редактор нажимает кнопку: "Начальника отдела кадров ко мне". Тот приходит: "На товарища Овчинникова документы в ЦК направляйте, пусть едет в Китай. Он готов".
О советской журналистике
Когда мы готовили к печати мою книгу "Ветка сакуры" - 30 лет спустя", редактор издательства у меня спросил: "А вы произвели десоветизацию текста?" - "Как это понимать?" - спрашиваю. "Ну вы же писали это в советское время. Теперь и Япония другая, и мы другие. Надо все пересмотреть". Я добросовестно перечитал весь текст. Как ни странно, практически ничего менять не пришлось.
По поводу того, как мне это удалось, расскажу одну байку. Я был в городе Шаразе, в Иране. Там существует такая традиция - посещать могилу Хафеза. На могильной плите лежит огромный сборник классической иранской поэзии, который нужно наугад раскрыть и прочитанное четверостишие считать главным напутствием в жизни. Я открыл и прочел: "Воспевать красоту звездного неба вправе лишь тот, кто хорошо изучил законы астрономии". Это напутствие стало для меня величайшим щитом в советское время. Я понял, что сила журналиста не только в его поэтическом взгляде, но и в компетентности. Своей компетентностью в вопросах востоковедения я смог убедить начальство и в газете "Правда", и на телевидении, что со мной лучше не спорить - можно попасть в неловкое положение. Со временем начальство перестало даже особенно контролировать то, что я писал из Англии. Однако в самом начале карьеры редактор "Правды" - белорус, сыгравший огромную роль в моей жизни, - Михаил Васильевич Зимянин называл меня "Инфантерибль", то есть несносное дитя. Ему иной раз звонил Михаил Суслов и строго спрашивал: "Что этот ваш Овчинников себе позволяет? Как это самый молодой член редколлегии "Правды" может запросто пойти к Твардовскому в "Новый мир" и отдать ему какую-то книгу, которую тут же печатают? А она меж тем являет собой пример ереси в двояком смысле. Во-первых, нет классового подхода, а во-вторых, идеализирует капиталистическую действительность". Михаил Васильевич мне после этого говорил: "Ну, Всеволод, с тобой не соскучишься". И тем не менее не трогал, прикрывал даже, за что я ему очень благодарен. Правда, один случай не очень приятный все же припоминается.
В "Правду" я пришел в 1951 году офицером флота, 25 лет. А в 1975 году исполнилось 25 лет моей журналистской карьере. По этому случаю меня представили к очень высокому ордену. В то время как раз кипели страсти вокруг "Ветки сакуры" и "Корней дуба". Зимянин меня вызвал и сказал: "Извини, Всеволод, я был вынужден наградные документы отозвать, иначе был бы большой скандал. Но ты не огорчайся. Лучше быть без ордена, но автором таких книг, чем наоборот". Я понял, какой он мудрый человек.
О принципах и беспринципности
За 50 лет моей творческой деятельности в нашей профессии многое изменилось. Престиж журналиста упал. Я сейчас говорю о России. Как у вас - вам виднее. То есть я не завидую тем ребятам, которым приходится начинать сегодня. Казалось бы, в мое время мы должны были быть заангажированными системой более, чем нынешние молодые. Однако, честно вам признаюсь, бывали такие случаи, когда я мог себе позволить уклониться от тех или иных комментариев. Например, в 1968 году о Чехословакии. Но, по большому счету, я не врал в принципе. Этим, наверное, и объяснялся мой престиж. Сейчас бытует очень однобокое представление о журналистике тоталитарной эпохи. В "Правду", например, поступала тысяча писем в день. В газете существовала огромная служба по реагированию на читательскую корреспонденцию, в которую в том числе входило 50 опытных юристов. В то время популярным был анекдот: "Что общего между министром и мухой? И того, и другую легко прихлопнуть газетой". То есть маленький человек мог найти через газету защиту от чиновника-бюрократа. Сегодня эта функция напрочь исчезла, по крайней мере, в российских СМИ. Девизом перестройки Горбачева была гласность. Сегодня можно публиковать любые разоблачения. Гласность появилась - исчезла слышимость. Вы можете написать, что чиновник такой-то при зарплате в 400 долларов построил особняк стоимостью в полмиллиона, сопроводить материал снимками. А назавтра об этом забудут. Едва избавившись от диктата партийно-государственного контроля, пресса тут же попала под контроль денежного мешка. С одной стороны, владельцы приватизированных СМИ гораздо чаще и беззастенчивее вмешиваются в редакционный процесс, чем это бывает на Западе, например. А с другой стороны, рекламодатели, в особенности на телевидении, стали делать свою погоду. В погоне за рейтингом потакают низменным человеческим страстям. Вместо того чтобы повышать планку, они потворствуют низким, извращенным вкусам. Как мы помним, классическая формулировка роли СМИ - это троякая функция: информировать, просвещать, развлекать. Что касается первой функции, то в условиях советского строя, конечно же, очень тенденциозно подбирались факты о внутренней жизни и внешнем положении. Но при этом все же СМИ выражали недовольство масс и помогали выпускать пар. Сейчас информирование подчинено сенсационности. Просветительская же функция отошла на задний план и вовсе. Хотя даже в сталинские времена из репродукторов звучала классическая музыка. А мои внуки уже не слышали голоса Шаляпина, не узнают арий из опер Чайковского. Тем самым мы себя страшно обедняем. Ради какого-то тоненького слоя, который тоже, впрочем, нужен, мы отказались от того ценного, что накапливалось веками.
О союзе Беларуси и России
Я горячий сторонник этого объединения. И понимаю, почему идет такой мощный накат на Президента Беларуси. Он не позволил создать мародерский капитализм. В этом смысле я очень люблю историю о Генри Форде-старшем, который заработал свой первый миллион, когда выпустил 35 тысяч автомобилей. А у нас люди заработали по несколько миллиардов, ничего не производя. Что касается Беларуси, то я здесь улавливаю некоторое созвучие с китайскими методами ведения рыночных реформ. По этому поводу мне вспоминается беседа Горбачева с Дэн Сяопином в мае 1989 года. Горбачев убеждал его, что пока мы не сроем бульдозером всю политическую систему, никакие реформы не пойдут, потому что аппарат все будет глушить. На что Дэн Сяопин привел ему очень красивую метафору. Существует рыночная экономика и социалистический строй, а между ними - бездорожье. Если вы перережете рулевые тяги вашей машины, то как из одного места переедете в другое? И оказался прав. Китайцы тоже не стали спешить с приватизацией. Они сделали упор на привлечение иностранных инвестиций путем создания специальных экономических зон. Благодаря привлекательному инвестиционному климату капитал потек реками. В последнее время страна получает ежегодно 40 - 50 миллиардов долларов иностранных капиталов. А за 20 лет реформ - 370 миллиардов. Сейчас китайцы имеют только налогов с иностранного капитала 14 миллиардов. Это сопоставимо с расходами на оборону.
А кроме того, А.Лукашенко не пошел на разрушение научно-технического потенциала и не превратил Беларусь в сырьевой придаток. Конечно же, рано или поздно, но Беларусь и Россия объединятся по-настоящему. Весь мир стремится к объединению. Почему Европа интегрируется, а мы должны расползаться? Это же абсурдно - создавать новые заводы по производству деталей, если они существуют в Беларуси! Это нонсенс с точки зрения законов экономики и просто здравого смысла.
