Судьба Виктора Ильина, без преувеличения, неотделима от истории отечественной науки. Он 27 лет возглавлял один из крупнейших вузов страны МРТИ (БГУИР). Плюс 10 — является его почетным ректором. Институт под его руководством разросся, «возмужал». «Золотую осень» (недавно Виктору Макаровичу исполнилось 80) патриарх опять–таки проводит в трудах — пишет статью. Он всегда мечтал посвящать больше времени научной работе. Вот только львиную долю времени и сил приходилось отдавать административным хлопотам. Однажды, решая рабочий вопрос, едва Новый год не пропустил... Коллеги, не сговариваясь, отмечают «фирменные» качества ректора — здравый смысл, скромность, порядочность, интеллигентность. Может, все это и есть формула профессионального долголетия?
— Виктор Макарович, говорят, сама история вашего выдвижения на должность ректора БГУИРа была не совсем обычной...
— Пожалуй, да. Вообще–то я окончил Белорусский политехнический институт по специальности «Электрические станции, сети и системы» и проработал там 18 лет. Три года был заместителем декана энергетического факультета, в ту пору самого крупного в БПИ. Но вот однажды меня вызвали в горком партии и предложили стать проректором по учебной работе радиотехнического института. Согласился я не сразу. Административная работа тогда особенно не привлекала, больше нравилось заниматься наукой. Но прислушался к совету ректора БПИ Петра Ивановича Ящерицына и предложение принял. А спустя 14 месяцев в Москве в Кремлевском Дворце съездов проводили всесоюзное совещание по вопросам высшей школы с участием в основном секретарей парткомов и ректоров вузов. И тут мне позвонил тогдашний министр образования Николай Мешков: «Вы должны ехать...»
— Отказаться было нельзя?
— Немыслимо! И вот уже в Москве вечером в гостинице стучится ко мне в номер ректор нархоза Федор Боровик: «Заходите ко мне, собрались несколько моих коллег и товарищи из ЦК КПБ». Неловко как–то. Но все же захожу. И заместитель одного из отделов ЦК встает и говорит: «Давайте выпьем за нового ректора!» Я опешил: ведь до этого даже намека не было. А через неделю после возвращения позвонил министр и сообщил об официальном приказе. Тогда как раз начиналась эпопея с внедрением вычислительной техники. Наш вуз был выбран одним из семи в стране, где результаты вступительных экзаменов обрабатывались с помощью ЭВМ. Кстати, такая практика просуществовала около 20 лет, пока в вузах не внедрили ЦТ.
— Помнится, Жорес Алферов, когда у него спросили, что он считает символом ХХ века, назвал транзистор. Вы согласны с лауреатом Нобелевской премии?
— Пожалуй. А на смену транзистору пришел нанотранзистор! Наноэлектроника сейчас широко осваивается. Есть в БГУИР и соответствующая мощная кафедра. А с Жоресом Ивановичем мы хорошо знакомы. Еще будучи студентом четвертого курса «политеха», я отправился в Ленинград изучать технику высоких напряжений. Тогда, в 52–м году, единственная на весь Советский Союз высоковольтная лаборатория была в Ленинградском электротехническом институте. Причем, представьте, со времен Ломоносова. Жорес Алферов тоже в свое время там учился, потом стал директором Физико–технического института имени А.Ф.Иоффе, хотя поначалу окончил в Минске первый курс энергофака БПИ. А посоветовал ему перевестись в ЛЭТИ и заняться только зарождавшейся тогда электроникой школьный учитель! Познакомились мы уже в Минске. Алферов приезжал в Белоруссию к родителям. И нередко заходил к нам в институт, интересовался, как развивается электроника.
— Сам город на Неве вам понравился?
— Очень. Тогда я был старостой группы, и в свободное от занятий время мы с ребятами принялись изучать Ленинград исторический. Каждый день две недели подряд ходили в Эрмитаж, пока на нашу ватагу не обратили внимание работники музея и не спросили, кто мы, откуда. И тогда... предложили нам посмотреть и запасники. Каких только богатств там не было!
— Коллеги считают вас знатоком истории и живописи и вспоминают о совместном посещении Дрезденской галереи. А какой экспонат оттуда вам бы хотелось увидеть еще раз?
— «Сикстинскую мадонну». Но, кстати, с той поездкой связан и малоприятный эпизод. Примерно в двухстах километрах от Дрездена находится город Митвейда. У нашего университета был заключен договор с их Высшей технической школой. Там нас пригласили на вечер, расспрашивали о впечатлениях, и вдруг один немец заявляет: собрание картин похищали советские солдаты. Вы представляете?! А мне эта история была хорошо известна. Какое–то время коллекция действительно находилась в Советском Союзе, реставрировалась и сохранялась. И меня, признаться, просто взорвало. Я сказал: а посмотрите, как во время войны была разворована Беларусь! Наш дом в деревне сожгли, электростанцию растащили на медь, школу разобрали по бревнышкам, чтобы построить мост через Сож. Метрики были разбросаны по земле, у многих были утеряны, потом люди не могли получить пенсии... Когда я смолк, раздались аплодисменты.
...Или помню, как мы с ректором Вуппертальского технического университета, доктором экономических наук договорились прогуляться по городу, где родился Фридрих Энгельс. Идем по названной в его честь улице, видим мощную скульптуру рабочего, а рядом — небольшой деревянный дом с табличкой. На ней указано, что в этом доме появился на свет и жил идеолог марксизма, причем даты рождения и смерти нет. Я удивился, а провожатый в ответ мне их называет. И неправильно! Поправляю его: 1820 — 1895 годы. Значит, оправдывается, спутал с Карлом Марксом. И ведь опять ошибается! И кто из нас должен лучше знать немецкую историю?
— Почему вам запомнились эти даты?
— А я знаю не только их. Хотите, сейчас перечислю периоды правления всех русских царей? Допустим, Иван Грозный правил до 1584 года. В 1533–м стал великим князем, а в 1547–м состоялось его венчание на царство. Для меня каждая дата — символ эпохи, за цифрами вижу время и разворачивающиеся в ту пору события.
— По аналогии, какой стиль «правления» был свойствен вам?
— Я старался быть внимательным к людям. Бывали, правда, и неприятные случаи. Например, кто–то из преподавателей поднимет смуту, пеняет на непорядок на кафедре. А потом выясняется, что он сам как специалист ничего собой не представляет. Подчас, конечно, требовались и волевые решения. Когда у нас в институте создавался вычислительный центр, я узнал, что совместно с Министерством образования Совет Министров приобрел для БГУ самую мощную в то время 61–ю электронно–вычислительную машину. Но подходящего помещения с холодильными установками в университете не было. А срок введения ЭВМ ограничен, всего четыре месяца. Ее оставили в Щемыслице, под Минском, в ангаре, где три месяца она простояла мертвым грузом. Тогда я пошел ва–банк. Сказал министру: «Вас ждут большие неприятности. Огромные средства вложены в машину, а в БГУ ее не используют. Через месяц истекает срок ввода в эксплуатацию. Передайте ЭВМ нам, не пожалеете». Так удалось оборудовать один из мощнейших вычислительных центров в Союзе.
— А на выбор профессии сыновьями ваше мнение повлияло?
— Нет, у них была свобода выбора. Оба окончили БГУИР по дисциплине «Автоматика и телемеханика». Но моя позиция была принципиальной: потрудитесь сами выбрать специальность. Будучи ректором, я нередко наблюдал картину, когда родители отдавали детей в престижный технический вуз в погоне за модой вопреки их воле. Доходило до казусов. Однажды к нам на приемные экзамены приехал министр образования. Поднимаемся с ним по лестнице, а навстречу вприпрыжку спускается улыбающийся до ушей абитуриент.
— «Пятерку» получили? — спрашиваем.
— Нет, что хотел! «Двойку»!
— Как же так? — изумляемся.
— А это родители настаивали, чтобы я сюда поступал. У меня другие интересы. Но разве старших переубедишь?
Мне всегда хотелось, чтобы у нас учились лишь те, кому это близко. Я даже предлагал ввести систему конкурсного отбора во время учебы. Бывает ведь, абитуриенту не хватает полбалла на вступительных экзаменах. А в процессе учебы он превосходит бюджетника, который перестает работать. Почему тогда мы второму выдаем индульгенцию? Заметьте причем, образование — единственная отрасль народного хозяйства, которая не борется за снижение себестоимости.
— Себестоимости?
— Вот именно. Я когда–то поинтересовался у сотрудников финансовой службы Министерства образования, почему они не дают сведений об экономических показателях по вузам, о себестоимости, рентабельности? На производстве так: если фирма крупнее, значит, она экономичнее. У нас в университете, оснащенном дорогостоящей техникой, и рентабельность, считаю, гораздо выше по сравнению с другими учебными заведениями. Почему? Мы не гнались за количеством кафедр, за дроблением специальностей, рационально выделяли деньги на хозяйственные нужды, наладили прочные контакты с зарубежьем, куда поставляли и поставляем свою научную продукцию.
— Виктор Макарович, мы все о науке, культуре, высоких материях. А вот в личной жизни вы счастливы?
— Супруга была моей студенткой. Я тогда читал целому потоку лекции. Мне это нравилось, приходил без конспекта и беседовал с ребятами. К тому времени я уже был доцентом. С женитьбой не спешил, после войны мы жили бедно. Но Валя мне приглянулась, стали встречаться. Первый сын родился, когда мы жили еще в общежитии. А в прошлом году мы отметили золотую свадьбу...
Справка «СБ»
Виктор Макарович Ильин — ректор Минского радиотехнического института (ныне — Белорусский государственный университет информатики и радиоэлектроники) с 1973 по 2000 год. Заслуженный работник высшей школы БССР, кандидат технических наук, профессор, академик Международной академии наук высшей школы, почетный ректор БГУИР. В 2000 году вышел сборник поэтических произведений и фельетонов Виктора Ильина «Разное».
