Василий Раинчик, руководитель ВИА «Верасы», — весьма примечательная, разносторонняя личность. Он дважды окончил консерваторию — как пианист и по классу композиции, написал много песен. Вдобавок Василий хороший организатор и, как он сам однажды сказал о себе: «Я не столько музыкант, сколько директор музыки».
Интересно, что меня с Раинчиком объединяла не только работа в «Верасах», но и спорт — прыжки в воду. Я занимался в бассейне минского института физкультуры у тренера Мацука. Тренировался и Василий и прыгал весьма сильно. И как только выдавалась возможность на гастролях попасть в бассейн, как, например, на спортивной базе наших олимпийцев в Абакане, мы с удовольствием делали синхронный прыжок «ласточку» с пятиметровой вышки. Это смотрелось очень эффектно, и наши девушки — Ядя Поплавская, Надежда Микулич, Галина Пучкова — с интересом наблюдали за нашим неожиданным перевоплощением.
А однажды во время гастролей в Болгарии нас отвезли днем на высокогорное озеро. И вот, загорая всем ансамблем на узкой полоске берега и любуясь ландшафтом, мы увидели, как со скалы прыгнул в воду какой–то местный. «А нам что, слабо?» — спросил меня Василий.
— Сережа, — обратился Раинчик к нашему барабанщику Грумо, — залезь на скалу, посмотри, как там и что? Видно ли дно?
Сергей стал подниматься на скалу. Мы на несколько минут отвлеклись, а когда опять посмотрели вверх, увидели, что Грумо медленно подползает к краю скалы по–собачьи. Поняв, что ему очень страшно, и скала только издали кажется невысокой, мы стали взбираться на нее сами. И когда подошли к краю, поняли, почему полз Грумо...
Одно дело — прыгать в бассейне с пятиметровой вышки, зная, что глубина воды — четыре с половиной метра, другое — с высоты 20 — 25 метров, не представляя дна. Мы молча смотрели вниз, в груди щемило. А потом посмотрели друг на друга. «Знаешь что, Гена, — произнес Василий, — а ведь мы можем тут и разбиться. И ради чего? Покрасоваться перед нашими девушками? Не стоит оно того, — пошли обратно».
Так мы победили собственную гордыню и остались целыми и невредимыми. Ведь, как говорили древние: гордость предшествует падению. К таким экстремальным прыжкам надо долго готовиться.
Так Раинчик спас и себя и меня от безумства, проявив не трусость, но разум. В другой раз я спас его. Однажды морозной зимой «Верасы» в конце гастролей по Сибири оказались в уральском городе Глазове.
Нас удивило, что там все ходили медленно, словно сонные. Только потом мы узнали, что в Глазове находится завод по производству урана. Мы дали там аншлаговые концерты, и руководство города решило предоставить нам возможность восстановить силы и попариться в загородной бане. Парились мы долго, вместе с делегацией руководства эстрадного отдела Белгосфилармонии. А из артистов на встрече были только Раинчик и я. Наша усталость и ядреный пар сделали свое дело: мы с Василием заснули. Когда я очнулся, вокруг никого не было. Я был один в полумраке бани. Все уехали на автобусе. «Ну, красавцы, — подумал я. — Заботятся только о себе, а мне придется пешком добираться». И только двинулся в путь, как услышал позади какой–то шорох.
Оглянулся. Увидел на крыльце что–то темное. Вернулся и, приглядевшись, узнал в темном силуэте Василия Раинчика. Он сидел на крыльце, прижавшись спиной к двери, и был в глубоком сне. Тогда я стал стучать в уже запертую дверь — безрезультатно. Видимо, бабка–сторожиха боялась с нами оставаться до утра. Чертовщина какая–то, прямо Агата Кристи. Ведь через два часа на таком морозе из Василия получится эскимо. Взгромоздив его на плечо, понес эти 70 с лишним килограммов, по дороге вспоминая о подвигах комсомольцев 20–х годов и как бы повторяя про себя все время: «Врешь — донесешь».
Поэтому, наверное, и смог дойти до города, а потом и до гостиницы. Вот так. Мы своих в беде не бросаем.
